Осколки. Книга 1 (СИ)

========== 9 месяцев и 2 дня ==========

В нашем мире есть три вещи, с которыми каждый из нас вынужден смириться. Первая – это наши родители. Мы их не выбирали, но нам приходится жить с ними и принимать их такими, какие они есть. Вторая – наша внешность, наши физические данные. То, что мы каждый день видим в зеркале. Но если кривой нос можно исправить посредством пластической хирургии, а от родственников сбежать после окончания школы, то есть вещь, которую изменить ну никак нельзя. Это наша смерть. Все умирают, это приходится принимать как данность. Вы умрете. Не обижайтесь, но это правда. Вы все умрете (маньячный смех за кадром). Нет, ну правда, вы умрете. Все вы, кроме меня. Потому что я-то уже умерла.

«На небесах только и разговоров, что о море…». Откуда эта фраза? Я не помню. Эта фраза всплывает у меня в голове каждое утро, когда я прогуливаюсь вдоль морского берега, поднимая во мне внутреннее противоречие. Ведь я живу на небесах уже довольно давно, и никто здесь о море не говорит.

Я мертва уже девять месяцев и два дня. У меня нет календаря, но вместо него я взяла себе обломок доски, отторгнутый морем. На этом обломке я отмечаю палочками прожитые на небесах дни, как Робинзон Крузо отмечал дни, прожитые на необитаемом острове.

Но здесь мое сходство с Робинзоном Крузо не заканчивается. Ведь я тоже живу на острове. Это довольно большой остров, окруженный со всех сторон холодными водами северного моря. Я опасаюсь давать этому морю какое-то название, поскольку на небесах совсем другая география. Для меня оно просто Холодное море и все тут.

На острове живут и другие люди. Но я с ними почти не общаюсь. Здесь почти никто не общается друг с другом, предпочитая уединение. Каждому хватает общения с морем. Поэтому с другими обитателями острова я пересекаюсь только в магазине, и если бы все люди в один прекрасный день вдруг исчезли, в моей жизни ничего бы не изменилось.

Для себя я избрала самое уединенное место на острове – маяк. Это почти заброшенный маяк, как и все здесь. За те девять месяцев, что я прожила на острове, мне только один раз пришлось использовать маяк по назначению, когда к нам на лодке прибыл новый житель. В тот день ко мне заглянул смотритель острова – угрюмый седой старик, к которому принято обращаться, если у тебя возникают какие-то проблемы. Для нас он Смотритель или просто Джозеф.

- Завтра тебе придется оживить маяк, - сказал старик безо всякого выражения. – К нам прибудет новенький.

- Хорошо, - ответила я тоже безо всякого выражения.

Затем мы поднялись наверх, и старик показал мне, как пользоваться лампой, освещающей морские воды.

А следующим вечером маяк ожил на какое-то время. Но как только лодка с новеньким причалила к берегу, маяк снова уснул. А вместе с ним и сердце мое погрузилось в сон. Изредка я вспоминала то легкое волнение, всколыхнувшее дотоле спокойные воды моей души, когда мне пришлось оживлять маяк. Я гадала, как скоро мне снова потребуется сделать это.

Но время шло, и на остров больше никто не приплывал. Старик больше не стучал в мою дверь.

Девять месяцев и два дня. Если бы я была жива, то скоро мне бы исполнилось двадцать семь. Но я мертва, а потому предпочитаю считать, что теперь мне всегда будет двадцать шесть. В общем-то, это не так уж плохо. Многие люди могут только мечтать о том, чтобы всегда оставаться двадцатишестилетними.

Живя на острове, я часто вспоминала выражение «обрести вечный покой». Что-то подобное случилось и со мной. Место, куда я попала после смерти, сложно назвать райским садом, но оно спокойное, это место. Уединение, отсутствие каких-либо событий и сердечных волнений – разве не это считается истинным покоем?

Вспоминаю ли я свою прежнюю жизнь? Нет. Я просто не могу этого делать, потому что о своей жизни на Земле у меня не осталось никаких воспоминаний. Смерть забрала их себе, и я теперь подобна белой странице, с которой кто-то ластиком стер все написанное ранее. Я стала чистой страницей, и в то же время нет. Следы от букв, вдавленных в бумагу чьей-то рукой, то и дело проступают на ее поверхности.

