Наследница (СИ)

— Разве в этом дело? — Элен подняла на него глаза. — Я думаю сейчас, почему рядом с отцом не было никого, чтобы помочь ему? Почему там были только отец и брат? Ведь не может быть, чтобы у них не было друзей! Не может быть, чтобы никто не любил и не уважал графа Кречетова. Где же они были?..

— Но ведь ты сама рассказывала, что всё случилось ночью. Откуда ж было взяться помощи? Верно, поэтому убийцы и не пришли днём, чтобы никому не стали известны их намерения.

— А слуги? Отец столько для них делал. Они-то, почему не помогли ему? — теперь её голос звучал как-то растерянно.

— Элен, мы не знаем, что там произошло. Вот если бы удалось поговорить с кем-то из домашних слуг — тогда, может, всё стало бы понятно. Кстати, помнишь, Тришка упомянул, что ему рассказали, как кто-то бросился в горящий дом, чтобы помочь своим господам. Разве это не говорит о том, что слуги любили их? Ведь того человека больше никто не видел, значит, он погиб вместе с твоим отцом и братом, пытаясь спасти их, хотя мог бы остаться жить. Ведь так?

— Наверное…

— Значит, не всё так просто. Я думаю, вряд ли люди графа остались бы безучастными к его судьбе. Вполне вероятно, они были обмануты или по какой-то другой причине не вмешались. Могло так быть?

— Когда ты так уверенно говоришь, кажется, что могли. Но когда я опять останусь одна со своими мыслями, от этой уверенности ничего не останется.

— А ты подумай о чём-то другом.

— О чём? О чём я ещё могу думать?

— О том, что сейчас важнее.

— Например?

— Например, о том, чем будешь заниматься в ближайшее время. Ты собираешься искать трёх оставшихся? Или лучше сейчас вернуться в Польшу, а поиск продолжить потом?

— Потом? Почему ты задаёшь такой вопрос? По-моему, никаких разговоров не возникало о том, чтобы вернуться, не закончив дела здесь. Ни одного раза. Что-то изменилось?

— Да, изменилось. Де Бретон недаром прискакал сюда поторопить тебя со сбором тем разговоров. Ходят упорные слухи, что Россия, недовольная возможностью выбора королём Польши Лещинского, может попытаться надавить на наш сейм в надежде изменить его решение в пользу сына Августа — Августа Третьего. А это война.

— Война?

— Да. И ты сама об этом говорила. Помнишь, когда пришло письмо от пана Яноша? В Польше до сих пор нет единого мнения по поводу будущего короля. Если вмешается Россия, то и Франция не останется в стороне, это тебе и так известно, об этом тебе говорил де Бретон. Но если начнётся война, вернуться в Польшу будет ой, как трудно!.. Или ты не собираешься туда возвращаться? Ведь здесь — твоя родина.

— Я об этом думала.

— И что?

— Я не знаю, — призналась Элен, глядя в сторону. — Меня как будто рвут на части. Я хочу остаться и хочу вернуться. Юзеф, разве может быть у человека две родины?

— Не знаю, — покачал головой Юзеф. — Но жить можно только в одной стране. И не важно, является ли она твоей родиной по рождению. Главное, чтобы тебя там любили, чтобы нуждались в тебе.

— Нет. Я не согласна. Мне не может быть хорошо в чужой стране. Это как с домом. Можно зайти, посмотреть, искренне восхититься. Но в нём всё чужое, не твоё. Всё устроено не так, как ты привык, как бы устроил сам. Вещи стоят не так, окна и двери сделаны не там. И хочется вернуться домой, туда, где всё привычно, всё по-твоему, пусть даже там всё убого.

— Значит решение принято, — грустно улыбнулся Юзеф, — ты останешься здесь.

— Нет. Не принято. В том-то и проблема, что я ощущаю себя дома и здесь, в России, и там, в Польше. Поэтому и не знаю, где же всё-таки моя родина. Сейчас меня держат здесь те дела, ради которых я и приехала, но останусь ли я в России потом?.. Не знаю.

— Тогда давай пока что решать проблемы помельче. Как я понимаю, для того чтобы найти хоть Григорьева, хоть Забродова нужно из Петербурга уехать. Когда ты это собираешься сделать?

— Сначала нужно пару раз хоть что-то сообщить де Бретону, будь он неладен. А для этого нужно встретиться с людьми Бирона. Так что поездку придётся пока отложить. Кстати, хорошо бы выяснить, что говорят при дворе об исчезновении Лосева.

