Хозяйка Дома Риверсов

Энтони кивнул.

— С этим покончено, мама. Нам еще повезло: у нас хоть головы на плечах остались.

— Да. В конце концов, единственное, что имеет значение — то, что вы оба живы, — согласилась я с сыном, наконец-то осознав истинное положение дел. — Только это. Вы оба живы, и в любом случае для меня это самое главное.

В ту ночь мы спали, точно семейство бедняков, рядышком на соломе, накрывшись всеми своими плащами сразу и тщетно пытаясь согреться; наш маленький отряд разместился на конюшне вместе с лошадьми. Ричард всю ночь держал меня в объятиях, и я, то и дело просыпаясь, шептала:

— Теперь мы поедем в Графтон, снова станем сквайрами и будем считать все это… просто приключением, увлекательной историей, которую кто-нибудь когда-нибудь опишет в романе.

Графтон, Нортгемптоншир, весна 1464 года

В Графтоне я собрала всех своих детей, даже Элизабет с сыновьями приехала к нам из Гроуби-Холла. Она, бедняжка, была практически без гроша: свекровь отказалась выплатить ей вдовью долю, а у нас с Ричардом в эти беспокойные времена не имелось ни власти, ни влияния, чтобы заставить леди Грей соблюсти эту часть брачного контракта. А ведь всего несколько лет назад этот контракт вызывал у меня гордость и удовлетворение, но теперь, как выяснилось, не стоил ничего.

Ричард и Энтони получили официальное прощение, и король назначил их в свой совет. Эдуард начал как весьма проницательный правитель и неплохо командовал подданными, причем не только на поле брани, но и во дворце. Правил он с помощью своего главного советника графа Уорика, который и посадил его на трон, [66] однако пригласил в правительство всех лордов, которые пожелали туда войти, не оказывая при этом предпочтения лордам-йоркистам. Судя по всему, он действительно хотел быть королем для всех жителей страны. Некоторые лорды-ланкастерцы отправились в ссылку, некоторые остались с королевой Маргаритой и теперь вместе с нею перемещались то в Шотландию, то во Францию, постоянно собирая силы, угрожая Англии и планируя свое возвращение. Я же полагала, что никогда больше ее не увижу, эту хорошенькую француженку, которая не желала выходить замуж, пока я не погадаю на ее будущее. А ведь ее судьба действительно зависела от поворотов колеса Фортуны. Королева, знатнейшая дама Англии, она теперь с трудом находила себе пристанище в самых отдаленных уголках своей страны, где на нее велась охота, точно на последнего волка из стаи.

Впрочем, о ее теперешней жизни я почти ничего не знала; отныне мои новости ограничивались рамками нашего церковного прихода да сплетнями, касавшимися близлежащих городков. После того как мой старший сын Энтони женился на леди Элизабет Скейлз, я стала подыскивать подходящих женихов и невест для прочих моих детей; но теперь мы, естественно, уже не имели ни того благосостояния, ни той власти, которыми пользовались при Маргарите Анжуйской, для которой я была не только фрейлиной, но и ближайшей подругой, а мой муж считался одним из самых значительных людей при дворе Генриха VI. Теперь мы превратились в самых обыкновенных графтонских сквайров. И хотя я все сильней увлекалась своим разрастающимся садом и огородом и с удовольствием наблюдала, как растут мои дети и внуки, мне тяжело было, глядя на других таких же, как мы, сквайров, смириться с тем, что мои дети будут вынуждены искать себе пару именно в этой среде. Ведь я всегда думала, что им уготована куда более высокая участь. Да, я хотела для своих детей большего!

Особенно для моей Элизабет.

