Счастливчик (СИ)

========== Пролог ==========

Утреннее весеннее солнце скользило по изысканному убранству будуара, рассыпалось хрустальными искрами на гранях флакончиков, которыми было уставлено трюмо розового дерева маркетри*.

Княгиня откинулась на подушки. Быстрые роды вымотали ее, но женщина не потеряла силы духа и веселого задора, ведь схватки начались на великосветском балу, прямо посреди модного вальса. Ярко-голубые глаза лихорадочно блестели, и княгиня повторяла в перерывах между нарастающими волнами боли, обращаясь к еще не рожденной дочери:

- Ну и удружила, голубушка! Охоча же будешь к танцам и гуляниям!

Раскрасневшееся лицо родильницы озарилось радостной улыбкой, как только она услышала тихий писк ребенка. Княгиня закрыла глаза, глубоко дыша, переживая небывалое счастье от исчезнувшей боли и нежность к крошечному существу. Комочек жизни шевелился, верещал под умелыми руками акушерки. Пышногрудая кормилица-итальянка журчала что-то ласково-умилительное.

Туго запеленутого в белую куколку, украшенного голубыми лентами младенчика поднесли к молодой матери, для любования. Кормилица поправила изящные кружева одеялка. Княгиня вдруг сдвинула тонкие черные брови в одну грозную линию.

- Отчего ленты не красные? Что за шутки?!

- У тебя мальчик, матушка, - ласково отозвалась пожилая нянюшка.

- Опять?! – княгиня поджала нижнюю губу и отвернулась от новорожденного, пристально рассматривая узор на голубом шелке стены.

Князь Борис Иммануилович Бахетов, граф Эльсан, курил в своем кабинете, дожидаясь добрых вестей из спальни жены. Породистое лицо, красивые руки, естественная изящность спокойной позы выдавали в нем аристократа. Гвардейский генерал, командир полка и образец для подражания выглядел сейчас задумчивым и совсем не грозным.

За дверью раздался знакомый топот. Князь не выносил тихих шагов, потому обул всю челядь в сапоги с деревянными подковками.

- Не мнись за порогом. Входи! – крикнул князь.

В кабинет ввалился денщик Гордей, в сопровождении Матрены Онисимовны, старой нянечки жены.

- Что княгиня? – быстро спросил мужчина.

- Четверть часа как разрешились благополучно, - нараспев оповестила няня.

Денщик сиял, как начищенный самовар. Князь глубоко вздохнул, пряча невольные слезы, и размашисто перекрестился на богатую икону Спасителя в красном углу.

- А ребенок?

Няня всплеснула полными руками.

- Запутался в пуповине. И задохнулся бы, сердешный, но кулачок подставил под петлю-то и спас сам себя, да с Божьей помощью. Никак счастливчик!

- Счастливчик… Мальчик? – встрепенулся князь.

- С наследничком поздравляем, - одновременно отозвались оба и поклонились в пояс.

Борис Иммануилович усмехнулся. Старший пятилетний сын рос здоровеньким сорванцом, но двух младенцев чета Бахетовых потеряла сразу после родов. В роду жены существовала легенда, по которой лишь один отпрыск мужского пола мог пережить свое двадцатипятилетие. Княгиня верила в темную историю и имела доказательства, что старое проклятие работает, а потому не желала больше иметь детей, приговоренных к ранней смерти с рождения. Мечтала о дочери и была уверена, что носит девочку. Приданое детское велела пошить сплошь розовое да красненькое. Но от судьбы не увернешься.

- Княгиня разочарована? – спросил мужчина после того, как нянюшка рассказала, как быстро и хорошо прошли роды.

- Сперва закручинилась матушка, но потом улыбнулась. На все ведь воля Божья. А Варвара наша Георгиевна светлой души человек, да и как младенчика-то не полюбить сразу?! – прижимая руки к груди, отозвалась Мария Онисимовна с доброй улыбкой на простоватом лице.

- Ну, поди к ней, - отослал князь няню, награждая золотым рублем за радостную новость.

