Незримый гений (СИ)

— Ладно, это было странно, — прошептала Брилл, продвинувшись вперед на фут, чтобы толкнуть дверь ногой. В комнате не обнаружилось ничего, кроме груды коробок и нескольких простыней, покрывающих обломки мебели, и Брилл нервно кашлянула. — Наверное, эту комнату я оставлю на сладкое.

Быстро развернувшись, она неуклюже заторопилась к комнате в конце коридора, пытаясь избавиться от скручивающего внутренности беспокойства. Уронив швабру и щетку, Брилл медленно открыла последнюю гримерную и с тревогой оглядела ее интерьер. Не заметив ничего подозрительного, она шагнула в комнату и со стуком поставила на пол фонарь и ведро. Слишком резко выпрямившись, она задохнулась от острой боли в ребрах и, опустившись на ближайшую коробку, обхватила руками живот, надеясь перетерпеть жгучую боль.

— Дыши, просто дыши, — простонала Брилл себе, ожидая, когда ушибы перестанут пульсировать.

— Брилл… — едва уловимо прошелестел в воздухе удивительно красивый голос, прозвучав так близко, что она могла бы поклясться — кто-то шептал ей прямо в ухо.

С сердцем, трепещущим почти в горле, Брилл вскочила на ноги, опрокинув при этом стоявшее позади ведро и разлив воду по всему полу.

— Кто здесь?! — пронзительно вскричала она, быстро — несмотря на то, что пришлось прижимать руки к ноющим бокам, — обыскивая темную комнату в надежде заметить хоть какое-то движение. — Если здесь есть кто-нибудь, пожалуйста, отзовитесь!

Сгорбившись в тускло освещенной гримерной, Брилл выжидательно прислушивалась, стараясь уловить хоть один звук помимо собственного хриплого дыхания. Когда ее ушей достигла лишь гнетущая тишина, которую она уже начала ассоциировать с Оперой, Брилл задрожала. Шли минуты, но ничего не происходило, и она медленно расслабила сведенные от напряжения мышцы спины. Обойдя валяющееся на боку ведро, Брилл прошлась вдоль стен комнаты, проверяя за коробками и заглядывая под простыни. Сорвав последнее пыльное покрывало, она посмотрела на заднюю стену, только теперь заметив на ней огромный завешенный участок. Прокравшись туда на цыпочках, она осторожно потянула за угол полотна, а затем резко сорвала его.

Завопив во весь голос, Брилл отпрянула от скрывавшейся под простыней фигуры, но когда она повернулась, чтобы дать деру, то краем глаза заметила, что фигура повторила ее движения. Замерев, Брилл бросила еще один взгляд на смутный силуэт и внезапно поняла, что кроме нее в комнате никого нет: она смотрит на огромное зеркало в бронзовой раме и на собственное кошмарное отражение.

Выдавив вереницу цветистых проклятий, Брилл, обмякнув, тяжело оперлась на зеркало и прижала правую ладонь к его прохладной поверхности. Впав в безмолвие, она несколько минут провела совершенно неподвижно. Затем медленно подняла глаза обратно на зеркало, пока не уставилась прямо на свое разбитое лицо. Брилл едва узнавала собственные черты, обрамленные свежеприобретенными черными волосами. Синяки и темные круги под глазами с особой четкостью выделились в переменчивом свете стоявшего на полу фонаря. Подняв левую руку и проведя трясущимися пальцами по швам на нижней губе, Брилл на секунду нахмурилась. Она не могла избавиться от ощущения, что здесь, рядом с ней, есть кто-то еще, но это ощущение отличалось от того, что она испытывала в последние два дня: сейчас в ее животе расцветал скорее не страх, а странное тепло. Ее пронзила тоска столь сильная, что прожгла душу до самой сердцевины, и Брилл привалилась к твердой зеркальной поверхности. Прошло уже так много времени с тех пор, как она не чувствовала себя одинокой. Но стоило только этому крохотному ростку утешения пустить корни в ее сердце, как Брилл снова посмотрела на окружающую зловещую обстановку. На ее и без того усталые плечи немедленно обрушился тяжкий груз реальности. «Что это со мной? Здесь никого нет. Я одна… совсем одна. О боже…» У Брилл вдруг защипало глаза.

