Марго. Мемуары куртизанки

После того, как меня покинули милости господина аббата, я стала больше, чем когда-либо, заботиться о состоянии моего пошатнувшегося здоровья. Я столь тщательно выполняла все предписания моего хирурга, что вскоре уже была в состоянии заключить новый брак. И моё ожидание претендента на мою персону не было долгим.

Один богатый иностранец, которых, если вы помните, я люблю с особой нежностью, англичанин… богатый, или скорее очень богатый, пришел отдать мне дань уважения, обставив это мероприятия с максимально возможной пышностью. Это был сорт иноземного индивида был маленького росточка, коренастый, вполне походящий со стороны на большой палец ноги, переваливающийся, как мускусная утка, и увенчанный каталонской шпагой, а между ног у него висел крупный жёлудь, сползающий на лодыжку. Качество его разума настолько гармонировало с его телом, что они, казалось, были сделаны из одного теста, поэтому было затруднительно чему-то из этого отдать предпочтение. Не удивляйтесь, что в моем повествовании среди моих клиентов вы не встретили людей интересных. Нужно заметить, что люди заслуженные, обладающие умом и красотой, редко бывают излишне расточительны и менее всего желают попасть в наши сети, и только дураки и угрюмые лицом типы нашего общества, испытывающие затруднение в нормальном применении своим деньгам, обращаются к нам, наивно полагая, что это им обойдётся дешевле и интересней, чем брак с приличной девушкой. Впрочем, следует иметь в виду, что единственный интерес, ради которого к нам приходят эти спаниели и обезьяны с толстой мошной денег, это уверенность в том, что их примут с распростёртыми руками, как самых любезных кавалеров мира. Вот такая вот огромная привлекательность у этого вида человекообразных. Их преимущество над другими– это огромное количество гиней, которое на время даёт им возможность демонстрировать их преимущество над другими. Вот и в этом случае гинеи временно превратили эту утку в человека, что позволило ему получить от меня сомнительный комплимент о том, что Бледно-зелёный селадон прекрасно сочетается с цветом моих глаз. Англичанин обратил моё внимание на то, что он ведёт довольно странный образ жизни, и мне придётся привыкнуть к нему. Странность заключалась в том, что в дальнейшем три четверти времени, проведённого вместе с ним, мне пришлось проводить в поглощении только что зажаренных бифштексов, каре ягнёнка, жаренного телёнка, плавающего в масляном соусе, с зелёными листами капусты, такими, что подаются только птице с птичьего двора. Частенько приходилось есть (это было его излюбленное блюдо) кусок свинины с яблочным вареньем. У него не было абсолютно никакого вкуса к хорошему вину. Бургундское, равно как и другие лучшие вина Франции, ранили его сердце. Ему требовалась лишь гремучая смесь крепких вин, обзываемая пуншем, подходящая лишь для дубовых глоток английских моряков, да вонючая трубка. Уверена, что настоящий англичанин мог бы с удовольствием поужинать и без этой отравы. Наконец, когда мой денежный мешок напивался своей алкогольной смесью из лимона, водки и сахара, и пресыщался, как хряк, своей свининой, он, наконец, засыпал, забыв свои ноги на столе с объедками своего пиршества. У меня не была никакого желания изобличать это подобие человека, набившее брюхо и охмелевшее, в его скотском поведении, поскольку в нём я нашла значительное преимущество для себя. Хотя мой туз был отнюдь не щедр, я легко вытягивала из него все, что хотела. Я не имею в виду, что для этого мне приходилось обчищать карманы моих соотечественников, поднимать тосты в честь короля Георга и посылать ко всем чертям Папу Римского и всех претендентов на его трон.

