Париж между ног(СИ)

— Ничего, ничего Антонина Ивановна, сейчас все пройдет, иногда у меня так бывает, особенно когда я волнуюсь.

— Ну вот милочка, волнуешься, значит есть повод для волнений!

Еще бы? Ты меня чуть до инфаркта не довела своими сюрпризами! Неужели она устроит мне очную ставку с Блендой? Но она же в командировке! И как она связалась, как она так все устроила? Что-то все не так и не просто? Мысли лихорадочно пронеслись в голове. Да, она блефует и берет меня на понты! Никакой Бленды не будет, никто не приедет!

Как она меня подловила эта искушенная лиса? Недаром сказала, что кое-что повидала, наверняка и у нее тоже были какие-то темные истории и дела. Ну, Антонина! Вот это да! Так мягко постелила, да меня чуть не свалила и я чуть, глупая, не провалилась. Потому я уже думала, что я ей как-то намекну или еще как-то, что мол, она Бленда пристала сама или еще что-то в таком роде. Вот бы я посмотрела на ее лицо после того, как я бы призналась, чем с Блендой вдвоем занималась! Я представляю за сколько бы минут я вылетела из моего воздушного и заоблачного замка после моих признаний.

Ну, что-то все равно надо ей говорить. А что? Что такое придумать? Соврать? Нет, по себе знаю, что как начнешь врать, так обязательно запутаешься и о себе неизгладимое впечатление оставишь, как о вруше. Нет! Мне так нельзя, потому я ей начала издалека.

— Пока не пришла Бленда, я хотела бы рассказать, как я попала сюда. Это можно?

Она откинулась и, оценивая меня взглядом, кивает в знак согласия головой.

Потом я начинаю ей все о себе по порядку: и о том, как попала на конкурс, и как потом меня Бленда фотографировала, как переживала и боялась, что мои фотографии так и останутся без внимания, и как она меня вызвала в столицу на кастинг. При этом я удачно выбрала тактику, когда я, словно убаюкивая ее своим ровным и спокойным голосом, о себе рассказываю, приближая, делая ее невольной соучастницей.

О том, что Бленда приезжала ко мне вторично, я упомянула вскользь, но она, вот же лиса хитрющая, сразу же уцепилась за этот факт и потребовала подробностей.

И я ей сказала, что встречу ей назначила в бане.

— Где, где? Зачем же там? — Она засмеялась и все переспрашивала, почему там, а не в гостинице?

Мои доводы ей очень понравились!

Еще бы, ну кто бы мог подумать, что так умно можно показаться фотографу для справедливой оценки своего образа и тела? И этим добиться приглашения на кастинг в столицу! Я с удовольствием отметила, что мой рассказ и поступок ей оценен достойно, и явно пришелся по вкусу!

Конечно же, я ни словом о том, что мы с Блендой после бани и уже в гостинице… Нельзя мне было, даже словом лишним обмолвится об этом. Поняла я, что за это поплачусь мгновенно всей своей дальнейшей жизнью.

Теперь, пользуясь случаем и тем, что понравилась и расположила ее к себе, мне надо было сбить ее с этого следа, запутать, но так, чтобы она ничего не заподозрила.

Поэтому тут же рассказываю ей о банщице, моей подруге бабе Вале. Да еще несколько раз, как она о нас с мамкой отзывалась, как называла всех, и даже осмелилась, и матюгом, слово в слово, как та говорила.

Вижу, что ей все, что говорю, очень нравится, и она даже переспрашивает:

— И что? Она так всех? Так и называет…. И что, так вас с мамочкой вашей и перед всеми, так им всем и говорит, что вы …. Ой! Умора, ей богу! Хоть и грешно подумать, но как же она права!!!

— Вот я, интеллигентная дама, а должна сказать тебе, что русским простым языком можно так сказать, что в самую серединку попасть. Вот бы мне у той банщицы побывать и попариться?

— А давайте к ней съездим! — Предлагаю счастливо, потому что вижу, как мой рассказ отпускает напряжение и все подозрения в нашем непростом разговоре.

— Ну что Вы, милочка? Ну, куда там? Лучше Вы ее к нам попросите, и я для нее в нашем доме такую парную устрою!

— А что, у вас и парная есть?

— А как же? Знаешь что милочка, я так думаю, нам надо вместе с Вами сходить и попариться! Ты как, согласна?

