Укрощение герцога

Впрочем, справедливости ради следовало признать, что, вероятно, приходилось. Потеря брата Питера была для него ужасным ударом. Она потрясла до основания жизнь Рейфа. Но в то время, как она вообще отказалась от спиртных напитков после смерти Дрейвена, Рейф, фигурально выражаясь, напротив, напялил себе на голову бочонок бренди вместо шляпы, да так и не снимал его.

Но сегодня ей не хотелось плакать. Бедный Дрейвен умер год назад. И… к тому же ей было о ком подумать – об этом брате Рейфа, профессоре. Она одарила Рейфа ослепительной улыбкой.

– Спасибо. Я выпью стаканчик.

– О, дорогая, – сказала Гризелда осуждающе, – это так неприлично – пить виски. Рейф совершенно расстроил этим свое здоровье.

– Я последую по его стопам, – язвительно заметила Имоджин. – Он ведь мой опекун. И мне следует угождать ему во всем.

Рейф подошел к ней, и внезапно она увидела в его взгляде нечто такое, отчего испытала смущение.

– Во всем? – пробормотал он. – Какой же я счастливый человек!

– Твое счастье, – поспешила пояснить Имоджин, – на дне бутылки, а вовсе не в том, чем тебя может одарить женщина. – Она сделала крошечный глоточек и чуть не задохнулась. – Как ты можешь это пить? Это жжет, как огонь!

– Это-то мне и нравится, – сказал Рейф, улыбаясь ей.

Она, смешавшись, отвернулась. Иногда Рейф смущал ее.

Тесс всегда говорила, что он как одинокий волк. Конечно, у Тесс была склонность романтизировать личность их пьяного опекуна, представлять его трагической фигурой.

Имоджин же видела в нем нечто другое – неухоженного мужчину, опускающегося и пьющего без меры. Но случались минуты, когда что-то в нем озадачивало ее. Скорее всего рост. Она была высокой для женщины, но он возвышался над ней как гора. Его панталоны были такими старыми, что грозили лопнуть по швам, и причиной тому было его брюшко. Но даже брюшко не могло скрыть мускулистых бедер.

Это было отрадным признаком того, что все его тело еще не превратилось в вялую гору мяса и жира. Каким-то образом Рейфу удавалось совершать достаточно физических усилий, чтобы его старые льняные рубашки чуть не лопались на мускулистых плечах.

Конечно, сказала себе Имоджин, у брата Рейфа примерно такая же конституция, но выглядит он куда привлекательнее – в нем какой-то особый шарм. «Возможно, – подумала Имоджин и при этой мысли порозовела, – оттого, что он посмотрел на меня с куда большим интересом, увидел во мне женщину».

Рейф никогда не смотрел на нее так, и она воспринимала это равнодушие как личное оскорбление. Впрочем, она никогда не замечала, чтобы он смотрел с вожделением хоть на одну женщину. Скорее всего от этого виски он стал евнухом.

Но блеск в глазах мистера Спенсера намекал на что-то восхитительное. Он явно находил ее очаровательной.

Мистер Спенсер считал ее восхитительной.

Имоджин осознала, что улыбается, только когда встретила ироничный взгляд Рейфа.

– О чем-то задумалась? – спросил он.

– О ком-то, – поддела она опекуна.

– Господи! Да ты, кажется, краснеешь, – констатировал Рейф, дотронувшись пальцем до ее щеки. – Кто бы предположил, что ты на это способна!

– Фу, какая грубость! – парировала Имоджин и вся подобралась, готовясь к очередной атаке. – Вчера вечером я встретила твоего брата. Он очень обаятелен.

Глаза Рейфа стали как щелки. На мгновение у нее возникло неприятное ощущение, что ему известно об этой встрече в коридоре. Но ведь это было невозможно.

– Он мой брат, – изрек Рейф наконец.

Голос у него всегда был низким и глубоким, но он произнес это так спокойно и тихо, что Гризелда, прислушивавшаяся к разговору, не смогла его расслышать.

– Ну и что, – пожала плечами Имоджин.

– Я имел в виду вовсе не это, – ответил Рейф, понижая голос.

– И что же ты имел в виду?

– У него в жизни уже была встреча со своевольной женщиной. Я бы попросил, чтобы ты не пыталась падать с лошади к его ногам, по крайней мере пока он еще не оправился от раны, нанесенной ему этой Иезавелью. [3]

Это слово вызвало у Имоджин шок, как удар под ложечку, но ей удалось сохранить на лице улыбку.

