Play (СИ)

-Детка?

-Приходи, - прохрипела из последних сил, - пожалуйста. Приходи.

Forvard

И он пришел. Обнял, зажал обеими руками, крепко-крепко.

Ксюша билась в рыданиях, проходящих резкими волнами от живота к горлу. Она захлебывалась слезами, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть слово. Джон крепко держал ее за плечи, и прижимал к себе, не давая вырваться ни на секунду.

-Дыши, - говорил он строго, - детка, слышишь? Ни о чем не думай, ничего не говори, только дыши.

Она цеплялась за его голос, как за последнее спасение, и, дрожа всем телом, содрогаясь от боли, пыталась дышать.

-Это все пройдет, - слышала она, - все это обязательно пройдет. Просто пока так. Пока больно. Но мы пройдем и через это, слышишь? Просто дыши и все.

В паузе между рыданиями она подняла голову и посмотрела во внимательные, ярко-голубые, Женины глаза.

-Что мне делать? - Прохрипела отчаянно. - Джон, что же мне теперь делать?

-Не нужно ничего делать, детка, - он лишь крепче обнял ее, - успеешь еще с делами. Сейчас просто дыши, и чувствуй все, что чувствуешь, не давай этому спрятаться внутри себя, вышвыривай к чертям наружу.

-Мне хочется кричать.

-Кричи. Любой каприз, малыш. Хочешь кричать - кричи, хочешь драться - дерись. Все, что захочешь.

И тогда она начала кричать...

Боль выходила изнутри с каждым звуком, по капле. Она царапала горло, застревала в связках, но все же выходила.

Ксюша билась в Жениных руках, как раненая птица – дергала ладонями, ногами, всем телом. И кричала – снова и снова.

-Я люблю тебя, - слышала она раз за разом тихое, - я все равно люблю тебя. И такую тоже.

Это превратилось в бесконечный речитатив – я люблютебяялюблютебяялюблютебя. И от каждого нового «люблю» она кричала еще сильнее. Пока не обмякла, обессиленная, в его руках, и не разрыдалась в последний раз – горче и отчаянней, чем раньше, но теперь, когда большая часть боли вышла наружу, эти слезы как будто заживляли, а не растравляли рану.

Джон дождался, пока последние слезы не размазались по грязным щекам, и только потом спросил:

-Что произошло?

Ксюша опустила голову.

-То же, что и всегда. Она ушла, я осталась. Конец истории.

Она шмыгнула носом, и запустила ладони в свои волосы, крепко сжимая. Захотелось вдруг сделать себе очень больно.

-Я чуть было опять это не совершила, - добавила она. – Ленка была рядом, и я чуть было не…

-Не что?

-Чуть было не воспользовалась этим.

Джон за ее спиной тяжело вздохнул. Она знала: он думает, как бы выразиться помягче, как снова объяснить ей, что это нормально, что в этом нет ничего страшного. Но проблема была в том, что для нее это нормальным не было.

-Да, она сама мне это предложила, - заговорила Ксюша, не давая ему сказать ни слова. – Да, она хотела этого тоже. Но это неправильно. Выливать свою боль в другого человека таким способом – это отвратительно и гадко. И я так не хочу. Понимаешь? Не с ней. Только не с ней.

-Почему нет? – Джон достал сигареты и сзади потянуло приятным дымом. – Чем она лучше других?

-Тем, что других я просто трахала, когда мне было плохо. И им нравилось это не меньше, чем мне. Но это был просто секс. А Лена…

Ксюша запнулась на полуслове, обернулась и отобрала у Джона сигарету.

-А к Лене ты что-то чувствуешь? – Усмехнулся он. – В этом проблема?

Чувствовала ли она к ней что-то? Да, наверное, и даже наверняка. Она была не просто девушкой на одну ночь – да что там на ночь! На один час. Нет, она была в первую очередь другом. И Ксюша знала: с ней этого делать нельзя.

-Я все равно не понимаю, - продолжил Джон. – Она сама предложила, она хотела этого. Почему нет? Или ты снова включила свои интеллигентские заморочки о том, что страстный, сильный секс – это плохо?

Ксюша поморщилась.

-Нет, дело не в этом. Просто этот способ… Это работает, но это подло. Я словно использую этих женщин, чтобы выразить свою ярость.

