Утро нового века (СИ)

— Он поднялся со скамьи. — Неужели из монастыря так легко выйти?

— В отличие от вас, я посещала больную женщину в этом квартале. Вы-то были заняты совсем другим делом.

— Верно, другим. — Задетый её тоном, дерзко отпарировал он. — Я напивался, вон в том непотребном месте, под названием «Бочка». — Он махнул рукой в сторону трактира. — Видите, какие разные дороги привели нас с вами сюда.

— Признаюсь, я думала о вас лучше. Не зря, говорят, первое впечатление ошибочное. — Дарья покачала головой. — Вот вы оказывается какой.

— Какой? — обида зажглась в его глазах. — Вы же ничего не знаете. Ни меня, не обстоятельств, приведших меня сюда, а смеете рассуждать.

— Достаточно вашего вида. Молодые люди, из хороших семей, дорожат своей репутацией.

— А я не из хорошей семьи! — воскликнул он. — Я не знал своей матери, а мой отец авантюрист, игрок и шулер. Так что дорожить своей репутацией мне совершенно не к чему.

— Извините, — смутилась Дарья, понимая, что сказала лишнее. — Я неправильно выразилась. Думаю, что молодым людям как вы, здесь не место. Всякое может случиться, а вы, один, в поздний час, на улице. Вам нужно домой.

— Я не хочу домой! — голос юноши задрожал. — Я хочу уехать. Я не был дома два года. Думал, всё изменилось, а стало ещё хуже. Он убил…

— Кто убил? — вздрогнула девушка. — Кого?

— Он. — Ясные глаза, с детской доверчивостью, смотрели на неё. — Мой отец. Он довёл человека до самоубийства. Я просил его, но он не пожалел.

Дарья прикусила губы.

— Не надо так расстраиваться, — уже мягче произнесла она. — Возможно, вы ошибаетесь. Осуждать своего отца, какой бы он ни был, большой грех.

— А убивать не грех?

— Самое главное не нужно убивать себя. Если бы ваша мать, сейчас, увидела вас, ей было бы очень горько.

— Моя мать… — на глаза юноши набежали слёзы. — Если б она была жива, всё в моей жизни было бы по-другому. Но её нет и вокруг меня — одиночество и тоска.

Дарья, взяв юношу за руку, крепко сжала его ладонь.

— Помните, Бог всё видит. Не отчаивайтесь и, он не оставит вас.

— Бог не оставит. — Арсений горько усмехнулся. — Прошу прощения, сестра за мой вид. Понимаю, он вас оскорбляет. Извините.

Повернувшись, юноша пошёл по улице. Дарья посмотрела в след уходящему и перекрестила его спину.

Ёжась от ночной промозглости и тумана, наползающих с простора Невы, юноша побрёл домой, мимо домов с чёрными дырами окон, про себя проклиная эту страшную, бессонную ночь, которую он пытался утопить в вине.

По дороге его подобрал проезжающий мимо извозчик и с лихачеством, на которое способны только русские «Ваньки», довёз до «Дюссо».

Оглушённый тоской и вином, уставший от пережитого, Арсений открыл дверь в свою комнату. Подумал об Адель. Если он позовёт, она обязательно укроет его, от страшного дня, лаской, спасёт от тоски своей любовью.

А он?..

Арсений тяжело вздохнул. Нет.

Отношения с Адель не признак утончённости, а вероломство с его стороны. Потому что знал, для него это — любовь без любви, чего не скажешь о француженке.

Медленно скинув одежду и туфли, повесив пиджак на спинку стула, он лёг на кровать, натянул на голову одеяло, уткнулся лицом в полушку и, кусая руку, чтобы не закричать, заплакал.

Из сознания не уходили даже мелочи вчерашнего дня, разговор с отцом, его взгляд, равнодушные слова, когда он решал судьбу старика Ушакова.

Арсений был потрясён.

Его отец безжалостно и хладнокровно приговорил человека к смерти. И ради чего?

Ради денег! И когда тот умер, отец улыбался. Как всегда жёстко, свысока, презрительно скривив губы. Отец…

Всю ночь Арсений не мог уснуть. Не вытирая бегущих слёз, он лежал на спине, понимая, что оказался бессилен остановить отца и помочь Ушакову.

***

Вернувшись из полицейского участка, Андрея Михайловича застал у себя гостью.

— Дорогой, — ему навстречу спешила Маргарита Львовна. — Ну, как ты? Я так разволновалась, услышав о несчастье. Эта ищейка Филонов вцепится в тебя мёртвой хваткой, как пёс! Он давно мечтает добраться до тебя.

