Первое задание (СИ)

Я пришла на кладбище утром, неся в руках огромный букет красных роз. Мама любила эти цветы. Я просидела почти весь день, рассказывая каменным надгробиям обо всем, что со мной было. Как я жила после того, как уехала на другой конец света. О своей работе, о друзьях. О Локи. О своих чувствах. Читала стихи, написанные ему. Я говорила и плакала, не пытаясь вытирать слезы. И мне казалось, что они сидят передо мной и внимательно слушают, одобрительно улыбаясь.

Я уходила навстречу заходящему солнцу с улыбкой на губах. На душе было легко и светло. Хотелось петь.

Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда еще раз. Может быть, да, а может, и нет. Могилы – это всего лишь символы. Главное – это наша память. И, пока мы помним, пока мы любим, ушедшие в тень будут жить в сердце и улыбаться нам во снах. Я наконец-то поняла это. Я буду помнить вас всегда, родные мои. Вы всегда рядом, потому что я вас люблю.

Я улетела в Петербург через день, устроив себе прогулку по городу. Я ела мороженое, гуляла по паркам, обойдя пешком весь центр города. Пинала опавшие листья и слушала, как в полдень часы мэрии играют незамысловатую мелодию.

Земфира – Нахер мне город, в котором больше не встретить тебя?

Вернувшись в Нью-Йорк, я с головой окунулась в работу и учебу, успешно сдав все экзамены. Я летала от ощущения того, что становлюсь на новую ступень в своей профессии. Становлюсь сильнее. Я выбрала вертебрологию***, как молодую, сложную и безумно интересную мне отрасль науки.

Мы стали часто видеться с Бритни. Я познакомила ее с Сэмом и с удивлением наблюдала, как из этих двоих складывается пара. И пара весьма неплохая.

Мы отмечали Рождество у меня дома все вместе, разоряя на ковре перед камином пудинг, приготовленный Брит, и блюдо моих пирожков. Утром под елкой я нашла здоровенный сверток, в котором оказался кожаный мотокомбинезон и потрясающий матовый шлем, в который я вцепилась, радостно повизгивая.

- Ты же все равно не успокоишься и будешь ездить. А так мы хоть будем уверены, что на тебе хорошая экипировка!

- Ребята, я вас обожаю! – я прыгала по комнате в обнимку со шлемом как кошка, перепившая валерьянки.

Осталось только дождаться, когда потеплеет, и можно будет выезжать. И таки придумать что-то с обувью.

Облазив все специализированные магазины, я поняла, что дело плохо. Ни один производитель не шьет обувь для тех, кто не достает ногами с седла. Можно было, конечно, сменить мотоцикл, но продать Фаер у меня даже мысли не возникало. В конце концов я купила Гриндерсы до колена с тяжелыми, толстыми каблуками и притащила их в ателье с просьбой укрепить. Результат оказался отличным, а я перестала напоминать беременную утку при передвижении на своих двоих.

Впервые выехав в город, я испытала странное, новое для меня ощущение, как будто не я веду мотоцикл, а он контролирует мои движения.

Я стала ездить на сборища спортбайкеров, познакомившись с кучей интересных людей. Тут же нашлись желающие приударить за мной, но после нескольких попыток я стала отшивать всех. Нет, не потому, что мне не нравились молодые люди. Стоило кому-то из них меня обнять – мне становилось мерзко, словно я вляпалась во что-то гадкое, грязное, липкое. Любая попытка поцеловать меня вызывала почти тошноту. За спиной меня стали называть Черной птицей – за черный мотоцикл, черную экипировку и холодность, приправленную цинизмом и медицинским юмором. Впервые услышав это прозвище, я усмехнулась и рассказала об этом мотоциклу. Это стало моим маленьким персональным безумием – я разговаривала с Фаером, как с живым, рассказывая о значительных событиях дня, здороваясь и прощаясь, даже скучая по нему. Он отвечал мне ухмылкой раскосых фар, и мне иногда казалось, что она похожа на ухмылку Локи.

В какой-то момент я дала ему имя, назвав Вороном. Раз уж я Черная птица, то почему бы и нет?