Щедро налил денщику водки, добавил сверкающую тяжелую монету. Гордей приложился преданным поцелуем к холеной кисти князя и вышел следом.

Борис Иммануилович подошел к окну, посмотрел на прозрачно-чистое, безоблачное, ранневесеннее небо. Сад начинал просыпаться от зимней спячки. Окна еще не выставили, но князь ощущал, как природа исступленно дышит всеми порами, жадно насыщается солнечным светом и земными соками. Кто знает, может его новорожденному сыну достанется сколь-нибудь этой живительной силы.

Князь был прагматичным человеком и радовался появлению сына. Хоть старший наследник Борис рос здоровым и умным, но все же - единственный ребенок при нынешней смертности… В мистификацию генерал не верил и семейную легенду рассматривал, как одну из немногочисленных причуд супруги. А двум сыновьям можно будет передать и обширные владения, и титулы: старшему – князя Бахетова, следовавшему по женской линии, поскольку княгиня Варвара Георгиевна была последней представительницей старинного татарского рода, а младшему – графа Эльсан, ведущего свое происхождение от внебрачного сына прусского короля.

Четкой походкой военного князь вышел из кабинета. Надо было повидать жену и новорожденного младенца. Назвать его Иммануилом, что означало - «с нами Бог». Уже давно мужчин рода Эльсан нарекали Борисами и Иммануилами, и всегда эти имена приносили удачу. Двух умерших малюток княгиня называла сама, и ничего хорошего из этого не вышло. Теперь, когда Варвара Георгиевна наверняка имела в мыслях лишь женское имя для предполагаемой дочери, князь собирался настаивать на своем варианте.

В спальне княгини царила умиротворяющая тишина. Нянечка и старая графиня Эльсан - недавно прибывшая из своего французского шато мать Бориса Иммануиловича, расположились у пышной постели, шепотом переговариваясь. Кормилица с новорожденным на руках размеренно покачивалась рядом с колыбелькой. Младенец спал.

- Благодарю, душа моя, за сына, - приложился князь к изящной шелково-белоснежной ручке супруги. Варвара Георгиевна подняла на мужа взгляд ласковых, голубых, как небо за окном, глаз.

- Вы желали еще одного мальчика, дорогой друг, - княгиня улыбнулась.

Князь провел пальцами по ухоженным усам, что означало высшую степень довольства.

- Если Вы не против, я хотел бы назвать нашего маленького счастливчика Иммануилом.

* Маркетри - фр, стиль мебели, отличающийся мозаикой из разноцветного дерева

========== Часть 1. Борис ==========

Судьба играла с маленьким наследником рода Бахетовых в одну лишь ей известную игру. До шести лет Иммануил переболел всеми детскими недугами, пару раз оказавшись на тонкой грани между жизнью и смертью, лишь оспа счастливо миновала подмосковное княжеское имение, по непонятной логике обогнув широкой дугой еще пару деревень поблизости и уйдя эпидемией на север. Домашний доктор пожимал плечами, а матушка Варвара Георгиевна тихо радовалась, что младшенькому не грозила смертельная опасность и некрасивые отметины на лице и теле. Если бы Иммануил знал, сколько раз фортуна отводила его от гибели, то не удивлялся бы кажущемуся равнодушию окружающих к своим болезням.

Но первым жизненным впечатлением была обида: на прекрасную и так редко бывавшую в детской комнате матушку, на строгого подтянутого отца, на румяного веселого брата. И обида на себя, слабого, в прохладной и шуршащей от крепко накрахмаленных простыней постели. Тихое тиканье часов. Стук спиц от сидящей у кроватки нянюшки, ее же монотонный шепот – счет петель. Нянечку подменял дядька Иван Иваныч, молодой мужик из прислуги, бывший полотер, но приставленный к маленькому князю из-за аккуратности и редкой для крестьянина эрудиции. Приукрашенные истории дядьки, почерпнутые из читанных вслух в людской «Московских ведомостей», да неторопливые сказки нянюшки стали для Иммануила первыми уроками русской речи. Порой ребенок находился в своей комнате неделями, одна болезнь проходила, настигала другая.