Развратные Тайны (ЛП)

— О тебе. Видишь ли, я никому не говорила вначале. На самом деле было две причины для этого. Первая, мне было неловко и стыдно, что моя пара не хотел меня. Вторая, я знала, что Тарин сломает тебе нос, и затем стая бы заставила тебя заявить на меня права — а я хотела, чтобы ты сам пришел за мной, потому что хотел бы меня, а не по другой какой-либо причине. Так что я держала все это в себе. Но Маркус… Он догадывался, что я чем-то была подавлена, и допекал меня, пока я ему все не рассказала. Не из любопытства, просто Маркус чересчур защитник. Ему так было легко рассказать о том, что ты моя истинная пара, и о многом другом. Несмотря на то, что он страж и очень близок с Треем, Маркус все держал от них в секрете.

От мысли, что она чувствовала себя растерянной, пока вынашивала в себе причиняющий боль секрет, и одинокой, в горле Ника встал ком. Ему захотелось себя ударить.　

— Я рад, что у тебя здесь был кто-то рядом, когда меня не было.

— Перестань винить себя. У тебя были на то причины. Просто отпусти ситуацию.

Как будто это так просто. Неважно, хотел Ник или нет причинить Шайе боль, он все равно обидел свою пару и за это никогда не простит себя.

— В любом случае, Маркус тебе больше не нужен, потому что у тебя есть я.

— У меня тоже могут быть друзья, — усмехнулась я.

Скользнув руками вниз, Ник обхватил так ему любимую задницу.　

— Конечно, и я уверен, что ты по-прежнему будешь делиться с ними о таких вещах, но все же думаю, что я буду первым из этого списка, к кому ты придешь, если тебе нужно будет поговорить.

И тогда Шайя поняло кое-что — она не могла поверить, что не замечала этого раньше.　

— Ты боишься моей близкой дружбы с Тарин?

— Не то чтобы боюсь. Но я вижу, что с ней ты открыта, как ни с кем другим. — И Нику причиняло боль, что с ним она тоже была не так открыта.

После того, как Ник поставил метку, он сказал, что не позволит ей больше ничего скрывать от него, что он хочет ее всю. И Ник получил Шайю… но у него не было ее полного доверия, а это для него являлось одной из важнейших вещей.

Почувствовав, что ранила его, Шайя тихо сказала:　

— Тебе я доверяю так же, как и ей.

— Но? — Он мог точно сказать, что там оно было.

— Но… с Тарин все по-другому. Это не значит, что она важнее для меня, чем ты. Это трудно объяснить. — После короткой паузы, Шайя снова заговорила.

— Она всегда была рядом, когда я нуждалась в ком-то — когда мне было четыре года, она была той, на кого я знала, что могу положиться. Но на самом деле, я никогда не полагалась на нее, я не могу позволить себе надеяться на кого-либо. Мне с ней комфортно. Тарин знает, если я не хочу полагаться на кого-то, то она не будет вмешиваться. Она никогда не будет настаивать, и не будет оказывать давление. С тобой… в какой-то момент я стану что-то должна, но не знаю, как эмоционально полагаться на кого-то другого, как доверять. Я знаю, что могу положиться на тебя, и я в каком-то смысле так и делаю. Но немного сдерживаюсь… это своего рода моя подушка безопасности. То есть, если что-то пойдет не так, то я смогу сохранить частичку себя, смогу избежать полного саморазрушения. Я не знаю, как доверять и при этом не использовать подушку безопасности; что ты — та безопасность, в которой я нуждаюсь. Но я стараюсь. Правда.

В какой-то степени Ник это понимал. Он тоже никогда не полагался на других. В детстве это было неповиновение, стремление быть независимым во всех смыслах слова — большинство альф вели себя так в детстве.

Но потом он попал в тюрьму, и там не на кого было положиться. Все, что у него было — он сам. Когда он вышел на свободу, его засунули на пост альфы, и теперь другие люди должны были положиться на него.

Можно сказать, что Ник очень долго забивал на свои нужды, чему помогало неумение общаться с людьми.

Но с Шайей он жаждал общения, и больше не бесился, что ей придется обращаться за помощью к нему. Наоборот, теперь ему понравилось, что он — ее безопасность, а она — его равновесие.

