Луна для влюбленных

Рассказ священника вес более зачаровывал Синтию.

Отец Баптисте покачал головой:

– В конце концов Мария оставила Тьюлу и уехала с каким-то молодым человеком в Агу-Приета. Некоторое время он жил с ней, потом исчез. Возможно, его убил соперник. После этого Мария меняла мужчин как перчатки.

– Возможно, она так и не забыла своей первой любви, – вступила в разговор Синтия.

– Возможно, – согласился отец Баптисте, – но я знаю, что она хотела, чтобы ее любили в родной деревне, как ее мать-curandera. И в то же время она стремилась к более увлекательной и беззаботной жизни.

Но вскоре Мария поняла, что никто не интересуется красотой ее души. Все хотели только использовать ее. Одни желали ее как женщину, другие хотели сделать Марию инструментом в борьбе друг с другом. В конце концов она утратила иллюзии, потеряла надежду найти настоящую любовь и решила завести ребенка. – Отец Баптисте посмотрел на Мэверика: – И тут появились вы – красивый, не похожий на других бродяга, не скрывавший, что ему не сидится на месте. Вы ничего ей не обещали, только пытались скрасить ее одиночество.

Мэверик кивнул, и лицо его стало печальным.

– После рождения Розалинды Мария была счастлива, но недолго. Мэверик скрылся, исчез навсегда. Красота ее начала увядать, она стала пить, хоть и понимала, что это неразумно. Мужчины, появлявшиеся в ее жизни, ревновали Марию к ребенку. Они обращались с ней плохо. Тогда Мария вместе с дочерью вернулась сюда. Односельчане презирали ее как падшую женщину. У нее было много поклонников, но им нужны были только виски и сладкие слова. Мария умерла рано от спиртного и бесчисленных мужчин, когда Розалинде было восемь лет. Розы не стало несколько месяцев назад. – Отец Баптисте тяжело вздохнул.

– Розалинда чтит память матери и бабушки. Она привлекательная девочка, но не такая красивая, как мать.

Мэверик сжал руки, лежавшие на краю стола.

– Мне горько было узнать все, что вы рассказали о Марии. Я хотел бы, чтобы ее жизнь была счастливее. Она никогда не говорила, что любит меня. Ни слова не сказала о ребенке, – Он помолчал.

– Я даже не уверен, что Розалинда – мое дитя. Но это не имеет значения. Я не хочу, чтобы она была несчастной.

Отец Баптисте улыбнулся:

– Розалинда никому не позволит унижать себя. Она curandera, хотя так молода. Девочка обладает большой властью. Мудрая женщина из племени яки ценится не ниже, чем священник. Любые правила вступают здесь в силу только тогда, когда в них принимают участие и католический священник, и старейшины яки.

– Вы заблуждаетесь, утверждая, что магическая сила передается в этой семье через поколение. То, что было силой в Розе, стало слабостью в Марии, хотя ее редкостная красота сделала ее доступной женщиной. Но мне кажется, что в Розалинде много от ее отца, – вступила в разговор Синтия.

– Трудно поверить, что эта дикарка – мой ребенок, – сказал Мэверик, – но я не отвернусь от дочери Марии, если ей нужна моя помощь. – Он улыбнулся. – Правда, непохоже, что эта девочка в ярко-красном платье нуждается в чьей-нибудь помощи.

Отец Баптисте покачал головой:

– Она только прикрывает свою боль и одиночество бравадой. Ей не хватает матери. Розалинда раньше времени повзрослела. Бедняжке нужна семья. Священник замялся.

– Она наполовину англосаксонского происхождения. Ее мать была здесь притчей во языцах. Не думаю, что многие предложат ей руку и сердце. И все же как целительницу ее будут уважать в этой деревне. Но вы можете дать ей другую жизнь. Я верю, что вы ее отец, и считаю, что у нее должна быть семья.

Мэверик принялся нервно вертеть в руках стакан с водой.

– Вы возьмете ее с собой? – спросил отец Баптисте. Синтия затаила дыхание.

– Ради памяти Марии я это сделаю. Мэверик поставил свой стакан. – У меня есть ранчо. Я не женат. И похоже, я не лучший кандидат в отцы.

– А как насчет Синтии? – спросил отец Баптисте.

