Больны любовью (ЛП)

Лусиан занимает всё моё сердце и навсегда останется частью меня.

— Это не он, — говорю я определённо. Мне жаль, что это кто-то ещё. Жаль, что кто-то другой потерял свою жизнь, и я знаю, что все эти мужчины наверняка много значили для моего двоюродного брата.

— Покажите трёх других, возможно, он среди них.

— Это не он, — трижды подряд говорю я.

Я верю в чудеса и в настоящую любовь.

— Спасибо вам, мисс Эредия. Он может быть среди других; проблема заключается в том, что те тела находятся на поздних стадиях разложения или совершенно неузнаваемы. Мы работаем методом исключения. Ваша помощь дала нам толчок к продвижению вперёд, но боюсь, в любом случае это не значит, что ваш двоюродный брат не один из умерших, находящихся здесь. Он был точно в батальоне.

Я киваю.

— Спасибо вам всем за то, что позволили взглянуть на тела, — я произношу молитву за этих мужчин и людей, которые их любят.

Выхожу из больницы как сомнамбула. Не знаю, откуда у меня была та уверенность, что Лаки не было среди тех трупов. Каким-то образом глубоко в сердце я просто знала это. Его тело всё ещё взывает ко мне, хоть между нами и тысячи миль, а может, нас даже разделяют разные миры.

Лаки

Их не больше полдюжины. Они говорят на арабском, которого я не знаю. На них надета униформа, что не есть нормой для мятежников в этих краях.

Они открывают флягу и прижимают её к моему рту. Не могу заставить свой рот шевелиться, не могу говорить. Один из них держит мою голову, и я задумываюсь как же хреново то, что перед тем, как перерезать мне горло, они хотят напоить меня. Меня кладут на носилки и засовывают в заднюю часть грузовика, типа такого, который обычно используют для перевозки солдат. Понятия не имею, как на таком транспорте они пересекают пустыню.

Сзади сидят четверо парней, по двое с каждой стороны от меня. Я совершенно беззащитен. Хотелось бы, чтобы они поторопились и прикончили меня. Нет желания подвергаться пытками или становиться частью какого-то больного тактического видео устрашения. У меня нет выбора, кроме как умереть самостоятельно.

23 глава

Белен

Нет ничего хуже возвращения домой без Лаки. Без него дом уже не тот. Только мама, я и Тити, но мы лишились нашего яркого света, который вел бы нас вперёд.

Время от времени мы слышим новости от военных. Как останки Лаки не были обнаружены даже в результате ускоренного распыления. Это значит, что от него не осталось достаточно материала даже на пыльный след. Как только зона стабилизируется, они вернутся на то место и соберут образцы ДНК.

Я единственная, кто продолжает надеяться. Мама говорит, я брежу иллюзиями. Она пытается удержать меня от общения с Тити, ибо думает, что я только наврежу ей ещё больше своей «неспособностью отпустить и принять произошедшее». Не хочу никому давать ложную надежду или веру в вещи, несоответствующие истине. Тити уезжает в долгий отпуск в Доминиканскую Республику. Она не хочет оставаться в квартире, не выносит соседей. Всё, что она видит, напоминает ей о нём. Она даже не хочет видеть меня, ибо знает, насколько сильно я его любила.

Не то чтобы я не скорбела — это единственное, чем я в действительности занимаюсь. Моя жизнь утратила все краски, и, несмотря на то, что маленькая частичка меня цепляется за надежду, шансы один на миллион, что Лаки вернётся живым — не говоря уже о том, чтобы вернуть его тело домой для захоронения.

Я занимаюсь исследовательской работой в больнице. Это не работа моей мечты, но за неё хорошо платят, и я снова в лаборатории, где чувствую себя комфортно. Я возвращаюсь в свой старый район, возвращаюсь даже в свою старую спальню.

— Выбрось это, — говорит мама однажды вечером, когда я прихожу с работы. Она протягивает мне моё любовное заклинание так, словно это было проклятие.

— Какое это имеет значение, если он ушёл? — у неё есть маленький алтарь Лаки в гостиной со свечками и фотографиями. Не вижу особой разницы.

— Это невезение, вот что. Это мешает тебе двигаться дальше.