Его необщительность и грубость Шайя дополняла своими приветливостью и добром с людьми, жесткость и отчужденность — нежностью и любовью к жизни, а серьезное отношение и напряжение — легкостью и смехом. Она заставила его жить, вскрыть раковину, в которую он себя запрятал, и попытаться пустить в свою жизнь людей.

Никто еще так близко не подбирался к Нику, потому что он этого не хотел. Но с Шайей он не сдерживался и никогда не станет. Поэтому его сильно ранило, что она не чувствует себя в полной безопасности с ним. От того, что она считала его угрозой для себя, в груди разливалась боль.

Почувствовав, какую боль, причиняет, Шайя пожелала, чтобы всё не было так запутано.

— Извини.

Ник еще крепче прижал ее к себе, впиваясь в нее колким взглядом.

— Эй, не смей извиняться за то, чего не можешь мне дать. Это я виноват.

— Нет, даже если бы ты заклеймил меня в нашу первую встречу, проблема доверия никуда не исчезла бы. Тем более, что в паре доминант/покорный очень сложно найти истинную связь.

— Только тем, кто полагает, что различие в статусе — проблема, и кто чувствует, что не могут дополнить друг друга. Я знаю, ты переживаешь, что я устану от твоей покорности, но это ерунда. Я хочу тебя такую, какая ты есть. И никогда не видел тебя слабой, ты не уступаешь мне ни в чём и прибавляешь сил, потому что уравновешиваешь. А я равновесие для тебя.

— Да? — с улыбкой спросила она, удивленная уверенностью последних слов.

Кивнув, он прикусил ее губу.　

— Ты мне всегда напоминала бабочку. Яркую, изящную, пёструю. Но не только поэтому ты казалась мне бабочкой… Тебя чертовски сложно прижать.

Шайя хмыкнула.

— Правда. Я раньше наблюдал, как ты работала, порхая с места на место, от человека к человеку, не успокаиваясь… потому что старалась жить полной жизнью за себя и свою сестру. — Он был уверен, что раньше она об этом не задумывалась.

Убрав локон ей за ухо, Ник положил руку ей на щеку и продолжил:

— Ты не можешь продолжать это, детка. Можешь использовать сестру в качестве мотивации, но не должна жить за двоих.

Уставившись на него, Шайя попыталась подобрать слова.

— Я не знаю, к чему ты ведешь, но ты прав.

— И если бы я не указал на это, ты так и продолжила бы жить. Вот, что я подразумевал, говоря, что уравновешиваю тебя. Я удерживаю тебя на одном месте… со мной. Я — твой якорь, стараюсь убедиться, что ты не пренебрегаешь собой, не дать тебе чувствовать себя одинокой и дать тебе и твоей волчице необходимую безопасность… но я не лишу тебя свободы или независимости.

Шайя понимала, что именно это ей и нужно.　

— Я не могу поверить, что не видела этого прежде. Это не мелочь.

— Она не хотела, чтобы ты так поступала, потому что ты не живешь полной жизнью.

А еще так они с Ником не будут жить полноценной жизнью, что неприемлемо.　

— Полагаю, в каком-то роде я так поступала из-за того, что чувствовала себя виноватой. Ведь я жива, а она нет.

— Шай, вину на тебя мать перекладывала. — Ник бы с радостью разорвал все связи Шайи с этой женщиной, если бы не знал, что Шайе будет больно за то, что она не дала матери второй шанс. — Она поступала не верно, но ты не можешь продолжать жить за двоих. — И, шутя, добавил: — В конце концов, я не смогу справиться с двумя парами. Одной достаточно.

Прищурившись, Шайя ударила его по плечу и огрызнулась.

— Я не делюсь. — Но поняв, насколько глупо это звучит, внутренне застонала.

— Рад слышать, потому что я тоже. Ты — всё, что я хочу, и я не могу тебя потерять. Никогда. Я уже прекрасно осведомлен, каково это жить без тебя. Не хочу больше этого.

— Ты пытался слинять, когда тебе отказала память, — напомнила Шайя.

— Не слинять, — он ее чмокнул, — а защитить. Я всегда так буду поступать.

— Но не пытайся вновь меня оставить. — Это прозвучало наполовину требованием, наполовину мольбой.

Он поцеловал ее в макушку.

— Ни за что, малыш. До того, как мы поставили друг другу метки, это бы сработало, теперь же мы связаны, хорошо это или нет.