Фаворитка короля

— Не высовывайтесь, — посоветовал мне Виндзор после того, как я едва не нарвалась на нешуточные неприятности. — У них слишком много своих хлопот, чтобы думать еще и о вас. Оборона королевства от французов вышла на первый план, оттеснив бывшую фаворитку короля. Еще несколько таких месяцев — и о вас забудут окончательно.

— Не уверена, что эта мысль мне нравится. — Мне как-то не очень хотелось жить в полной безвестности. — Хочу ли я, чтобы обо мне забыли?

— Хотите, если в вас осталась хоть капля здравого смысла. Сиди тихо, женщина.

Я так и делала. Неделя проходила за неделей, злоба Джоанны ни в чем больше не проявлялась, и страхи мои стали отступать. Но, если Виндзор был, как и всегда, хорошо осведомлен о том, что происходит при дворе, кто же тогда появился у моих дверей? Эти гости добра не сулили. Мысленно я отругала Виндзора — и за его отсутствие, и за чрезмерную самоуверенность. Ну почему этого человека никогда нет рядом, когда он нужен больше всего? Да и зачем он мне вообще нужен, разве я сама не смогу справиться с теми, кто посмел вторгнуться в мои владения? Я смерила посетителя взглядом. Слишком уж властным он выглядел в своем черном одеянии и с кожаной сумкой для бумаг. Его равнодушный взгляд скользнул по мне с головы до пят, и у меня пересохло в горле.

«Но они не могут тебя арестовать. Ты не совершила никакого преступления. На твоей стороне Гонт! Это ведь он снял опалу!»

Дышать стало чуть легче.

Чиновник поклонился еще раз. Он, по крайней мере, держался учтиво, а вот у его подчиненных глаза так и блестели от жадности.

— Меня зовут Томас Вебстер, мистрис. — Он вынул свиток из своей сумки. — Меня направила сюда комиссия, учрежденная парламентом. — Говорил он вежливо, даже почтительно, разве что взгляд был оценивающим. Протянул мне документ. Я развернула свиток и прочитала, стараясь, чтобы пальцы не дрожали. Смысл бумаги стал ясен буквально с первых строк.

Дыхание у меня снова стало прерываться. Я сломала одну из официальных печатей красного воска и сделала вид, что еще раз перечитываю, в то же время пытаясь сделать глубокий вдох. Потом я крепче уперлась ногами в порог, словно могла преградить им путь в мой дом.

— Что такое? Ничего не пойму. — Но в бумаге, которую я держала, все было написано ясно, черным по белому.

— Мне дана власть, мистрис, забрать у вас все, что я найду здесь ценного.

— А если я буду этому препятствовать? — Сердце билось в горле, грозя задушить меня.

— На вашем месте я не стал бы этого делать, мистрис, — сухо ответил он. — Вы не в силах помешать мне. У меня имеется список предметов, которые подлежат изъятию в первую очередь. Так что позвольте…

И они, громко топая сапогами, вошли в дом, Вебстер развернул свой отвратительный список. Там содержался перечень всех моих ценностей, всего имущества, которое имелось в Палленсвике и принадлежало мне.

Мой страх перерос в панику, совладать с которой уже было невозможно.

— Этот дом принадлежит мне! — возмутилась я. — Он не находится в собственности короны. Он не был подарен мне королем, я сама купила его.

— Да, но на чьи деньги, мистрис? Откуда вы взяли деньги на него? — Он, кажется, даже усмехнулся. — И кому принадлежит то, что в доме? Все это тоже вы купили? — Он повернулся ко мне спиной и дал знак своим подручным приступать к делу.

Мне нечего было им ответить. Я стояла и смотрела, как выполняется приказ комиссии парламента. Все мое имущество на моих глазах выносили во двор и грузили в повозки либо на вьючных лошадей: белье, мебель, даже мою кровать; драгоценности, одежду, безделушки, — а Вебстер все читал и читал, что перечислено в его жалкой бумажонке.

— Диадема с жемчугами. Цепь золотая, украшенная рубинами. Лента шелковая, алого цвета — один ярд. Пара перчаток кожаных теплых, перчатки легкие, шитые серебром…

— Лента в один ярд?.. — вырвался у меня возглас уже на грани истерики.