— Почему же об исчезновении? Его нашли достаточно быстро. Дом снимался от его имени, хозяин, вернувшись через два дня и найдя труп, сразу поднял тревогу. Так что всем известно, что он умер.

— А как получилось, что об этом знаешь ты, и не знаю я?

— Ну, ты же всё больше молчала, даже попытки начать с тобой разговор не приводили ни к чему. Вот я и решил сообщить тебе все новости как-нибудь после.

— И как же объясняют его смерть?

— Подробностей не знаю, но особых сожалений, по-моему, ни у кого нет, если не считать тех, кому он остался должен. Да ещё квартирная хозяйка.

— Он что, был таким уж выгодным постояльцем? Она-то что печалится?

— Да нет! — засмеялся Юзеф. — Постоялец интересовал её совсем в другом смысле. Скажем так: она имела на него виды. И думаю не беспочвенно. Я видел её как-то раз. Она не молоденькая, но хороша собой. То, что называется «аппетитна». А Лосев, как известно, был человеком… э-э… пылким. Так что у хозяйки вполне могли появиться кое-какие надежды.

Элен вдруг стало неприятно, когда Юзеф стал описывать квартирную хозяйку Лосева. Она поспешила вернуться к предыдущей теме.

— И что, никто не интересовался, что произошло?

— Интересовались наверно, — пожал плечами Юзеф, — но со мной, сама понимаешь, никто ничего обсуждать не будет. Вот начнёшь снова выезжать и всё сама выяснишь.

— Да, это непременно.

— Только продумай хорошенько, как себя вести. Ведь в последнее время Лосева считали твоим «рыцарем». Вы так часто появлялись вместе.

— Ну, и что?

— Скорее всего, тебе будут выражать соболезнования, хотя бы на словах. И будут ждать ответной реакции.

— Мда, — Элен вздохнула. — Ладно, притворяться мне не привыкать.

— Будешь изображать печаль?

— Нет. Буду говорить, что мы незадолго до его смерти поссорились. Что я видела его с другой женщиной. Это будет вполне соответствовать тому, что обнаружилось рядом с телом господина Лосева.

— А что там обнаружилось? Мне ты ничего не сообщила.

— Там остались доказательства того, что с ним была женщина. И не просто присутствовала там, а… развлекала господина Лосева.

— В самом деле? И ему понравилось? — у Юзефа сразу изменился тон. — Чем же ты его развлекала?

— Я?.. Ты опять за своё? Ну, сколько можно! Знаешь, мне как-то не хочется тебе ничего объяснять. Получится, что я вроде как оправдываюсь, а оправдываться мне не в чем, — Элен немного помолчала, борясь с раздражением. Молчал и Юзеф, ожидая продолжения. — Ладно. Уходя оттуда, я оставила на полу несколько предметов одежды, принесённых специально для этой цели. Это предосудительно?

Юзеф всё так же молча смотрел на неё, потом опустил глаза.

Вскоре Элен получила указания, что сообщить де Бретону. Это, как всегда, была полуправда. Но на этот раз правды было больше. Её просто не удалось бы скрыть даже при большом желании. В апреле в Польше начал работу конвокационный сейм. На нём должны были обсуждаться кандидаты на польский престол. Мнение по этому поводу русской царицы и её министров не могло остаться неизвестным в Европе, и глупо было бы пытаться кого-то обмануть. Но была надежда на нюансы. Де Бретону было доложено, что царица сомневается, поддержат ли её Австрия и Пруссия, если Россия начнёт военную операцию, чтобы противодействовать избранию Лещинского. Да, между странами подписан договор, но кто поручится, что в последнюю минуту они не откажутся от соблюдения его условий. А тут ещё Швеция рядом — давний враг России… Так что разговоры при дворе шли разные. По словам госпожи Соколинской, многие склонялись к тому, что будут приложены все усилия, чтобы на троне в Польше оказался человек, удобный правительству Анны Иоанновны, но эти усилия останутся в рамках дипломатии и интриг. Вряд ли Россия решится на открытое военное противодействие сторонникам Станислава Лещинского в Польше, а значит — Франции. Разговор с де Бретоном состоялся в царском зверинце. Оба стояли у решётки и делали вид, что увлечены наблюдением за медведями.