-Но им же это нравится.

-Ну и что? Стокгольмский синдром – слышал о таком? Им тоже нравится. Но менее подлым это не становится.

Джон захохотал, откидываясь назад на руках. По его лицу Ксюша поняла: он знает. Знает, почему она говорит именно так, знает, что за этими словами она прячет то важное, о чем говорить не хочет категорически. Знает – и принимает это.

-Детка, - сказал он, отсмеявшись. – Я, конечно, рискую сейчас получить от тебя по полной программе, но все же спрошу. Тебе не кажется, что ты совершила большую ошибку, оставшись здесь?

Еще бы ей не казалось. Особенно в этом состоянии – когда мир рушился на глазах, когда в нем не осталось ничего важного, кроме скрывающейся за поворотом спины. Особенно когда впереди был целый месяц, в который она не сможет ни увидеть, ни услышать, ни дотронуться. Еще как казалось!

-Я думаю, что у меня есть шанс, - сказала Ксюша, - он маленький, но раньше и его не было.

-Шанс на что?

-Шанс на то, чтобы остаться в ее жизни.

Forvard

Она шла домой медленно, едва переставляя ноги. Во-первых, совершенно не было сил – все они ушли на истерику, на жуткий бег неведомо куда, на слезы и боль. Во-вторых, и пожалуй, это было главным, она боялась, что Лена еще не ушла, и придется говорить с ней, смотреть в глаза, что-то объяснять.

Но все вышло совсем не так. Ксюша дошла до дома, толкнула открытую дверь, и почувствовала запах какой-то выпечки. Прикрыла дверь, посмотрела на номер квартиры. Все было верно, номер был правильным, но запахи – они были из какой-то другой жизни, не из ее, не из Ксюшиной.

Лена возилась на кухне, облачившись в Ксюшину адидасовскую футболку, и только плечом дернула приветственно.

-Мой руки и садись, почти все готово, - сказала она.

Ксюша задумчиво почесала затылок, и послушно отправилась в ванную. Оказалось, что Лена с пользой провела все это время: ванна сияла чистотой, кафель сверкал, а в тазу лежали замоченные полотенца и еще какие-то тряпки.

Вернувшись на кухню, Ксюша подошла к Лене и взяла ее за руку. Стоило ей открыть рот, как на губы легла ладонь.

-Нет, - улыбнулась Лена, - мы не станем это обсуждать.

Они смотрели друг на друга – одна ласково, другая удивленно, и молчали. Ксюша растерянно улыбалась. Она скользила взглядом по Лене – такой уютной, такой домашней, такой доброй и ласковой, и думала: «Господи, ну почему я не могу ее полюбить? Почему, господи?».

Stop. Forvard. Play.

-Когда ты поняла, что любишь меня? – Спросила Ася. После того как Ксюша пришла на кухню, замотанная в простыню, и села рядом, прошел уже час. За этот час они толком не поговорили ни о чем – Ксюша боялась спрашивать, Ася боялась отвечать. И вот – набралась смелости и спросила.

Она думала, что Ксюша скажет: «Не помню» или «Не знаю», но она ответила другое.

-Мне было двенадцать. Я шла в школу, кругом была весна, светило солнце и распускались листья на деревьях. И я вдруг подумала: а почему я с такой радостью иду на занятия? Почему вместо того чтобы ныть о раннем подъеме, я улыбаюсь и почти подпрыгиваю?

Ксюша опустила подбородок на ладони и улыбнулась – ласково, почти мечтательно.

-И я поняла, что это потому, что теперь там есть ты. Я вспомнила о тебе, и сердце застучало быстро-быстро. А когда я подумала о том, что целых сорок минут буду сидеть на твоем уроке, смотреть на тебя, и слушать – оно стало стучать еще быстрее.

-И тогда ты поняла, что любишь меня? – Спросила Ася.

-Тогда я почувствовала это. На то чтобы понять, ушло гораздо больше времени, и это было уже не так радостно.

Она вздохнула и потерла пальцами лоб.

-Я боялась, что это что-то извращенное, грязное. Потом стала бояться, что…

Запнулась, помолчала, посмотрела на Асю.

-Расскажи мне, - попросила просто. – Расскажи, как это было для тебя.