Освоив езду в городе, я записалась в школу экстремального вождения, начав учиться выполнять трюки на мотоцикле. Байк словно ждал этого, по одному моему движению становясь на заднее колесо и не теряя равновесия. Я научилась поднимать его, отпускать руки, удерживая руль коленом, и ехать так по прямой метров триста-пятьсот. Научилась проходить повороты, касаясь коленом земли. Это было безумно страшно, но так захватывающе!

Я заполнила свою жизнь до отказа, не оставляя свободного времени. Но… не помогло.

Каждый день я просыпалась и засыпала с его именем. Я исписала весь альбом, подаренный мне потрясающей девушкой из другого мира.

Мне не хотелось больше никого. Частенько я садилась за рояль и играла, играла до одурения, представляя, что он сидит в кресле за спиной и слушает.

И каждый раз, вспоминая о нем, я улыбалась. Мне не было больно. Только как-то пусто и светло. Я оставила его комнату ровно в том виде, в каком она была, когда нас в этой квартире было двое. Я не захотела переезжать, хотя денег для этого было достаточно.

Может быть, через несколько лет я остыну и смогу сменить жилье, может быть, найдется мужчина, который сможет пробиться в мое сознание и сердце… но не сейчас.

Локи был прав – всю мою жизнь за моей спиной будет стоять его тень. И лучше него не будет никого. Не потому, что он бог и вообще сверхъестественное существо, а потому, что этот мужчина научил меня смотреть в глаза своим страхам, заставил принять себя, научил этому, и научился сам.

Потому что никому, кроме него, я не писала стихов.

Я сидела за письменным столом своей комнаты и листала альбом. Почти заполнен. Остались две последние страницы.

Я выудила из ящика ручку и начала писать давно крутившиеся в голове строчки.

Хорошо только с ним вслед за хвойной тропою

Провожать вечера в медно-рыжий закат.

Затопило шаги прошлогодней листвою.

Жаль, что нам никогда не вернуться назад.

Все, что сделано – цепь. Все, что сказано – память

Для себя и других. Не разрубишь узлы.

Не спрошу у него, что теперь будет с нами –

Без того попадутся стальные углы.

Лишь друг другу дарить остается молчанье

В такт с уставшим дождем, в замирающий лес.

Знаю, ты никогда бы не смог меня ранить.

Мне с тобой хорошо. Хорошо до небес.

Перечитав написанное, я вздохнула. Мне было хорошо с ним до небес. Я была на этих небесах, он показал мне свой мир… Как много бы я отдала, чтобы просто увидеть его. Хотя бы издали. Улыбнуться. Но…

Я перевернула страницу. Последняя. Жаль.

Хоть на вечер – но будешь моим,

Хоть на миг – но его я запомню.

Нас накроет туманом седым,

Потеряешь последнюю волю.

Право ждать и влюбляться на час,

Право верить смущенным признаньям

Лишь мое. Это грустно: сейчас

Жизнь считается по расставаньям.

Далеко? Да не все ли равно,

Если сердце уже не пустое,

Если светит в темнице окно,

Когда я один вечер с тобою?..

Я захлопнула кожаную обложку и убрала альбом в шкаф. Надо будет купить еще тетрадь. Ибо мое графоманство заканчиваться не собирается.

Пора собираться, сегодня мое дежурство.

Чтобы ночь в нашей веселой больничке прошла спокойно? Да что вы, мы приличные люди! Никакого спокойствия, только треш! Началось все со сложной автодорожки, где мы с Сэмом извернулись, но сохранили девочке ногу, а закончилось веселым пареньком, выпавшим с пятого этажа. Еще с родителями этого чуда поговорить надо.

Я лечу по коридору, на ходу натягивая халат. Пообщаться с родственниками, написать протокол операции – и можно ехать. Сэм обещал профу, что справится один. А я сегодня хочу встретить рассвет отнюдь не в больнице.

- Родственники Джеймса Дилана здесь?

Ко мне бежит заплаканная женщина, за ней – мужчина, видимо, муж и папа пациента.

Я предлагаю им присесть и вглядываюсь в лица. Измученная бессонной ночью и ожиданием, женщина никак не может остановить слезы.

- Меня зовут доктор Агата Ларсен, я лечащий врач вашего сына.

- Доктор, как он? Он… он жив.

- Да, операция прошла успешно. Нам осталось только ждать – он сейчас в реанимации. Как только проснется – мы вам позвоним.