Жрица (СИ)

- Я была рада. Рада, что Великой деве приносим мы дары любви. Это и есть радость служения.

- А ты испытала наслаждение с Родионом?

- Оргазм, ты имеешь в виду? Да, конечно! Я уже тебе говорила, что это я могу делать по своему желанию.

- Да, да. Ну, а как мужчина он тебе как? Тебе приятны были его ласки?

- Это мне не так важно. Важнее, что он мой брат теперь, нет, не как ты, конечно, а – по вере. Ты ждешь, что я спрошу у тебя то же о Марии? Так это мне тоже не важно. Я видела, как она трепетала, когда ты входил в нее, как ты стискивал ее груди и лизал их. Я слышала ее стоны, твои стоны и рычание, когда ты извергался в нее. И мне было хорошо: я знала, что ты оплодотворяешь ее не семенем, а верой! Любовь к Истине – вот что важно, вот, чего ради мы живем.

- А вдруг – не только верой? А если она забеременеет?

- Маша меня тоже спрашивала об этом, она ведь никак не предохранялась. Но я ее успокоила: сказала, что от этих объятий ничего не может быть, ибо это любовь неземная, и от нее детей не бывает, как от простой плотской.

- И ты в это веришь?

- Конечно. – она улыбнулась в полутьме и прильнула ко мне. - Точно также и я от Родиона никогда не зачну. Но лоном своим я в веру его ввела, Истине приобщила. Я чувствовала тогда Дух, из меня исходящий, и это пронзило всю меня, и я была будто в забытьи, но все чувствовала, все его удары внутри себя. И когда он извергся, я тоже взорвалась. Это куда сильнее, чем просто плотское удовольствие.

Все эти речи убеждали меня, что Люба настолько искренне и глубоко верит во все эти вещи, в то, что она называет Истинным Учением, что мне не удастся даже и на волос сдвинуть ее в выбранного пути. Служение было на первом месте, все остальное второстепенно. Она просто не будет слушать никаких моих аргументов. Я решил не рисковать возможным разрывом и пока не возражать сестре ни в чем. Время покажет. Надо терпеть – сказал я себе.

Настал час Великой Инанны, дающей жизнь. Мы все вчетвером собрались в этот вечер в любиной квартире. Это место воспринималось уже не как жилье, а как храм или святилище: эти церемонии уже бросили свои тени на его стены, потолок чуть уже потемнел дыма многочисленных горевших здесь свечей. Сама атмосфера этого дома уже легко преображалась из обычного жилища в место таинства.

Инанна – это красота, любовь, жизнь, - учила нас Люба. – Она есть провозвестница Истины, идущей от Царя мира, Бога и повелителя всего сущего. Это одна ее ипостась - царицы, нашей повелительницы. Она – Дева, источник прекрасного на земле и в душе людей. Это другой ее лик. Она – это возлюбленная, жена, мать, дарующая жизнь. Она дарует нам начала, зарождения всего на земле. Это есть третья ее сущность, без которой не было бы ничего на свете.

Все обрядились в просторные белые одежды. Сестра же была в светлом хитоне цвета спелой пшеницы. Колосья сухой пшеницы устилали пол нашего святилища в центре которого был установлен небольшой помост, накрытый белой материей. Все освещались свечами, подвешенными в небольших прозрачных стаканчиках к люстре в центре комнаты, как раз над помостом. Углы тонули в полумраке.

В бокалах было налито вино, наше ритуальное вино.

Зазвучала музыка, и мы все, взявшись за руки, медленно вели хоровод вокруг пустого помоста. Начинался танец во славу Девы. Раз за разом, под звуки барабанов, палочек и свирели мы воздевали вверх руки, быстро поворачиваясь при этом всем корпусом. Босые ноги шуршали по колосьям, разбросанным по полу, и маленькое облачко пшеничной пыли поднималось к горящим свечам. Становилось все жарче под нашими плотными накидками, тело мое увлажнилось и одежда стала прилипать к спине. Но танец все ускорялся. Сердце уже колотилось у меня в груди, да и не только у меня – казалось, все уже находятся на пределе сил. Вдруг звуки резко оборвались, и мы стали как вкопанные. Все взоры обратились на жрицу, которая подошла к помосту. Она сбросила с себя пшеничный хитон и осталась обнаженной. Она, как всегда в таких торжественных случаях, была красива красотой прекрасной статуи. Тело ее блестело, грудь вздымалась от порывистого дыхания.

