Наследница (СИ)

Элен немного смутилась от такой прямой похвалы, и чтобы скрыть это, спросила:

— Это когда же вы успели всё заметить? Или она говорит в бреду?

— В общем-то, это несложно заметить, но она действительно много рассказывала о вас, госпожа Соколинская, и обо всех, кто живёт в этом доме. Не удивляйтесь. Просто мы иногда встречались на улице, когда она куда-нибудь шла по вашему поручению — я живу здесь недалеко.

— Ах, вот как! Тогда всё становится понятно, — Элен с видом заговорщика смотрела на доктора. Теперь пришла его очередь смутиться.

Вскоре Маша пошла на поправку. Доктор бывал у них в доме всё реже и, в конце концов, получив гонорар, простился, сказав, что Маше больше не нужна его помощь. Элен, прощаясь с ним, сказала, что если ей самой или кому-то ещё в доме понадобиться помощь, они обязательно вновь обратятся к нему. Иван грустно улыбнулся:

— Мне очень приятно слышать такие слова, но… я доктор для бедных. Меня вызывают к крепостным, если считают нужным им помочь, к слугам, ремесленникам, приказчикам, наконец. А для господ есть другие доктора.

— Разве имеет значение, к кому вас вызывают? Вы откажете мне, если я позову вас на помощь?

— Конечно, нет! Вы неправильно меня поняли! Я хочу сказать, что на вас могут косо посмотреть, если вы примете помощь доктора для бедных, у которого нет даже помещения, чтобы принять больного. Это посчитают дурным тоном.

— Вот что меня всегда волновало мало — так это мнение тех людей, которые для меня ничего не значат. Главное — знания и умения доктора, его опыт, а не то, кого он лечит. А вы, мне кажется, хороший доктор.

— Благодарю вас, — поклонился Иван.

Юзеф

Весна заканчивалась. В мае стало известно, что русские войска, согласно царскому указу, расположились вдоль границы Польши и Литвы. Санкт-Петербург обсуждал будущую войну. В том, что она будет, никто уже почти не сомневался. Спорили только о сроках её начала. Одни говорили, что нужно выждать, посмотреть, кого польский Сейм посадит на трон, и если это будет Станислав — ввести войска в Польшу, чтобы изменить ситуацию. Считалось, что такое решение Сейм может принять только под давлением Франции, а значит, нужно срочно помочь ему принять «правильное» решение. Другие считали, что лучше заранее войти на территорию Польши, чтобы «неповадно было» французам влиять на решение поляков. И те и другие приводили множество аргументов, отстаивая свою точку зрения. А войска по-прежнему стояли на границе. Похоже, решено было всё же дождаться решения Сейма.

После того, как стало известно, что войска готовы к действиям, в Петербург прибыл гонец с депешей на имя представителя Франции в России месье Жермона де Мюрэ графа де Маньан. Ему предписывалось по получении депеши, немедленно покинуть территорию России и отбыть во Францию. Услышав об этом, Юзеф встревожился. В отличие от Элен он не считал слова де Бретона пустыми угрозами и с удвоенным вниманием и усердием исполнял свои обязанности телохранителя. Элен слегка посмеивалась, но молчала, понимая, что бесполезно что-либо говорить. Ничего не изменится, а Юзеф надуется. О де Бретоне не было ни слуху, ни духу, никаких подозрительных людей никто из них рядом не замечал, так что пусть развлекается! Маньан выехал во Францию, этому были свидетели. Был ли с ним де Бретон, никто не знал, но поскольку он нигде не появлялся, все решили, что он тоже покинул Россию.

В первых числах июня вернулся усталый, измотанный дальней дорогой Тришка. Выяснить, где живёт Забродов, ему удалось довольно быстро, он даже видел его самого. Узнав обо всём, Элен стала готовиться к отъезду в Казань. Машу она брать не хотела, чтобы дать девушке окрепнуть после болезни. Но та так расстроилась, так просила не оставлять её, что решено было ехать всем. Но поездку пришлось отменить. Исчез Юзеф.

Вечером он вышел из дома, ничего никому не сказав, и не вернулся. Утром, обнаружив, что её верный телохранитель отсутствует, Элен позвала Штефана. С ним пришла и Маша. На вопрос о Юзефе, они ответили, что он пропал.

— Пропал. И что это должно означать? Испарился? Улетел на крыльях? Сквозь землю провалился?