— Вы же сами знаете, мистрис: курочка по зернышку клюет. Нам нужно собрать много денег, чтобы вести войну, — язвительно отозвался Вебстер. — Одни драгоценности потянут, по нашей оценке, фунтов на пятьсот. Чем висеть у вас на шее, лучше эти украшения пойдут на то, чтобы вооружить доброе войско и отстоять Англию!

Спорить с ним было бесполезно. Я молча смотрела на то, как из моего дома выносят все, что принадлежало мне. Лишь сглотнула бессильные слезы, когда один из дюжих слуг Вебстера пронес бесформенную кучу меха, шелка и камчи ярко-синего цвета с серебром: платья, которые Эдуард специально велел сшить для второго большого турнира в Смитфилде. Я ни разу их не надела, потому что второй турнир так и не состоялся. Платья бросили в повозку вслед за всем остальным.

Я же осталась стоять в прихожей своего опустевшего дома, по которому гуляло гулкое эхо.

— Вы закончили?

— Закончили, мистрис. Но должен вас предупредить еще вот о чем. Парламент взял на себя бремя взыскания с вас долгов. Любому, у кого есть к вам претензии, предложено их заявить комиссии.

— Моих долгов? — Дело оборачивалось чем дальше, тем хуже.

— Именно так, мистрис. Всякий, кто имеет жалобы на утеснения, вымогательство или иной ущерб, причиненные вами лично, — он говорил это с величайшим наслаждением! — вправе обратиться к парламенту за возмещением такового ущерба.

— От кого… от кого исходит этот приказ? — воскликнула я. Ах, ответ был известен мне и без того!

— От парламента, мистрис.

Я сделала медленный вдох, крепко сжав кулаки и подавляя рвущийся наружу вопль негодования. Не от парламента исходил этот приказ. Готова поспорить на жемчужную диадему, только что исчезнувшую во вьюке одного из мулов, что твердо знаю, кому это все понадобилось. Значит, она вовсе не собиралась позволить мне жить в тиши и забвении! Я видела, кто стоит за этим актом мести, пылая злобой! Я даже хорошо представляла себе, как она довольно потирает руки.

Черт возьми!

Я заставила себя мыслить хладнокровно и логично. Если она решила забрать только это… Что ж, у меня есть и другие усадьбы, недурно обставленные. А это я ей прошу, сколь бы оно меня ни сердило.

И тут я увидела, что Вебстер вынимает из своей сумки еще один свиток пергамента.

— Да разве вы не все еще забрали?

— Это приказ не об изъятии имущества, мистрис. Вам надлежит лично явиться в Лондон.

Я выхватила пергамент у него из рук. Прочитала. Мне надлежало предстать перед Палатой лордов.

— Суд? — задохнулась я. Чиновник стоял молча, с каменным лицом. Какие обвинения они могли откопать на сей раз? — Да говорите же! — потребовала я. — Меня ждет суд?

— Здесь все сказано, мистрис. — Вебстер указал на документ, который я мяла в руках. Мне надлежит предстать перед Палатой лордов в двадцать второй день декабря месяца. А в чем меня обвиняют? В мошенничестве. В измене!

Измена? Но это невозможно!

Впрочем, я знала, что в этом мире возможно все. Ярость моя сменилась страхом. Это уже не политический щелчок по носу, это судебный процесс со всеми вытекающими последствиями. Как далеко готова зайти Джоанна в своей жажде мести? Наказание за государственную измену одно — смерть.

Виндзор вернулся после дня, проведенного в сырых заливных лугах близ Гейнса, и нашел меня сидящей прямо на полу в опустевшей гостиной. Ни мебели, ни гобеленов — унесли даже корзину для поленьев, стоявшую у камина… Я чувствовала себя пришибленной, будто Джоанна ударила меня по лицу, как она однажды и сделала много лет назад. Я никак не отреагировала на стук его сапог по натертым до блеска половицам, и Виндзор опустился на колени, взял из моих вялых пальцев документ. Быстро пробежав его глазами, витиевато выругался, швырнул на пол перчатки и меч и сел рядом со мной.

— Вижу, здесь побывали стервятники.

— Побывали. — Его сапоги, едва не касавшиеся моих юбок, были покрыты грязью, тиной и болотной ряской. Мне это было безразлично.

— Во всех комнатах так же пусто, как и здесь?