Чуть не забыла представиться. Впрочем, вежливость никогда не была мне присуща. Меня зовут Шарлотта. Но я не люблю это имя, поэтому все всегда называли меня Чарли. Кто «все»? Когда «всегда»? Этого я вспомнить не могу. Я знаю только свое имя.

Через два месяца жизни на острове я смогла вспомнить также, кем была при жизни. Я была… знаю, это может прозвучать пафосно, но я была рок-звездой. Именно так. Я не была простым музыкантом, у меня были толпы поклонников, и я часто слышу эхо их скандирования и восторженный визг. Сидя на берегу, я слышу их голоса, приносимые вместе с шумом моря.

Я вспомнила об этом, когда увидела в одном из местных магазинов гитару. Первые два месяца моей жизни на острове были совершенно пустыми, я чувствовала себя мертвой в полном смысле этого слова. Весь день я проводила сидя на камнях у берега, а как только темнело, ложилась спать, вырезая на своей доске очередную палочку. Я ничего не знала о себе, ничего не чувствовала. Я думаю, это все равно что родиться заново. Должно быть, ребенок в первые годы жизни чувствует нечто подобное, с той лишь разницей, что ребенку присущи любопытство и жажда жизни, а я ничего такого не испытывала. Многие люди на острове отчаянно пытаются вспомнить свою жизнь, но у меня такого желания никогда не возникало. Зачем? Если я что-то забыла, может, оно и к лучшему?

Однако мне не удалось долго прожить в состоянии полного забытья. Как я уже сказала, когда я увидела в магазине гитару, во мне зазвучали отголоски жизни, которую я навсегда потеряла. Впервые за два месяца я улыбнулась. Это была обыкновенная акустическая гитара, и я поспешила прикоснуться к ее струнам. Они дрогнули и отозвались знакомым звуком, который поднял целый шторм в моей душе.

Я увидела себя стоящей на сцене, ощутила тяжесть гитары, висящей на моем плече, и холод микрофона в ладони. Но не это было главным. Я вспомнила свою песню. Песню, которую я написала и которую исполняла при жизни. И тогда эмоции вновь вернулись ко мне, и я ощутила трепет, словно бы мое сердце снова начало биться, я ощутила жажду, желание, смятение и радость. Я ощутила боль.

Нахлынувшие чувства испугали меня, как испугают меня потом чувства, испытанные на маяке, когда я зажигала в мертвой лампе огонь жизни и смотрела на черные воды, вздымающиеся и оседающие внизу. Морская даль и свет от маяка заставляли меня ждать чего-то, они манили и как будто хотели сказать, что в моей жизни еще что-то будет. Но как в ней может что-то быть, думала я, если я уже умерла?

Однако стоило мне взять в руки гитару, как я впервые задумалась о бессмертии души. Жизнь моя закончилась, но я еще не закончилась. Я у себя до сих пор есть. Я не помнила о себе ничего, но каким-то чудом, что-то самое важное, что когда-то было во мне, вновь ко мне вернулось, когда я услышала звук трепещущих струн.

Меня звали Чарли. При жизни я больше всего любила музыку. Но вот я умерла. Однако меня до сих пор зовут Чарли. И я до сих пор люблю музыку больше всего на свете. Некоторые вещи никогда не меняются. Даже если ты умираешь.

========== 9 месяцев и 3 дня ==========

Сегодня я провела на берегу дольше обычного. Нашла несколько потрясающих ракушек. Я уже давно не радовалась простым вещам, но эти ракушки почему-то принесли мне радость. Изогнутые в причудливую форму, они переливались всеми оттенками перламутра, сверкая в изменчивых лучах утреннего солнца. Я очистила их от песка и долго грела в своих ладонях. Да, я умерла, но все еще излучаю тепло.

На самом деле единственное, что отличает меня от вас, живых людей, это то, что у меня не бьется сердце. Но поверьте, это не так уж и заметно, и совсем не тревожит меня. Заметить это можно только приложив руку к груди. Подсознательно ты ожидаешь ощутить знакомые толчки, которые сопровождали тебя всю жизнь. Тук-тук-тук-тук-тук-тук. Какое-то время ты даже по привычке шаришь рукой по груди, ищешь свое сердце, ищешь, а потом вспоминаешь, что ты уже умер. Это довольно забавно.