— Нет, — спокойно ответил Штефан, — но пан Юзеф ничего не сказал. Ушёл и не вернулся.

— Вот просто так, вдруг встал и ушёл, да? Пешком в неизвестном направлении?

— Нет, барыня, — вступила в разговор Маша, — он не пешком ушёл. Он уехал на Черноголовом.

— А куда?

— Я не знаю, — покачала головой Маша, с тревогой глядя на хозяйку. — Может, конюх что-нибудь видел. Он ведь вечно во дворе возится.

— Позови его, — Элен была не на шутку встревожена. С Юзефом явно что-то случилось, он не мог вот так просто, ни с того, ни с сего уйти, не предупредив её. Пока Маша бегала за конюхом, Элен ходила по комнате, не в силах оставаться на месте. Штефан никуда не ушёл и молча наблюдал за ней. В комнату вбежала Маша:

— Барыня! Он знает! Знает! Смотрите, что он нашёл!

Конюх вошёл вслед за Машей.

— Что ты нашёл?

— Вот, — он протягивал ей листок бумаги. — Пан Юзеф, видимо очень торопился и обронил это во дворе. Бумага немного запачкалась, но…

Элен схватила листок и пробежала глазами по строчкам. Записка была написана по-польски.

«Вашей хозяйке угрожает опасность. Я хочу помочь, но не могу к вам явиться сам, за мной следят. Если решитесь встретиться со мной, поверните из ворот налево и двигайтесь, никуда не сворачивая. Я сам подойду к вам. Только никого не берите с собой. Если будут свидетели, разговор не состоится».

Подписи не было. Элен повертела листок в руках, потом спросила:

— Кто-нибудь видел, как эта бумажка попала к пану Юзефу?

В ответ все покачали головами. Элен отошла к окну. После минутного раздумья она обернулась и приказала:

— Маша, одеваться!

Маша испуганно взглянула на Штефана. Тот вздохнул и, шагнув вперёд, сказал:

— Нет, панна Элена, мы вас не пустим.

— Что?.. — от удивления Элен не находила слов. — Что ты сказал?

— Мы не выпустим вас сейчас из дома, — твёрдо повторил Штефан.

— То есть, как…не выпустите? — Элен растерянно улыбнулась. — Это шутка?

— Нельзя вам сейчас из дома одной выходить. Пан Юзеф всё нам рассказал об этом французе. Он предупреждал, чтобы мы не отпускали вас, если его самого рядом не будет. А если с ним, не приведи Господь, — Штефан перекрестился, — что-нибудь случится, отвезти вас к дяде, в Польшу.

— И… как вы себе это представляете? Свяжете меня?

— Если понадобится — и свяжем. Лишь бы вас живой к пану Яношу доставить.

Элен провела рукой по лбу.

— Нет, это бред какой-то. Да что вы себе придумали?! Так. Всё. Ладно. Не хотите помогать — я сама оденусь, — и она направилась к выходу.

Конюх встал в дверях, загораживая дорогу, а Штефан взял её за руку чуть повыше локтя. Взял мягко, но решительно. Чувствовалось, что он не отпустит её, а силы у него хватило бы и на двоих таких строптивых Элен разом.

— Не надо, панна Элена.

— Отпусти меня сейчас же!

— Нет, панна Элена, не отпущу.

Элен рванулась, стараясь освободиться, повернулась к Штефану лицом, и тут же её вторая рука тоже оказалась перехваченной.

— Как ты смеешь?! Забыл, кто ты, а кто я?! Отпусти или я выгоню тебя!

— Барыня, не надо! Штефан не виноват! Не выгоняйте его!

— Вы меня не выгоните, — спокойно сказал Штефан, всё так же удерживая Элен за руки. — Не вы меня к себе брали, пан Янош меня к вам приставил. Только он и выгнать может.

Элен рванулась ещё пару раз. Потом остыла. Сказала:

— Ладно. Отпусти, Штефан. Не беспокойся, никуда я не денусь. Обещаю.

Штефан выпустил её руки. Элен снова прошла к окну, поглаживая те места, за которые он её держал. Потом повернулась и спросила:

— И что? Так и не станем ничего предпринимать? Я должна тихо сидеть и ждать неизвестно чего? — она прошлась по комнате. — Неужели вы не понимаете, что я не могу сидеть, сложа руки, когда Юзефу нужна помощь? Ну, хоть предложите что-нибудь, что ли!