Неожиданно разразившись слезами, она уронила измученный взгляд со своего белого как мел отражения обратно на пол. Рыдания, которые она подавляла неделями, вскипели в ней, наконец прорвав навязанный ею жесткий контроль. Соскользнув на пол, Брилл боролась с охватившей все тело слабостью.

— Должно быть, я схожу с ума. Что со мной происходит?! Держи себя в руках, Брилл… — Несколько раз прерывисто вздохнув, она попыталась остановить поток бегущих по щекам бессильных слез. — Я не могу этого сделать. Почему я решила, что могу? Я такая дура. Когда я превратилась в такую дуру? — Погруженная в тишину, прерываемую лишь ее собственными всхлипами, Брилл привалилась виском к прохладному стеклу зеркала. — Мне даже нечего подарить завтра Арии на Рождество, — пробормотала она, полностью подавленная своими мыслями.

Тяжело вздохнув, она закрыла глаза, позволяя исходящей от стекла под щекой прохладе просочиться под кожу, затем рассеянно вытерла высыхающие на лице дорожки слез. Узлы, скрутившиеся в животе от осознания собственного убожества, медленно исчезали, пока внутри не осталась одна лишь пустота. «Я должна встать и вернуться к работе, — устало подумала Брилл. — Я просто немного испугалась, но теперь пора снова браться за работу».

Издалека сквозь тишину до нее донесся новый звук. Чуть приподняв голову, Брилл открыла глаза, пытаясь определить его источник. Повернув голову к двери, она тщательно прислушалась к восхитительному голосу, поющему, казалось, где-то в коридоре, потом, перестав хлюпать носом, расслабила сведенные плечи и села прямо.

— Должно быть, кто-то остался порепетировать поздно вечером, — прошептала Брилл себе, приглушив голос, чтобы лучше слышать необычайно привязчивую мелодию.

Но, вопреки очарованию разносящихся звуков, было в них и нечто тревожащее. Почему-то этот голос казался смутно знакомым, как будто она уже слышала его раньше, когда-то давно. «Но это глупость…» Брилл тихонько сидела и сама себе улыбалась: чувство безысходности и страха, все еще мучившие ее, медленно растворялись в струях божественной музыки, и она чувствовала странное воодушевление.

Поднявшись на ноги, Брилл отошла от зеркала и поставила расплескавшееся ведро как следует. С журчащей в ушах новой умиротворяющей мелодией она нашла в себе силы поднять швабру и вернуться к работе. Смущенная недавним всплеском эмоций, Брилл драила комнату как одержимая, время от времени подпевая талантливому тенору в те моменты, когда должен быть вступать хор.

*

Следить за перемещениями Брилл по театру оказалось на удивление легко. Большую часть времени она не расставалась с Арией, таская ее за собой по театру, словно боялась выпустить из поля зрения. Всякий раз, когда девочка была с ней, Эрик держался на безопасном расстоянии. Он осознавал для себя всю опасность присутствия Арии — даже спустя столько времени он чувствовал, что в его сердце все еще сохранилась привязанность к ребенку. Его невыносимо ранило зрелище того, сколь тихой и печальной стала эта маленькая девочка. Временами Эрик задавался вопросом, какое страшное несчастье могло стать причиной этой странной перемены, обычно приходя к выводу, что в этом каким-то образом виновата Брилл. Теплое чувство, которое Эрик все еще питал к Арии, никоим образом не затуманивало ярость, которую он испытывал в адрес ее матери. Пожалуй, наоборот, оно лишь увеличивало ее.

За последние два дня не нашлось бы и секунды, когда Эрик незримо не следовал за этой женщиной, пока она выполняла свою работу, и для него было куда безопаснее, если с ней не было Арии. Вид Брилл, на коленях скребущей пол в уборной, приносил ему странное удовлетворение. Эрик был не в силах сдержать ощущение собственного превосходства, накрывающее его всякий раз, когда он видел, как она морщится и потирает ноющую поясницу. Приятно было осознавать, что лживая шлюха теперь пала так же низко, как принизила его много месяцев назад. Наконец-то он чувствовал, что в какой-то мере восторжествовала справедливость. Наконец-то люди получают воздаяние по заслугам.

И когда Эрик понял, что мадам Дюбуа ведет Брилл по тому самому коридору, где находится «гримерная с привидениями», в уголке его рта мелькнула самодовольная улыбка. «Теперь она будет одна. Поблизости не будет ни одной живой души. Теперь я могу немного повеселиться».