Синтия

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мой шеф Алекс Хантер обожает последовательность. Никто и никогда не мог обвинить его в непоследовательности. Он сварлив, когда хочет показаться сварливым, и сварлив, когда хочет показаться обходительным. Ходят слухи, что у него есть где-то жена и дети. Я им не завидую. Он мой босс и возглавляет отдел расследований третьей по величине страховой компании в мире. Я продолжаю на него работать, потому что когда он меня увольняет, кое-кто из начальства этажом повыше говорит ему пару слов, и он сменяет гнев на милость. И ещё я продолжаю на него работать, потому что мне надо платить — за квартиру и алименты. Главное, мне надо платить алименты. Хантеру под шестьдесят, у него седина, кислое выражение лица и ум и характер полицейского.

Этим мартовским утром он приветствовал меня в обычной для него манере.

— Март паршивый месяц, — заметил он мне.

Я счёл эту фразу дружеской преамбулой. Я понял, что ему от меня кое-что нужно. Я понятия не имел, что именно, но дело явно было в деньгах. Никаких сенсационных краж бриллиантов за последнее время не произошло. Никто не угонял яхт, а картины Пикассо не пропадали из музеев. Я изобразил на лице выражение наивной открытости и весело сказал:

— Доброе утро, мистер Хантер. Вы правы, март в Нью-Йорке — не самое лучшее время.

— Харви, почему, когда я хочу с вами по-хорошему, вы всякий раз вызываете во мне чувство раздражения? Присядьте!

— Вам не нравится моя цельность и независимость, — пояснил я. — Вы завидуете моей свободе.

— Ваша свобода — это мираж, — холодно заметил он. — Ваша бывшая жена намерена всерьёз разобраться, сколько вы реально получаете. Сядьте. Вы выдоили из нашей кампании гонорар в пятьдесят тысяч долларов по делу Сарбина и промотали их за полгода.

— Не забудьте, что я поделил гонорар с мисс Коттер, — пылко возразил я. — Как вам известно, она тогда неплохо на нас поработала и заслужила награду не меньше, чем я. Затем государство отхватило увесистый кусок. Вам не случалось работать на налоговое управление, мистер Хантер?

— Ладно, ладно, Харви…

— Кроме того, я ещё остался должен восемь тысяч — включая алименты, но это, чёрт возьми, не ваше дело, мистер Хантер. Однако вы…

— Перестаньте, Харви, — перебил он меня. — Успокойтесь. У нас с вами какие-никакие, но деловые отношения. У нас с вами контракт. Не надо его нарушать. Работа надвигается серьёзная, и я хочу знать — интересует она вас или нет.

— Вообще-то не очень, но я вас слушаю.

— Отлично. Тогда присядьте.

Я сел и уставился на него, постаравшись придать лицу такое выражение, где сочетались бы высокий интеллект и неприязнь к собеседнику. По-моему, получилось у меня это так себе.

— Сегодня четверг, — сообщил Хантер. — Он вообще выглядит внушительно, когда сообщает нечто само собой разумеющееся.

— Да, сэр, — отозвался я, — сегодня четверг.

— В понедельник, — продолжал он, — Синтия Брендон вышла из двадцатидвухкомнатной квартиры своего отца на Парк-авеню и исчезла. Сегодня, повторяю, четверг. За это время никаких известий от неё так и не поступало.

— Я не верю, что в этом городе бывают квартиры из двадцати двух комнат, — отозвался я, — Лично я сам живу в квартире, где всего полторы комнаты.

— Вы уж лучше поверьте мне, Харви. В нашем городе хватает таких квартир, а эта находится на Парк-авеню, в доме 626, и когда мы закончим, я попрошу владельцев обеспечить вас поэтажным планом для вашего просвещения.

— Вы порой бываете очень остроумны, мистер Хантер.

— Я просто пытаюсь держать себя в рамках, Харви, и не давать волю законному гневу. Как я уже говорил, Синтия Брендон вышла в понедельник из квартиры отца и исчезла. Вы знаете, кто она такая?

— Понятия не имею!

— Отлично. Вы невежественны, но честны. Вы когда-нибудь слышали о Э.К.Брендоне — Элмере Кентуэлле Брендоне?

— Частный банк «Герсон и Брендон»?

— Молодец, Харви! Молодец!