— Знаю, Рита, знаю. — Рунич поцеловал любовницу в щеку. — Я только что из полицейского участка. Они были вынуждены отпустить меня за недостаточностью улик.

— Каких улик?! Ты-то тут причём?

— Василий Антонович Ушаков так не считает. — Угрюмо произнёс Андрей. — У меня с ним был трудный разговор.

— Да, он такой. Упрям, как осёл!

— Я нажил врага в его лице.

— Плохо. Теперь он будет копать под тебя.

— Что делать. Такова моя жизнь. У меня больше врагов, чем друзей.

— Хочешь коньяку?

— Да.

Рунич развязал галстук и снял жилет.

— Я ужасно устал.

— Мне остаться? — улыбнулась Маргарита Львовна, протягивая ему рюмку.

— Я не смогу уснуть без тебя. — Он поцеловал её в краешек губ. — Ты так мне нужна

сегодня.

— А ты мне. — Женщина расстёгивала кофточку. — Кстати, не спросила самое главное. Приехал?

— Как ты и предполагала, в четверг.

— Как он?

— Здоров. Из Сорбонны привёз диплом с отличием. Профессор филологии советовал ему поступить в аспирантуру.

— Значит, проситься обратно во Францию. — Маргарита легла в постель.

— Проситься.

— Отпустишь?

— Никуда я его не пущу. Он только вернулся и опять хочет уехать! Скучно? Пускай

займётся делом.

— К примеру — работает в твоём заведении.

— Пока я жив, он постиг бы всё, что я знаю.

— Думаешь, ему это надо?

— Нет. — Нахмурился мужчина. — Он мечтает совсем об ином.

— Может, ты разрешил бы ему жить его жизнью?

— Нет! — вспылил Рунич. — Много ты разрешишь дочери покинуть монастырь?

— Что ты! — испуганно замахала руками женщина. — Она такая дурочка! Она пропадёт в этом мире! Её обманет любой. Вот если бы она вышла замуж за того человека, которого мы с мужем для неё выбрали, я бы была спокойна. Но она не захотела. Моя дочь наивна, глупа и совершенно беззащитна перед людьми.

— И очень красива. — Улыбнулся Андрей. — Она такая же, как её мать. Красивая и опасная для мужчин. И лучший выход, это спрятать её красоту под монашеское одеяние.

— Андрюша, что за речи? — удивилась Маргарита Львовна.

Мужчина рассмеялся.

— Рита, — сквозь смех ответил он на ревнивый вопрос любовницы. — Я видел твою дочь ещё ребёнком, и, она обещала стать весьма привлекательной особой.

— И стала. — Вздохнула женщина. — Ей семнадцать лет и, она такая, какой ты её себе представляешь. Прибавь к этому синие глаза и великолепную мраморную кожу, нежный голос и стройный стан. Но ума-то у неё не прибавилось! Только и есть, что прелестное личико и наивность. Я даже рада, что она поступила в монастырь.

— Ты правильно делаешь.

Маргарита с любовью посмотрела в чёрные глаза Андрея.

Он спал до самого вечера.

Проснувшись, потребовал к себе Алексея с кофейником крепкого кофе.

— Как у нас дела? — поднимаясь с постели и, набрасывая на плечи халат, спросил он.

— Полицейские ничего от нас не узнали, хозяин. Мы сказали, что господин Ушаков вошёл и выстрелил в себя.

— Что сказал Арсений?

— Арсений. — Алексей замялся.

Рунич поднял на слугу вопрошающий взгляд.

— Когда здесь был комиссар, его не было дома. Вскоре после случившегося, он ушёл в город и только недавно вернулся. Он изрядно где-то натянулся.

Андрей Михайлович отставил чашку с кофе в сторону и направился к сыну.

Арсений лежал ничком, уткнув лицо в подушку.

Он потряс сына за плечо:

— Сеня.

Юноша вздрогнул и открыл глаза.

Когда он повернулся к отцу, от того не укрылась его бледность и покрасневшие глаза.

— Что? — тихо спросил он.

— Алексей сказал, ты недавно вернулся.

— Я не хотел оставаться дома.

— Где ты был?

Андрей Михайлович внимательно всматривался в потухшие глаза сына. Не ответив на вопрос отца, юноша тихо произнёс:

— А ведь это ты, папа, ты довёл господина Ушакова до смерти.