Однажды весной я открыла большой сундук у себя в спальне и вытащила оттуда мешочек с магическим браслетом, который много-много лет назад подарила мне моя двоюродная бабушка Жеанна. Я долго смотрела на волшебные амулеты, сулившие такое разнообразие судеб. Элизабет, молодая красивая женщина, умная и образованная, уже не юная стыдливая девственница, вовсе не настолько веровала в Бога, чтобы становиться монахиней. Так что для нее я выбрала два амулета: один в виде кораблика, означавший, что ей, возможно, предстоит далекое путешествие, и второй в виде маленького домика — я надеялась, что ей удастся отсудить свою вдовью долю и построить на этой земле дом для себя. А когда я хотела выбрать третий амулет, один из них вдруг сам отцепился от браслета и упал мне на колени. Это было крошечное колечко — на мизинчик! — забавно выполненное в виде королевской короны. Я поднесла колечко к свету, внимательно его изучила и уже собиралась примерить, но тут почувствовала, что совсем не хочу его надевать на свою руку, ведь я не знаю даже, что оно означает. В итоге я привязала ко всем трем амулетам по длинной черной леске и вышла из дома, когда в бледном закатном небе уже появилась ранняя серебристая луна.

Мои маленькие внуки, сыновья Элизабет, возникли словно из-под земли и, как всегда, с перепачканными грязью мордашками.

— Можно и нам с тобой, бабушка? — запросились они. — Куда это ты собралась с такой корзинкой?

— Вам со мной нельзя, потому что уже поздно, — возразила я. — А иду я искать яйца зуйков. И если мне удастся обнаружить их гнездо, то завтра я обязательно возьму вас с собой.

— А сейчас? Сейчас мы не можем с тобой пойти? — настаивал Томас, старший.

Я положила руку ему на голову; у него были такие же теплые шелковистые кудри, как у Энтони, когда тот был столь же очаровательным малышом.

— Нет, не можете. Вам сейчас нужно найти маму, поужинать и быстро лечь в постельку. А завтра я возьму вас с собой.

Отослав внуков домой, я направилась по гравийной дорожке за дом, к задней калитке, и оттуда к реке. Над рекой был маленький мостик, всего несколько деревянных дощечек, с которого дети любили удить рыбу. Я прошла по этому мостику, низко пригибая голову под нависшими ветвями, и на другом берегу, чуть оскальзываясь, спустилась к самой воде, плескавшейся у корней старого ясеня.

Обняв ясень, прижимаясь щекой к его морщинистой серой коре, я привязала к нему все три лески. Потом еще на несколько мгновений замерла, прислушиваясь. Мне казалось, что я различаю биение сердца этого дерева. «Что же будет с моей дочерью? — шептала я. — Кем она станет?» И по-моему, листья ясеня что-то шептали мне в ответ.

Я никогда не могла предвидеть будущее Элизабет, хотя из всех моих детей именно она всегда была самой многообещающей. Мне казалось, что именно ее как-то особенно благословил Господь. Я ждала, листья что-то шуршали, но я не понимала их языка. «Ну, не понимаю я вас, — призналась я листьям. — Может, хоть речка мне что-нибудь скажет?»

И я бросила в воду по очереди все три амулета, привязанных к дереву, стараясь закинуть леску как можно дальше от берега; я услышала три всплеска — точно лосось, выпрыгивая из воды, ловил муху, — и амулеты исчезли, а лески растворились в темноте.

Я постояла еще немного, глядя на бегущую воду.

— Элизабет, — тихо напомнила я реке, — скажи мне, что станется с Элизабет, моей любимой дочерью.

Тем вечером за ужином мой муж сообщил, что король Эдуард IV собирает войско для нового сражения и намерен двинуться на север.

— Тебе ведь не нужно будет идти на войну? — внезапно встревожилась я. — Ни тебе, ни Энтони?

— Нам нужно будет послать туда вооруженный отряд. И если честно, дорогая, вряд ли король захочет видеть нас в рядах своего войска.

— Как и Лавлейса, — печально хмыкнул Энтони.

— Как и Троллопа! — подхватил со смехом Ричард.

— Надо бы мне попросить короля Эдуарда решить проблему моей вдовьей доли, — заявила вдруг Элизабет. — Ведь мои мальчики наверняка так и не получат ни гроша, если мне никто не поможет и не сумеет заставить леди Грей сдержать данное мне обещание.

— А ты похить Эдуарда, когда он будет проезжать мимо, — предложил ей Энтони. — Упади перед ним на колени, все-таки он твой король.

— Никогда моя дочь ничего подобного делать не станет! — рассердился Ричард. — Мы вполне можем вас содержать, пока не будет достигнута какая-то договоренность с леди Грей.