– Я потрясена, – проронила она, помахав рукой, потому что сделала слишком большой глоток огненной жидкости, столь любимой Рейфом.

Ей пришлось какое-то время молчать и хватать ртом воздух, но зато у нее осталось время подумать.

– Так уж случилось, что я упала прямо в объятия твоего брата. Но, уверяю тебя, это произошло совершенно непреднамеренно, – пояснила она, испытывая удовольствие оттого, что глаза Рейфа потемнели, а челюсть теперь казалась каменной.

Ей всякий раз было приятно это видеть.

– Ты, как всегда, не откажешь себе в удовольствии позабавиться, – сказал он.

– Верно, – согласилась она мрачно. – Конечно, если бы я знала, что ты этого не одобришь, я бы уж постаралась, чтобы…

В этот момент в дверях появился сам мистер Спенсер и остановился в нерешительности.

Рейф кивнул ему с самым непринужденным видом.

– Вот леди Гризелда Уиллоби, – обратился он к нему. – Она только что вернулась из недолгой поездки в Шотландию, где навещала леди Ардмор, одну из моих подопечных. А это моя подопечная – леди Имоджин Мейтленд.

Имоджин попыталась стряхнуть неприятное чувство, навеянное беседой с Рейфом, наблюдая, как мистер Спенсер раскланивается с Гризелдой. Он был красивым крупным мужчиной, обладавшим всеми достоинствами и добродетелями Рейфа и не имевшим ни одного из его недостатков. Рейф одевался как крестьянин. Его брат отличался скромной неброской элегантностью, достойной герцога.

На лице Гризелды отразилась некая смесь нерешительности и радушия. Но мистер Спенсер склонился над ее рукой, будто она была самой королевой, и Гризелда заметно смягчилась. Наконец он повернулся к Имоджин.

– Леди Мейтленд, – сообщил Рейф, – недавно овдовела.

– Сожалею о вашей утрате, – сказал мистер Спенсер, как истый джентльмен не показывая того, что помнит об их встрече в коридоре.

– Мой первый год траура истек, – сказала Имоджин несколько невпопад.

– В таком случае я надеюсь, что время несколько умерило вашу скорбь.

Мистер Спенсер поклонился ей и снова повернулся к Гризелде.

– Мейн в скором времени присоединится к нам? – спросил Рейф Имоджин, передавая брату стакан виски.

– Граф? – спросила Имоджин удивленно. Она смотрела, как мистер Спенсер подносит ко рту стакан, а потом ставит его, едва пригубив. Его нижняя губа была очерчена очень красиво.

– При нашей последней встрече ты сообщила мне, что Мейн – твой кавалер и поклонник, – сказал Рейф. В его голосе она расслышала усмешку. Он изрек это достаточно громко, чтобы его брат, беседовавший с Гризелдой, мог его расслышать. – Естественно, я подумал, что уместно спросить тебя о его местонахождении. – Имоджин оцепенела и бросила хмурый взгляд на своего опекуна. – Ты ведь говорила мне… что ваши отношения не получили должного завершения только из-за нерешительности Мейна? Или нет? – сказал Рейф.

На этот раз его голос был настолько тихим, что остальные не могли его слышать.

– Потише, – зашипела на него Имоджин.

– Можно подумать, что это путешествие в Шотландию было достаточно интимным для вас двоих. – В его глазах она увидела злую-презлую насмешку. Каким-то образом он узнал, что их отношения с Мейном не окончились ничем. – Уверен, что Гризелда не так уж строго следила за твоей нравственностью, особенно ночью, – продолжал Рейф. – Если я не ошибаюсь, во время долгих переездов в карете она страдает желудком.

– Тебе будет приятно узнать, что Гризелда выполняла свои обязанности дуэньи с неусыпным рвением, – сообщила ему Имоджин.

Он, как всегда, пытался ее подкалывать.

– Значит, она расстроила твои планы обольщения, да? – спросил Рейф с деланным сочувствием.

Имоджин размышляла, следует ли ей огрызнуться на Рейфа. Но она изменила намерения. В некоторых случаях, таких, как этот, вся ярость, вызванная смертью Дрейвена, куда-то улетучивалась. Это ее смущало и удивляло, но в целом было благотворно для ее духа.