Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Он не знал, поняла ли Тамит все – но она обвила его шею руками и, успокаивая его поцелуями и ласками, отдалась ему. Он плакал, овладевая ею, и она тоже начала всхлипывать – они никогда еще не любили друг друга так.

- Бедный, дорогой мой господин, - прошептала Тамит, лаская его своей волшебной рукой.

Он прерывисто вздохнул, потом перевернулся, чтобы не задушить ее своей тяжестью, и женщина устроилась у него на груди. Аменемхет гладил ее волосы, и слезы все еще стекали по его щекам.

- Мерит-Хатхор умерла, - прошептал он.

Ему показалось, будто Тамит застыла; ее рука вдруг так крепко сжала его плечо, что он охнул от изумления и боли. Сел.

- Что с тобой?

- Ничего, - глухо проговорила Тамит. Она уткнулась лицом в его грудь, и теперь заплакала сама – и он стал утешать ее в ответ, даря ей такие же ласки.

- Отчего она умерла? – пробормотала Тамит, не поднимая головы, спрятанной на груди любовника.

- От укуса змеи, - прошептал Аменемхет. – Нежданное несчастье. Все верили, что Мерит-Хатхор проживет еще долго – она была так сильна.

- Тебе жалко ее? – прошептала Тамит.

Он крепче обнял возлюбленную. Это душистое, прекрасное утешение и блаженство – тайное, для него одного, только для него одного.

- Очень жалко, - ответил Аменемхет.

Он только сейчас осознал, что это правда. Смерть Мерит-Хатхор отняла от него почти столько же, сколько от отца.

Тамит вздохнула и обвила руками широкие плечи юноши. Прижалась к его шее поцелуем.

- Успокойся, дорогой, - прошептала она. – У тебя есть я. Я вся для тебя…

Аменемхет сжал ее в объятиях – он это знал; и все же как был благодарен, слыша такое признание из ее уст.

Потом юноша быстро встал и, взяв ее за голову, поцеловал Тамит в уста.

- Моя любовь, - с огромной нежностью сказал он, держа ее лицо в ладонях и глядя ей в глаза. – Моя сестра…

Тамит робко улыбнулась – она снова плакала.

- Я могла бы умереть, услышав такие слова, господин…

В этот миг она не лгала.

Аменемхет улыбнулся еще раз, такой же любящей улыбкой, потом бережно отстранился; а потом бегом бросился к стене. Скорее, скорее - чтобы не навлечь подозрения на свою возлюбленную; о себе он в этот миг не думал.

Тамит несколько мгновений смотрела на стену своей тюрьмы, а потом вдруг стала смеяться. До колик, до новых слез; она села на траву, держась за живот, Тамит почти стонала от смеха. Аменемхет даже не вспомнил, что нарушил строжайший запрет, налагаемый трауром: воздержание от возлежания… Он приходил плакаться на груди Тамит – а сам так оскорбил женщину, которую оплакивал!..

Тамит еще долго смеялась, уткнувшись лицом в землю; а потом сгребла траву в обе горсти, и смех ее превратился в стоны.

Сколько сердца у нее еще осталось? Что она делает со всеми?

***

Меритамон вернулась на другое утро – и сразу же бросилась в объятия брата, и они вместе заплакали о своей дорогой утрате. Аменемхет ощущал в своих объятиях благоухающее женское тело, слышал женские рыдания, и видел не сестру – а Тамит. Как бы он хотел сейчас прийти к ней снова, и снова успокоиться на ее груди…

Он вчера нарушил траур.

При мысли об этом юноша едва не оттолкнул Меритамон, но потом расслабился снова. Это ему простится, он был в таком горе, что не владел собой… И он пришел к той, которую любил…

- Бедный мой брат, - прошептала Меритамон, чувствуя, как он словно окаменел в ее объятиях. – Дорогой Аменемхет. У тебя есть я…

Аменемхет улыбнулся, глядя в полные любви глаза сестры – он видел сейчас другие глаза и слышал другой голос.

Он мог бы пожертвовать любовью Меритамон, если бы потребовалась такая цена за любовь Тамит.

========== Глава 56 ==========

Неб-Амон оделся в синее с головы до ног, как тогда, когда носил траур по жене. Он не плакал при людях – нет; но, видя его в эти дни, многие удивлялись, как этот человек все еще живет.

Аменемхет траура носить не стал.