- Повторяйте за мной, - приказала она, обводя всех взглядом.

- О Мать и Царица наша, Инанна, - призвала она, подняв лицо вверх. – Приди, будь с нами!

-Приди, приди – повторил я, глядя на Машу, стоящую напротив меня. Хитон ее сбился и сполз, обнажая наполовину ее стан. Глаза были расширены и смотрели куда-то поверх меня или сквозь меня. Шепотом она повторяла: Приди, приди…

Люба медленно подняла руки к потолку. – Приди, о, приди к нам! Твои верные дети молят тебя!

- О приди, мы молим тебя – говорил со слезами на глазах Родион.

- Она близко, я чувствую! – промолвила Люба торжественно. – Снимите свои одежды и станьте на колени, чтобы приветствовать приход нашей матери!

Я стянул с себя хитон и бросил его на помост. То же сделали и остальные. Все опустились на сухие колосья на полу. Через помост я почти не видел обнаженных фигур напротив.

Вновь зазвучала музыка. Как-то сама собою.

- Я слышу ее! – выкрикнула Люба. – Она идет!

В мгновение она впрыгнула на помост и, встав на колени и откинувшись назад, развела руки в стороны, как бы обнимая что-то невидимое нам. – Да, да – она здесь. Внезапно выражение лица жрицы изменилось. Из исступленного призывами и мольбой оно стало спокойным и одушевленным. Богиня пришла к ней.

- Дети мои, - промолвила она, глядя поверх наших голов. – Встаньте и поклонитесь мне, источнику вашей жизни. Я принесу вам радость сердца и процветание тела, я подарю вам счастье души вашей и изобилие дома вашего и потомства вашего. – Подойди ты первый, - велела она мне. Еще больше откинувшись назад, она медленно развела согнутые в коленях ноги. Взяв меня за волосы, она притянула мое лицо к своему полуоткрытому лону. Я вдохнул ее запах, столь знакомый мне, но сейчас он был смешан с каким-то новым удивительным ароматом.

Я приник устами к ее лону, благоухающему полевыми травами и ароматом женщины. Обняв ее руками за бедра, я пил этот сок и не мог напиться. Время остановилось. Ее натянутое пружиной тело дрожало от моих ласк. Я забыл, где я нахожусь и чувствовал только нарастающее возбуждение, разливавшееся по всему телу. Внезапно она бурно задышала, и я почувствовал, как она бьется в моих руках, источая свои соки в мои уста. Затем все оборвалось. Она оттащила меня за волосы. Я должен был уступить место другому.

Я отошел, тяжело дыша, и с трудом возвращался к реальности. Я был ожесточен и почти ненавидел всех с эту минуту, и в то же время мне было стыдно своего вздыбленного члена. Опустившись на колени, я согнулся, спрятав лицо в руки. Но вот вновь раздались ее стоны и я, отняв руки, увидел на своем месте Родиона. Его спутанная шевелюра вырастала прямо из середины ее раскрытых бедер. По прежнему, откинувшись на коленях назад, опираясь на прямые руки, она подставляла его жадному рту свое сокровенное. Голова ее была запрокинута назад, так что был виден только торчащий вверх подбородок. Он дергался, как и все ее тело, как и бедра, подающиеся ему навстречу. Тяжесть в сердце росла во мне от этого зрелища, а не ликование приобщению к Истине, как ей, вероятно, хотелось. Нарастал ритм движений и был близок еще один священный оргазм – жертва Великой Возлюбленной. Вот она вся выгнулась дугой вверх и долгий стон вырвался из глубины ее горла.

Я только сейчас заметил, что Маша тоже смотрит на действо, не отрываясь. Взгляд ее широко раскрытых немигающих глаз был совершенно неподвижным, отсутствующим. Она будто была загипнотизирована происходящим. Лицо ее было бледным, поза напряженной.

Она вся вздрогнула, когда Люба подозвала ее к себе. Ужас мелькнул в ее глазах, но она покорно встала и приблизилась туда, где еще мгновение назад находился ее муж. Он едва стоял теперь на ногах, распаленный, с торчащим фаллосом, на конце которого застыла капелька влаги. Лицо его было и красно и безумно.