— Согласна, только у меня …

— Не волнуйся, я все устрою и веники березовые, и пар, все как у твоей банщицы, да, кстати, а как ее звали?

Потом она оживилась и снова, как и раньше ко мне. Я поняла, что я самым чудесным образом, интуитивно, умело сама нашла дорогу к ней, и выхожу из нашего разговора, словно с минного поля.

— Ты не будешь возражать, если я еще пару своих знакомых девочек приглашу к нам на парок?

— Ну что Вы? Пожалуйста! А когда мы будем?

— Вечером, я думаю. Да кстати, насчет Кирюхиной?

— Антонина Ивановна! Ну, давайте же закончим на сегодня! А Вы говорили, что она должна была приехать? Не получилось у нее что — ли?

— Не знаю? Все выяснится, я думаю и очень скоро.

И на меня так внимательно посмотрела. А потом, расставаясь, когда я уже хотела просто выйти от нее и перевести дух, она сама встала, обняла и прижала мою голову к своей груди.

— Не обижайся, девочка моя. Ты умница, и в этом я еще раз убедилась! Иди и отдыхай, не держи на меня зла, и не подумай чего плохого, просто мне надо было понимаешь, еще раз убедиться, что ты настолько хорошая и невинная…

Оторвала внезапно, двумя пальцами требовательно и жестко приподняла мой подбородок и смотря прямо в глаза.

— Ты ведь девочка? Невинная и хорошая?

Это самый трудный момент в разговоре, но я, окрыленная своей временной удачей и победой в беседе, себе сама тут же установку такую поставила, что я невинная… Сама себе шептала, пока она мне в глаза смотрела, я себе.

— Невинная я, невинная девочка, я еще девочка, девочка я, правда, правда, сущая правда, перед Богом клянусь…

А потом, пока я шла к себе, то этот ее вопрошающий и чуть насмешливый взгляд у меня все время перед глазами.

Между лопаток все еще струится пот, мое лицо просто пылает. Ничего себе вопросики, вот как тут разговаривают? Но что же она хотела? Неужели все знала и проверяла? Ну и что теперь?

И опять перед глазами всплыли счастливые и радостные глаза Бленды, которые я не раз видела у себя между ног, когда она меня там целовала и язычком старалась, а сама все смотрела оттуда мне в глаза.

Бр…! Вот же черт! Бленда, Бленда…

Почему о ней

Почему я о ней все время? Ну что же, постараюсь вам все объяснить.

Дело в том, что я родом из таких мест, где уже от рождения мне предначертано было, где жить, с кем и как дальше расти, и чем пропитать в дальнейшей жизни. И все вокруг, так же, как и я, все словно в одной упряжке. А что для нас фабричных деток приготовила судьба? Да то же, что для наших родителей — работа, робота и еще много раз, и все работа! А как же мы, дети? А как у нас?

Все сама, маме некогда: попку сама подотри да и сопли вытри, хорошо, что мамочка платок положила в кармашек, а нет, так рукой и пошла, и затопала. У всех нормальных деток мама кто — мамочка родненькая, любимая и советчица первая, а у нас?

— Что надо, потом! Видишь, матери некогда, отец с работы голодный пришел?

Какие там вопросы? Все на потом. Главное — накормлена, сыта, не болею и хорошо, а вот с душой как быть? Ждали праздника, думали, что хоть на них будем вместе и всей семьей? Куда там!

Вообще заброшены, хорошо, если успеешь со стола что-то стянуть, а то…

— Так, ну как успехи? — Или перед пьяными. — А ну дочка, расскажи нам стишок!

И вот так, все между пьянками их, мамкиными и папкиными, мы и росли. А как же качели и карусели, как же наше счастливое детство?

Нет, мы и рады, свобода у нас! Ведь родители целый день на работах, а мы? Лето, ура! И куда вся детвора? На речку и давай там купаться!

А рядом уже эти, наши будущие сожители, и, может быть, и мужья. Расселись и пьют, как взрослые, и все с матюгами глядя на нас, комментируют, какими растем костлявыми да верткими. И так годика два, а потом уже слышишь, зовут и тебя…

Сначала подойди к ним, а не подойти ведь нельзя! Потом перед ними повернись туда-сюда. И что интересно, стоишь перед ними, а уже в голове что-то запретное вызревает и в животе словно вакуум образуется, особенно от их похвалы в твой адрес или просьбы их.