Хотя, конечно, соблюдал предписания… он был вдовцом и, как полагали все, даже его отец, жил в воздержании. Наверное, только сестра догадывалась, как живет ее брат на самом деле.

Интересно, любила ли его все еще Меритамон или только терпела – видя, во что превратился этот жрец, будущий хранитель мертвых и блюститель благочестия живых?

А может, многие жрецы так лгут своими делами? Аменемхет мало что знал о юности отца и, конечно, не смел задавать нескромные вопросы. Но то, что он наблюдал с тех пор, как узнал Неб-Амона, было безупречно.

Это был истинный великий ясновидец.

Аменемхет знал, что свое назначение на пост первого пророка Амона его отец получил в тридцать девять лет – а ему самому сейчас было девятнадцать. Конечно, должность верховного жреца уже давно передавалась по наследству; но эти наследники редко бывали такими поздними детьми, как Аменемхет. Что ждет его, когда отец умрет?

Иногда Аменемхет казался себе самым несчастным человеком на свете.

Судьба смеялась над ним во всем – в любви, в деле, в дружбе. Хотя он очень хотел заполучить Тамит для себя одного, он представить себе не мог, как сделает это и что ожидает его потом. Он знал, что почти наверняка уничтожит таким поступком остатки привязанности Хепри, лучше кого-либо другого понимавшего все нечестие того, что творил его друг.

Аменемхет уже обманул его – он ни разу не увиделся с юношей с тех пор, как навестил Хепри после смерти своей жены.

Он просто не мог смотреть ему в глаза.

***

Хепри, наверное, стал бы смеяться, если бы ему сказали, чью хижину он занял после окончания храмовой школы – хижину своего отца и своего тезки. А может, и не стал бы, этот горько наученный жизнью нищий приблуда.

Он всегда знал, что это справедливо, и знал, что так и будет.

“Это повторишь и ты”, - когда-то сказала ему Тамит, подразумевая судьбу его отца. Хепри получил ту же самую должность, что и отец: помощника распорядителя обрядов; ему положили самое низкое содержание - одежды, только чтобы прикрыться, и пищи, только чтобы не умереть с голоду. Хепри не обижался. Он знал, что людей Амона слишком много, чтобы удовлетворять всех, как они хотят – кому-то нужно оставаться и нищим. То, что это он, только справедливо.

Тамит говорила и о том, что, может, когда-нибудь ее сына навестит Аменемхет – великолепный господин, который снизойдет к бедняку; но в эти слова Хепри не верил.

Пока это не случилось.

Ему начало казаться, что мать наделена пророческим даром – то, что представлялось юноше с ее слов, сбылось в точности, как он и представлял. Хепри упал на колени перед разодетым молодым “божественным отцом”, величественно ступившим в его хижину, и только спустя несколько мгновений узнал в нем Аменемхета.

Как он стал похож на своего отца – и в то же время по-своему красив: моложе, тоньше, но вместе с тем свежее и сильнее. Шея и плечи Аменемхета окрепли и раздались, на обнаженной груди висела тяжелая золотая цепь, запястья охватывали широкие браслеты, а пальцы были унизаны перстнями. Белое одеяние было распахнуто, позволяя видеть золотое шитье и сложный покрой желтого пояса-схенти. Хепри едва не ухмыльнулся, подумав, что простое одеяние жреца скрывает истинную натуру его молодого господина. Потом подумал, с каким именно предметом связал эту истинную натуру, и покраснел.

- Встань, - досадливо, но вместе с тем удовлетворенно и милостиво сказал Аменемхет. Хепри встал, и господин обнял его. Это было мучительно, как унизительный обряд, который нельзя не выполнить.

Обнимая его за плечи своей отягощенной золотом рукой, Аменемхет сел с другом на тростниковую циновку на полу.

- Как ты живешь? – спросил он.

Хепри пожал плечами.

- Я доволен, господин.

Он почувствовал гнев Аменемхета, хотя упорно не смотрел на него. Но Аменемхет сдержался; его настроение вдруг изменилось.

- Умерла Мерит-Хатхор, наша домоправительница, заменившая мне мать, - прошептал он. Хепри с изумлением повернулся к другу, и, увидев его лицо, без всяких усилий над собой подался к нему и обнял. Тот прижал его к себе, мучая обоняние своим благоуханием и причиняя боль своими драгоценными украшениями.