– Насчет меня? – Синтия беспомощно подняла руки. – У меня нет опыта в деле воспитания детей, особенно таких своенравных. Кроме того, я останусь с Мэвериком только до тех пор, пока не закончу книгу о нем.

Отец Баптисте улыбнулся:

– Розалинда многому могла бы научиться у вас.

– Но разве Розалинда захочет уехать отсюда? Похоже, она привыкла к этому образу жизни, она стала частью этой деревни.

– Возможно, она и не захочет покинуть свой дом, – согласился Мэверик.

– Посмотрим, – ответил отец Баптисте, вставая. – Знаю, что вы оба устали, поэтому не будем решать сейчас. Вы можете снять комнаты над таверной. А я устрою вашу встречу с Розалиндой в ее доме сегодня же вечером.

Мэверик тоже поднялся с места:

– Благодарю за помощь. А вы уверены, что увезти Розалинду отсюда – это правильно?

– Но неужели вы согласны оставить спою дочь здесь?

– Мария ведь все знала, да?

– Что вы хотите сказать? – спросил отец Баптисте.

– Она хотела, чтобы вы связались со мной в случае, если Роза умрет до того, как девочка станет взрослой?

– Да.

– Она знала, что эта частица ее всегда останется со мной.

– А вы с ней.

Синтия почувствовала, как по телу ее пробежал холодок. Она ревновала Мэверика к этой давно умершей женщине, которая все еще удерживала его через ребенка. Синтия не могла справиться с этим неприятным чувством. Она ощущала себя ничтожной перед лицом столь сильной любви и глубокого горя.

– Мы не можем заставить Розалинду уехать с нами, – задумчиво сказал Мэверик. – Это было бы, неправильным. Мы дадим ей возможность решить все самой.

– Вы можете предоставить ей право выбора, – сказала Синтия, – но, думаю, она поступит так, как захочет, а если что-нибудь будет противоречить ее желанию, тотчас же наведет порядок, все поставит на место одним движением своей туфельки на высоком каблуке.

– Не думаю, что она станет считаться с какими-нибудь правилами, кроме тех, что установит сама, – хмуро заметил Мэверик.

Глава 6

– Мне кажется, что вы потащили меня к югу от границы Штатов не с лучшими намерениями, – сказала Синтия, опередившая Мэверика и теперь толкавшая хлипкую дверь таверны.

В ее голосе и движениях проскальзывал гнев. У Синтии было время на то, чтобы принять горячую ванну и отдохнуть в относительно комфортабельной постели. Ее тело перестало болеть, одежда была выстирана и пахла чистотой и свежестью. Она уже дважды вкусно и сытно поела и впервые за много дней чувствовала себя хорошо.

Лучи заходящего солнца окутали Тьюлу розоватым сиянием. Легкий вечерний ветерок развеял остатки дневного зноя. Перед домом сидел молодой мужчина: он пощипывал струны гитары и пел песню на языке яки. Женщины столпились возле колодца и болтали. Группа мужчин направлялась к таверне. Они оживленно разговаривали и жестикулировали.

– Я вам ни разу не сказал, почему еду в Мексику. – Мэверик почти оправдывался перед Синтией.

Он чувствовал себя виноватым, и это было ему неприятно.

– Но вы решили, что недурно иметь под боком женщину, когда заберете своего ребенка. Так? – Она бросила на него сердитый взгляд.

– Признаю, что такая мысль приходила мне в голову.

– Я поехала с вами не для того, чтобы стать нянькой, и вы это знаете. Но вы вообразили, что я буду делать все, что вам захочется... – Она умолкла и почувствовала, что краснеет.

– Вы же знаете, что вместе нам хорошо. – Он остановился рядом с ней.

– Я достаточно ясно выразила свое желание.

– Я тоже.

– Ничего подобного. – Ее зеленые глаза метали молнии. – Вы ни слова не сказали о ребенке, о своем неожиданном отцовстве, которое не оставит вам времени для работы над книгой.

– У меня всегда найдется время для вас. – Мэверик почувствовал, как в нем поднимается гнев. – Розалинда, возможно, не пожелает ехать с нами.

– Дело не в этом. – Она сжала кулаки. – Вы знаете, что я не поехала бы с вами, если бы знала о Розалинде. Вам просто была нужна любая женщина, способная заботиться о вашем ребенке.