Дорога на райский остров

Виктория Холт

Дорога на райский остров

НОЧЬ БУРИ

В ночь большой бури наш дом, как и множество других в деревне, получил повреждение, и благодаря этому было сделано открытие. Мне было в ту пору восемнадцать лет, а моему брату Филипу — двадцать три, и в последующие годы я часто поражалась тому, что за этим последовало, и строила предположения о том, насколько же по-другому все могло сложиться, если бы не эта буря.

Буря пришла после одного из самых жарких периодов, какие можно было припомнить, когда температура зашкаливала за тридцать градусов, и почти все разговоры вертелись вокруг погоды. Из-за жары умерли двое стариков и один ребенок, в церквях шли молебны о дожде, старая миссис Терри, которой уже стукнуло девяносто и которая после бурно проведенной юности и не слишком добродетельного зрелого возраста лет в семьдесят с хвостиком ударилась в религию, заявила, что Бог наказывает Англию в целом, а Большой и Малый Стэнтон в частности, моря голодом скот, осушая ручьи и не давая достаточно влаги для урожая. День Страшного Суда приближался, и в ночь бури даже наиболее скептически настроенные из нас были склонны поверить, что, возможно, она и права.

Я прожила всю жизнь в Грине в старом поместье в стиле Тюдоров, где правила Бабуля М. "М" — означало «Мэллори» — нашу фамилию, а Бабуля М получила такое имя, чтобы отличать ее от Бабули К — бабушки Крессет, ибо в тот момент, когда умерла моя мать, что совпало с моим рождением, началась Война Бабуль.

Они обе хотели забрать нас, — рассказал мне Филип, когда мне было четыре года, а он уже был осведомленным девятилетним мальчиком. И то, что мы были так нужны, придавало нам особую важность в собственных глазах. Филип рассказал мне, что Бабуля К предлагала взять к себе одного из нас, а Бабуле М — оставить себе второго, иными словами, разделить нас, словно мы были клочком земли, за которые сражались генералы. После этого я долго не могла доверять Бабуле К, потому что самым важным для меня в жизни человеком был Филип. Он всегда был рядом, мой старший брат, мой защитник, более умный, имевший за спиной пять бесценных лет опыта которых не было у меня. Порой мы ссорились, но эти разногласия только яснее давали мне понять, насколько важен он был для меня, потому что когда Филип на меня сердился, я ужасно переживала.

Предложение поделить нас, к счастью, вызвало негодование у Бабули М.

— Разлучить их? Никогда! — был ее боевой клич, причем она решительно подчеркивала тот факт, что в качестве бабушки по отцовской линии у нее больше прав. В конце концов Бабуля К была побеждена и вынуждена согласиться на компромисс, заключавшийся в проведении коротких летних каникул раз в году в ее доме в Чешире, однодневном визите время от времени, платье в подарок для меня и матросках для Филипа, чулках и перчатках для нас обоих, а также в подарках на Рождество и дни рождения.

Когда мне было десять лет, с Бабулей К случился удар и она умерла.

— В хорошенькое же положение она бы нас поставила, если бы дети были у нее, — услышала я комментарий Бабушки М, обращенный к Бенджамину Даркину — одному из немногих людей, когда-либо возражавших Бабуле М, однако он мог это себе позволить, поскольку работал в мастерской с двенадцатилетнего возраста и, по словам Бабули М, знал в искусстве составления карт больше любого другого человека.

— Едва ли можно винить эту леди в том, что произошло по воле Божией, миссис Мэллори, — с мягким упреком заметил Бенджамен в этот раз, и, вероятно, потому, что это был Бенджамен Даркин, Бабуля оставила его замечание без внимания.

Бабуля М вела себя в Малом Стэнтоне как помещица, а выезжая в Большой Стэнтон, что она делала в то время каждый день, она восседала в экипаже с кучером Джоном Бартоном и маленьким Томом Терри, потомком пророчицы судьбы и нынешней добродетельной девяностолетней миссис Терри, на запятках кареты.