Я не решаюсь его выбросить. Интересно, вернётся ли болезнь и разрушит ли то малое, что от меня осталось.

Я забираю у неё банку с мёдом и спускаюсь снова вниз по лестнице. Подняв крышку мусорного бака, я бросаю банку поверх мусора. Цвет мёда потемнел до тёмно-янтарного, и дна больше не видно. Гадаю, так же ли он сладок на вкус?

***

Я плачу не так много и сильно. У меня намного больше контроля, чем я могла себе представить. Моя скорбь тихая, как ноющая рана, постоянно инфицированная. Некоторые вещи сильнее задевают меня, например, места, по которым мы бродили, будучи детьми. Но эти же места еще и успокаивают меня больше всего, и я часто замечаю, что меня к ним тянет.

Как сегодня, когда я пришла на спортплощадку, где мы зависали в детстве. Где Лусиан всегда вовлекал меня в игру и защищал от других ребят. Помню тот день, когда я смотрела на него через пульверизатор — он был неуловимым даже тогда, мой яростно жёсткий, однако щедрый возлюбленный.

Я прогуливаюсь по парку и сажусь на качели. Не так уж много детей играют здесь, ведь почти ужин. Наркодилеры выходят на улицы, и я вижу, как они хвастают друг перед другом, всегда пытаясь соперничать из-за того, кто из них более крутой мужик. Я рада, что Лусиан уехал отсюда, пусть он и заплатил за это высокую цену. Он не был бы счастлив в своей прошлой жизни, и считаю, что он никогда не смог бы отказаться от наркотиков.

Один из парней отделяется от толпы. Он засовывает руки в карманы и шагает в мою сторону, смотря в землю.

Это Джейли. Мужчина, с которым я странным образом потеряла девственность и с которым не общалась с тех пор. Он потрясающий человек, хоть его амбиции и сомнительны. Он был хорошим другом для Лаки. Я люблю его за это. Кажется, мне стоит чувствовать себя смущённо или, по крайней мере, неловко от встречи с ним. Но всё, что я ощущаю, это мир, спокойствие и бурлящий океан ностальгии.

— Привет, Белен, как ты? — здоровается он, пиная мелкие камни под ногами. Он садится на соседние качели и засовывает руки в карманах.

— Я в порядке, Джейли. Думаю, ты уже обо всём знаешь?

— Ага. Дерьмо. Он был одним из лучших. Из тех, кто всегда наготове.

— В это трудно поверить. Не так уж много времени прошло с тех пор, как мы все вместе играли здесь.

— Он любил тебя. Уверен, ты уже и так об этом знаешь. Но я всё же должен сказать это. Трудность борьбы — вот, что делало его таким сильным. Он потратил всю свою грёбаную жизнь на то, чтобы бороться с желаниями своего тела — с тем, что он чувствовал в своём сердце. Было трудно слышать, как он говорит об этом.

— Не знала, что вы обсуждали это.

— Он много об этом говорил. Нужно быть сильным мужчиной для этого, чтобы сражаться против своей любви, когда она — это всё, чего ты желаешь. Но он был чёртовым чемпионом. Единственным. Счастливчиком.

Я отталкиваюсь ногами, и качели начинают качаться. Джейли выглядит иначе. Мрачным, даже печальным. Не тем беззаботным шутником, которого я помню. Он выглядит так, словно его пропустили через пресс.

— Я кое-чему у него научился, знаешь. Когда придёт настоящая любовь — ты точно будешь об этом знать, и не тебе выбирать, когда и с кем. Но ты обязан держаться за это, ибо жизнь так коротка.

— Ты влюблён, Джейли? — спрашиваю у него, мягко отталкиваясь ногой. Это его затруднительное положение. Он борется против своей любви так, как это делал всю свою жизнь Лаки.

— В первый раз, — отвечает он и бьёт кулаком в грудь напротив сердца, — абсолютно неправильный, мать его, человек, который заставляет чувствовать себя хорошо. Ты ведь понимаешь, как оно, а, Бей?

— Надеюсь, у тебя всё сработает. Я серьёзно, Джейли. Желаю тебе всего самого наилучшего, — говорю я, спрыгивая с качели.