Париж между ног(СИ)

Ничего себе рассказик!

— Ну и дура! — Теперь уже я сама говорю Мари в сердцах. — Я бы так ни за что не согласилась!

— И даже за деньги? — Переспрашивает Мари и теперь уже меня.

— Ни за какие бы деньги! Это надо же, она сама и …

— Ты знаешь, — говорит Мари, — я ведь точно также считала, когда она мне такое рассказала.

— Подожди, что-то я не поняла, почему ты это с каким-то сожалением говоришь мне об этом? Неужели ты следом хотела за ней с Халидой…? Что? — Мари обреченно кивает мне головой…

— Теперь уже я ничего не понимаю… — Говорю Мари. — Зачем ты тогда мне об этой девчонке рассказала? Если ты сама за ней следом хотела ложиться с голой… под ее фотоаппараты.

— Вот для того и рассказала тебе, чтобы хотя бы ты не была наивной такой насчет нее!

Понимаешь она настолько харизматична и потом она умеет так с нами, подругами поступать и навязать нам свою изощренную порочность, напирая на искренность наших чувств к ней, ожиданий чего-то необычного и чувственного, наивности наших желаний, мечтаний, захватывающего и чувствительно всего того, что неведомо по-женски и особенно, это от секса.

И где-то, в глубине души и запретного тоже, словно мастурбации, потому мы сами того не замечая, как под гипнозом ее, готовы с ней на все, и целовать ее, и …

— …раздвигать ноги… — подсказываю ей с издевкой, … и ноги свои раздвигать так, как подскажет она, а все почему? — Я молчу, пожимая плечами.

— Потому что женское тело постоянно желает и она это знает, на том и играет!

— Ты хочешь сказать, что Халида нас использует в темную и в первую очередь для себя?

— Да! Она искушает, соблазняет, играет с нами и развращает! И как только мы сами делаем первый шаг… то она, словно дьявол, довольна от своих совращающих действий с нами, и мне кажется, что именно это ее и заводит, толкает на более изощренные и грубые поступки в дальнейшем. В этом у нее радость.

— Ну да? Что-то я не заметила, чтобы она радовалась, когда я от нее удирала из ее дома.

— Неправда! Я же ведь видела, как она радовалась тому, когда ты ответила ей на совращающие тебя воздействия.

— Ну, что ты могла видеть? Ничего нет и не было! Подумаешь один только поцелуй и тот в темноте…

— Ага! Ты все вспомнила о ней или мне еще что-то напомнить тебе?

— Ну, так и что? Ты так и думаешь, что за ней все эти шантажи, нападения, избиения. Только скажи мне, зачем это ей?

— А ты возьми и сама ее расспроси!

И этот с Мари разговор и то, что она мне посоветовала у нее самой расспросить, все это так и было со мной целый день до самого вечера. Но я от избытка всего и, может быть, от тревог за Мари, мою рыбочку, я засыпаю…

.. Такси подвезло меня прямо к ее дому, вышла, темно. Сердце бешено колотится, мне холодно и еще от того, что я так разоделась нелепо, развязано, нагло и как девка дворовая, о которой я думала совсем недавно. Под длинным до пола плащом и шляпой, что я надвинула на самые глаза нет практически ничего, только боди, чулки в сеточку, да бюстик с застежкой впереди, ах, да, еще трусики, но разве же то трусики, то, то… лоскутки ткани, которые еле-еле прикрывают мое лоно. Но я не от того дрожу, что мне холодно, нет, мне горячо, а дрожу от нетерпения, а вот чего…

— Того, — что себе говорю, — я хочу ее видеть и не когда-нибудь, а прямо сейчас! И вот я специально так сексуально вырядилась, чтобы ее…чтобы ее, ее….

— Что это, в самом деле, со мной? Отчего я стою, словно маленькая девочка перед окном у нее, кого…

— Опять все, все не то! А что же то?

Переступила туфлями, тихонечко прошлась, разминая затекающие ноги в модных туфлях на высоких каблуках, вглядываясь в светящиеся окна небольшого дома, пустого двора. Различила баки пахучие и котов, что там лазили по куче мусора.