— Миллионер?

— Не просто миллионер, но, может, даже, миллиардер. Впрочем, как говориться, кто считает, кто считает…

— Жена Алиса Брендон. Один ребёнок, — сказал я.

— Вот именно. Выходит, можете, когда захотите.

Я ненавидел его тихой, холодной и прочной ненавистью и сделал всё, чтобы не поддаться на его поддразнивания. Я решил немножко поиграть с ним, а потом ударить тем, чем можно было бить Хантера, — ценой.

— Значит, девушка испарилась, — сказал я.

— Так точно, Харви. Испарилась. Теперь прошу понять: мы отвечаем за страховку Брендона — до последнего цента, а кроме того, связаны контрактами по целому ряду проблем и с банком «Герсон и Брендон». На мисс Брендон у нас два полиса: она застрахована от киднэппинга — то бишь похищения — на миллион долларов, и ещё на миллион долларов у нас застрахована её жизнь. Оба полиса находятся у Э.К.Брендона. Так что имейте в виду, Харви: речь идёт о двух миллионах. О двух миллионах симпатичных зелёных долларов.

— Я не могу в это поверить.

— Не можете? — на лице Хантера возникла сладкая улыбочка. — Почему же вы не можете в это поверить?

— Потому что не может быть на свете такой глупой страховой компании.

— Мы не так глупы, Харви. Известно ли вам, какие счета мы предъявляем каждый год «Герсону и Брендону»? Включая страхование частных лиц — партнёров и служащих фирмы, наш доход составляет более двухсот тысяч в год. Дела у нас с ними идут неплохо — не хуже, чем у всех тех, кто знает, как заниматься страховым бизнесом и, стало быть, в состоянии позволить платить приличное жалованье таким сотрудникам, как вы, Харви. Поэтому, если Э.К.Брен-дон готов себе позволить платить хорошие денежки за лишнюю парочку страховых полисов, мы идём ему навстречу с дорогой душой.

— Киднэппинг? И от него часто страхуют?

— Трудно сказать. Ведь когда компании заключают с клиентами такие договора, они не оформляют это как страховку от киднэппинга, и потому на это не существует надёжной статистики. Обычно это значится под рубрикой «прочие услуги». Ведь если о такой страховки становится известно, это снижает доверие к фирме. Какой смысл, например, страховой компании «Ллойд» заявлять во всеуслышание, что пудель миссис Каквастам застрахован на двадцать тысяч? Я вовсе не утверждаю, Харви, что они когда-то страховали жизнь пуделя, это просто так — для примера, но подобные случаи вполне возможны.

— Но как на счёт страхования жизни? Вы говорите, владелец обоих полисов сам Э.К.Брендон. Но в пользу кого заключена страховка?

— В пользу Э.К.Брендона.

— Что?! Но вы же, кажется, сказали, что он богат, как Рокфеллер.

— Так оно и есть. Просто, Харви, он очень любит деньги. Я, признаться, никогда с ним не встречался, но не исключено, что деньги он любит больше, чем дочь. Потому-то он и связался со страховкой от киднэппинга. Кроме того, дорогой друг, раз он владеет полисом, то имеет право, случись такая беда с дочкой, получить миллион долларов — причём, миллион, не облагаемый налогами. А миллион долларов без налога, согласитесь, не шутка.

Я рассмеялся. Я не мог не рассмеяться, хотя прекрасно понимал, что в один прекрасный день Алекс Хантер, который напоминает собой упитанную гориллу, сделает так, что я перестану смеяться. Ему это удастся, несмотря на то, что я моложе его лет на двадцать.

— Смейтесь, смейтесь, — сказал Хантер и, с трудом взяв себя в руки, продолжал:

— Так или иначе наша компания будет вынуждена заплатить миллион долларов, если девицу похитят или убьют — и два миллиона, если случится и то, и другое.

— Значит, её умыкнули?

— Я этого не говорил. Я сказал только, что в понедельник она вышла из квартиры отца и с тех пор о ней ни слуху, ни духу. Нет никаких указаний на то, что её похитили, разве что отец просто помешался на идее киднэппинга и опасается, что именно это и произошло.

— Но вы же сказали, что деньги он любит больше, чем дочь, чего же он волнуется? Он выигрывает в любом случае.