Посредством того, что мне удавалось избегать непосредственного участия в этом английском свинстве, у меня была полная свобода опустошать его карманы. Однажды мне удалось облегчить его кошелёк более чем на триста луидоров за напиток, который мне якобы требовался для полного выздоровления от внезапно настигшей меня хвори. А однажды, явившись перед его взором неглиже, я заявила ему, что мне нечего одеть сегодняшним вечером, чтобы составить ему достойную компанию за ужином, и попросила его, поскольку мне известно о его превосходном вкусе, сопроводить меня в некий бутик на улице Сен-Оноре «О! От всего сердца,– ответил милорд.– Об этом магазине в Париже прекрасные отзывы, очень, очень хорошие. Yes, yes, very well, очень хорошо… ваша идея прекрасна. Extremely good… чрезвычайно хороша… Хочу вам сообщить, что я буду рад помочь вам приобрести в этом бутике все, что вам заблагорассудится.» Вы никогда не догадаетесь, насколько простиралась моя скромность в выборе понравившихся мне вещей-два отреза ткани в тридцать локтей каждый, первый серебряного цвета, чтобы оттенить цвет моего лица, и другой, золотой, для отделки платья.

Этот поход в магазин не являлся чем то необычным в расходах англичанина на меня, а служит лишь маленькой иллюстраций трат, в которые я погружала его ежедневно. Я должна вам заметить, что одной из самых лучших черт его характера была зависть. Он не терпел ни дня, если замечал, что чья-то женщина одета лучше, чем я. Он не мог допустить, чтобы какой-то смертный француз мог сравняться в великолепии с гражданином Великобритании и его спутницей. Его глупая гордость принесла мне в течение четырёх месяцев пяти тысяч фунтов стерлингов, как в драгоценностях, так и в хороших звонких наличных.

Могли бы вы представить, что найдутся в мире такие глупцы, которые будут бороться за честь прокутить своё состояние с прекрасной куртизанкой ради чести их родины? Если бы слава народа напрямую была привязана к экстравагантному изобилию некоторых из его членов, мой милорд был бы на гребне этой славы. Он утверждал, что никто во Франции ничего не делал с большей грацией, силой и ловкостью, чем он. Скачки, стрельба, фехтование, танцы и лошади, все было в его компетенции, и он искренне думал, что он лучший во всем, во всех сферах. Что бы там ни было, моё провидение всегда направляло меня на верный путь и спасало от несчастий, и в этом случае оно позаботилось о том, чтобы недостатки моего денежного английского мешка всегда оборачивались моим преимуществом. Мой милорд часто развлекался у меня тем, что состязался в различных поединках против господина де Гр-е, который его выделял среди других, споря с ним с самым хладнокровным видом на всевозможные темы, вплоть до того, можно ли убить одним ударом шпагой быка. Наконец, однажды, они условились, чтобы избегнуть бесполезных споров о том, кто из них лучше владеет оружием, сойтись в очном поединке, пометив перед этим острие рапир. По условиям этого соглашения, господин де Гр-е смешал в маленькой вазе золу из камина с маслом, и получившейся в результате этого чёрной мазью смазал острие двух шпаг. Тут же мои кавалеры скрестили своё оружие, и милорд моментально получил укол шпагой от шевалье точно в середину желудка. Оспаривать это было невозможно, потому что чёрная метка на его жабо слишком убедительно это доказывала, отрицание было бессмысленным. Милорд довольствовался тем, что посетовал нам, что задумался, и слишком низко держал свою шпагу, забыв о защите. Между тем, уязвлённый поражением до глубины души, милорд вновь начал фехтовать с широко раскрытым ртом, настолько, что была видна даже его багровая глотка, но господин де Гр-е, чуть отступив, сделал новый выпад и вонзил острие шпаги прямо в рот милорда, для которого это приключение имело кроме поражения в споре и другие неприятные последствия, потому что, харкая такой же чёрной кровью, как кровь Медузы Горгоны, он выплюнул на пол два своих самых красивых передних зуба. Тем не менее, даже это фиаско не исправило дефекты его характера и не лишило мужества. Он по прежнему полагал, что может заставить всех восхищаться собой, и вскоре устроил для нас новое представление, не менее смехотворное и бурлескное, чем предыдущие.

Мы все вместе отправились на прогулку в Булонский лес в открытой коляске. Милорд, полный благородного желания показать своё умение управлять каретой, сам сел на козлы. Пока местность была просторной, без колеи и ям, он превосходно справлялся с лошадьми, но, совсем некстати, мы свернули на слишком узкую дорогу, и следовало применить всю ловкость и умение профессионального кучера, чтобы разминуться с каретой, лошади которой крупной рысью несли её навстречу нам.