Когда Филипу, на мой взгляд, самому мудрому человеку на Земле, было восемнадцать лет, он говорил, что люди, ставшие кем-то, бывают более преданы своему делу, чем те, кто получил все при рождении. Он намекал на то, что Бабуля М не была по рождению дворянкой. Она просто вышла замуж за Дедушку М и таким образом стала одной из Мэллори, живших в поместье со времен его постройки в 1573 году. Мы это знали, потому что дата была выгравирована на фасаде дома. Однако среди Мэллори никто так не гордился своим именем, как Бабуля М.

Я никогда не знала Дедушку М. Он умер до того, как началась великая Битва Бабуль.

Бабуля М управляла деревней так же умело и автократично, как и своим хозяйством. Она председательствовала на праздниках и базарах и держала в строгости нашего мягкого священника и его «безмозглую» жену. Она заботилась о том, чтобы утренние и вечерние службы хорошо посещались, и по воскресеньям каждый слуга и служанка были на своем месте в церкви, а если какие-то серьезные обязанности препятствовали этому, существовала некая очередность — кто пропустил одну воскресную службу, должен непременно быть на следующей. Излишне упоминать о том, что мы с Филипом присутствовали всегда и степенно, по-воскресному, шествовали через Грин от поместья к церкви по обе стороны от Бабули М, чтобы занять свои места на скамье Мэллори по ту сторону, где находился запятнанный стеклянный оконный витраж с изображением Христа в Гефсиманском саду, подаренный одним из наших предков в 1632 году.

Однако больше всего, наверное, Бабуля М была предана мастерской. Для помещицы это было необычным — быть связанной с каким-то делом и так много внимания уделять мастерской. Однако это была необычная мастерская.

По сути дела, это был алтарь славы Мэллори, ибо Мэллори когда-то были великими навигаторами, совершавшими путешествия по всему миру. Они хорошо служили своей стране со времен королевы Елизаветы, и Бабуля М пребывала в твердом убеждении, что морским господством держава во многом обязана Мэллори.

Один из Мэллори плавал с Дрейком. В семнадцатом веке они уходили на поиски приключений, однако у них был один интерес, отличавший их от других. Это было не стремление захватывать вражеские испанские и голландские суда, а страстное желание нанести весь мир на карту.

По словам Бабули М, Мэллори вписали свое имя в мировую историю, и не только в историю Англии: они облегчили навигацию сотням — нет, тысячам великих искателей приключений по всему миру, и эти отважные мореплаватели и исследователи Земли многим были обязаны картам Мэллори.

Мастерская находилась на главной улице Большого Стэнтона. Это было древнее трехэтажное здание с двумя сводчатыми окнами на нижнем этаже, по обе стороны от каменных ступеней, что вели к входной двери.

Позади мастерской, во дворе, находилось другое здание, где помещались три паровые машины. Для нас это была запретная территория, разве что нас сопровождал кто-то из взрослых. Меня машины не особенно интересовали, зато Филип проявлял к ним огромный интерес. В одном из сводчатых окон помещался огромный глобус, расписанный голубыми, розовыми и зелеными красками, в детстве он совершенно меня завораживал. Когда я ребенком посещала мастерскую в обществе Бабули М, Бенджамин Даркин вертел такой же глобус в переднем комнате, показывал мне великие синие моря, землю и ее границы, выделял розовые участки глобуса — ту часть, что была британской. Я полагала, что это было дело рук славных Мэллори, начертивших карты, чтобы указать путь исследователям.

Филипа визиты в мастерскую так же возбуждали, как и меня, и он часто говорил со мной об этом. В нашей классной комнате были карты, и, посещая нас там, Бабуля М частенько задавала нам вопросы по атласу. Географии отдавалось предпочтение перед всеми остальными предметами, и Бабуля М была счастлива, что мы проявляли к ней интерес.

В другом окне мастерской находилась огромная карта мира. Она казалась великолепной, распростершись перед нами с африканским континентом по одну сторону и двумя Америками — по другую. Море было ярко-синего цвета, земля темно-коричневого и зеленого. Там были и наши острова, казавшиеся совсем маленькими, прямо слева от смешного тигра — Скандинавии. Но самым величественным было имя нашего предка, начертанное золотом в правом углу: