Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

— Ты хочешь его, сассенах? — спросил он мягко. Его лицо было бледным овалом с облачками дыхания перед ним.

— Кого? — удивленно спросила я. Он весело фыркнул.

— Ребенка. Кого еще?

Кого еще, действительно.

— Хочу ли я взять ее себе, ты это имеешь в виду? — спросила я осторожно. — Удочерить ее?

Эта мысль не приходила мне в голову, но, должно быть, скрывалась где-то в моем подсознании, так как его вопрос меня не удивил.

С утра я ощущала, что мои груди налились и стали чувствительными, и я сохранила в памяти ощущение требовательного ротика девочки на моем соске. Я не могла кормить ребенка грудью, но могли Брианна или Марсали. Или она могла питаться козьим или коровьим молоком.

Я внезапно осознала, что обхватила одну грудь ладонью, слегка сжимая ее. Я сразу же убрала руку, но Джейми увидел, он пододвинулся ближе и обнял меня одной рукой. Я положила голову на его грудь, ощущая холод и грубую вязку его охотничьей рубашки на моей щеке.

— Ты хочешь ее? — спросила я, не уверенная, надеюсь ли на его положительный ответ или боюсь его. Ответом стало легкое пожатие плеч.

— У нас большой дом, сассенах, — сказал он. — Достаточно большой.

— Хм, — произнесла я. Это не было прямым заявлением, но было принятием обязательства, как бы завуалировано оно не было выражено. Он взял Фергюса из парижского борделя через три минуты после знакомства. Если он возьмет это дитя, он будет обращаться с ней, как с дочерью. Но станет ли он любить ее? Никто не мог обещать ей любовь: ни он… и ни я.

Он понял сомнение в моем голосе.

— Я видел, как ты ехала с ребенком, сассенах. У тебя всегда такой нежный вид, но когда я увидел тебя с ребенком под плащом… я вспомнил, как ты выглядела, когда носила Фейт.

Я задохнулась. Услышать, как просто он произносит имя нашей первой дочери, было потрясением. Мы редко говорили о ней, ее смерть была так давно в прошлом, что иногда казалась нереальной, и все же боль от той потери ощущалась нами обоими. Фейт никогда не была для нас нереальной.

Она была рядом со мной всякий раз, когда я прикасалась к ребенку. И эта девочка, эта безымянная сирота, такая маленькая и хилая, с такой тонкой кожей, что на ней четко выделялись синие нити вен… Да, эхо памяти о Фейт было сильным. Однако она не была моим ребенком. Хотя могла быть, об этом говорил Джейми.

Возможно, она была для нас подарком судьбы? Или, по крайней мере, нашей ответственностью?

— Ты думаешь, мы должны забрать ее? — спросила я осторожно. — Я имею в виду, что с ней произойдет, если мы не возьмем ее?

Джейми слабо фыркнул, опуская свою руку и прислоняясь к стене. Он вытер рукавом нос и наклонил голову в сторону слабого шума голосов, проникающего сквозь бревна.

— О ней будут хорошо заботиться, сассенах. Она ведь наследница, знаешь ли.

Этот аспект вопроса, как-то вообще выпал из моего внимания.

— Ты уверен? — спросила я с сомнением. — Я имею в виду, что она незаконнорожденная…

Он покачал головой, прерывая меня.

— Нет, она законнорожденная.

— Но этого не может быть. Никто кроме нас двоих пока не знает этого, но ее отец…

— Ее отцом был Аарон Бердсли, насколько это касается закона, — сообщил он мне. — Согласно английскому законодательству, ребенок, рожденный в браке, юридически является ребенком мужа — и наследником — даже если известно, что его мать прелюбодействовала. Ведь эта женщина говорила, что Бердсли женился на ней, да?

Я неожиданно поняла, почему он слишком упорно настаивает именно на этом английском законе, и, слава Богу, поняла причину прежде, чем ответить ему.

Уильям. Его сын, зачатый в Англии, и — насколько все считали в Англии, за исключением лорда Грэя — девятый граф Элсмир. Очевидно, что юридически он был девятым графом, согласно тому, что мне говорил Джейми, независимо от того, был ли восьмой граф его отцом или нет. «Да, закон, что дышло», — подумала я.

— Понятно, — медленно произнесла я. — Значит, эта малышка унаследует всю собственность Бердсли, даже если они обнаружат, что он никак не мог быть ее отцом. Это… ободряет.

Взгляды наши на мгновение встретились, потом он опустил глаза.

— Да, — сказал он спокойным голосом, — ободряет.

Возможно, в его голосе был намек на горечь, но он исчез без следа, когда Джейми откашлялся.

— Таким образом, — продолжил он твердо, — ей нечего опасаться пренебрежения. Сиротский суд передаст всю собственность Бердсли — коз и все прочее, — добавил он со слабой усмешкой — ее опекуну, чтобы тот использовал имущество для блага девочки.

— И самого опекуна, — сказала я, внезапно вспомнив взгляд, которым Ричард Браун обменялся с братом, говоря о том, что о девочке позаботятся. Я потерла замерзший кончик носа. — Значит, Брауны возьмут ее с охотой?

— О, да, — согласился он. — Они знали Бердсли и понимают, какую ценность она представляет. Забрать ее у них будет не простым делом, но если ты захочешь, сассенах, ты ее получишь. Я тебе обещаю.

От всего этого обсуждения у меня возникло странное чувство. Что-то, похожее на панику, словно невидимая рука подталкивала меня к краю пропасти. Было ли это краем опасного утеса или возвышением, с которого открывается еще большая перспектива, не известно.

Я видела мысленным взором изгиб черепа ребенка и уши, словно из тонкой бумаги, маленькие и прекрасные раковины, розовые завитушки с легким оттенком синего цвета.

Чтобы дать себе время привести в порядок мысли, я спросила:

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что дело будет не простым? Ведь у Браунов нет никаких оснований требовать ее себе, не так ли?

Он покачал головой.

— Нет, но ведь они не стреляли в ее отца.

— Что… о…

Эту ловушку я не предвидела — возможность того, что Джейми могли обвинить в убийстве Бердсли с целью завладеть его домом и товарами посредством удочерения сироты. Я сглотнула, ощущая в горле слабый привкус желчи.

— Но никто, кроме нас, не знает, как умер Аарон Бердсли, — указала я. Джейми сказал всем, что торговец умер вследствие апоплексического удара, не упомянув о своей роли ангела-избавителя.

— Нас и миссис Бердсли, — возразил он со слабой иронией в голосе. — Что, если она возвратится и обвинит меня в убийстве ее мужа? Трудно будет оправдаться, особенно, если я заберу девочку.

Я не стала спрашивать, зачем она могла бы сделать это. В свете того, что мы о ней знали, Фанни Бердсли могла сделать что угодно.

— Она не вернется, — сказала я. Насколько я не была уверена во всем остальном, в этом отношении я говорила правду. Куда бы Фанни Бердсли не отправилась — и почему — она ушла навсегда.

— Даже если она обвинит тебя, — продолжила я, отодвигая воспоминания о заснеженном лесе и свертке возле потухшего костра, — я тоже была там. Я могу рассказать, что случилось.

— Если тебе позволят, — согласился Джейми. — Но, скорее всего, тебе не разрешат. Ты замужняя женщина, сассенах. Ты не можешь свидетельствовать в суде, даже если бы ты не была моей женой.

Это замечание заставило меня внезапно задуматься. Живя в глухой местности, я редко лично сталкивалась с возмутительными образцами юридической несправедливости, но слышала о некоторых из них. Он был прав. Как замужняя женщина, я не имела никаких юридических прав. Довольно иронично, но Фанни Бердсли, будучи вдовой, их имела. Она могла свидетельствовать в суде, если бы захотела.

— Проклятие! — с чувством произнесла я, и Джейми тихо рассмеялся, потом закашлялся.

Я фыркнула, выпустив довольно большое облако белого пара. На мгновение мне стало жаль, что я не дракон, было бы чрезвычайно приятно выдохнуть огонь и серу на некоторых людей, начиная с Фанни Бердсли. Вместо этого я вздохнула, и мое белое бессильное дыхание исчезло в полусумраке пристройки.

— Понятно, почему ты назвал дело «не простым», — сказала я.

— Да, но я не сказал, что оно невозможно.

Он поднял мое лицо, обхватив мой подбородок своей большей холодной рукой. Его глаза, темные и напряженные, смотрели в мои.