— Ничего себе, где это я оказалась? Почему я под ее окнами и что я делаю тут?

— Что, что? Что непонятно? Страдаю, томлюсь ожиданием, не могу дождаться завтрашнего дня и сознать ей, что я ее ….

— Нет! Такого не скажу и ей. А просто скажу, что вот шла и вот зашла…

— Ага! Что просто в таком виде и куда же это я в таком сексуальном наряде шла?

— Опять не то! Да что же это? Что мне сказать?

— Да и не буду я ей ничего говорить, а просто подойду, нет, подбегу, обниму и…

— И что? Целовать? А куда? Куда мне ее целовать?

— Что, прямо в губы? А как? — Ну, что ты застряла, продолжай, говорю раздраженно себе. — Неужели надо гадать, как мне надо ее целовать?

— А хотя бы и в губы! Ну и что?

— А в губы ее это как?

— Да, как?

— Ну, как всегда!

— Что, что? Какое такое всегда? Ты что же ее целовала вот так! Прямо в губы ее? Как бы, не так! Никак ты ее не целовала, вот так! Никак и никогда!

— Вот это да! А ведь и правда, я ее целовала только в щечку, в лобик, волосики, всегда целовала ее словно девочку маленькую и никогда в губы ее! — Вспомнила и как представила, что я ведь и в самом-то деле не целовала ее губ, так мне сразу же стало горячо, вспотела.

— Ничего себе? Это что же я такая смелая, нет, такая порочная и еще ни разу с ней не целовалась, как….

Постой, постой, спрячься, идет кто-то… Слышу шаги женские и еще чьи-то в туфлях, на высоких, как и у меня, каблуках, и все громче, но в темноте пока не вижу никого, но вот, кажется, вижу их….

— Что? Не верю… — Горло перехватывает комок и я холодею от догадки что я вижу ее, Марию в объятиях … Ой, мамочка родная… Не может того быть….

— Нет!!! Нет! Только не это….Только не их… ее с Халидой вместе, я этого не переживу…

Внезапно проснулась. Ничего себе сон? Так и родить можно. Да, что это у меня на голове? Села и стала распутывать волосы, которые запутались, словно залом из стеблей в поле крестьянском, так закрутились они, будто бы ведьма, пока я спала, завязала их крепко, запутала как нелепые грезы мои о любви с ней.

А ведь и правда, пока я спала, у меня в голове словно ведьма скрутила все мысли о ней в узелок, который я, наконец-то для себя развязала счастливо, расплела, распрямила и уже как надо их уложила, а потом счастливо легла и спокойно заснула.

Любовь и адюльтер

Ночь проспала, как убитая, и даже Игоря звонок по телефону чуть не проспала. Но сон сразу как рукой. Я ему что мол, не надо, не присылай никого, я уже в Париже заимела помощников и друзей и еще что-то такое, от чего у меня сразу же то сбивается дыхание, то оно останавливается — когда он мне шепчет такое в трубку… Ну все, мне пора подниматься!

Встала, придирчиво осмотрела свое чистенькое, отдохнувшее лицо без следов от вчерашнего эксцесса. А где же Мари?

Спросила горничную. Она сказала, что она очень рано пришла, показала на часы, вещи свои положила и вышла, это показала пальцами, а куда она только плечами пожала.

Ну что же? Не впервой ожидать, найдется и эта девчонка! Так что там на завтрак?

И во рту застревает кусок! В комнату мне сначала вносят букет ярких роз, а затем следом Мари!

— А вот и мы! Не пугайся это просто цветы. Кому, кому догадайся, эх ты?

— Ну, Мари, вот Мари! Ты достойна большой любви! Иди, подойди я поцелую тебя.

— Э нет, все, теперь только дистанция, вот ты, а вот я! Я ведь не забуду, о чем ты говорила вчера! А так как ты уклонилась, ушла от нее, не поддалась, вот тебе и цветы от меня, хорошо?

— Мерси, Мари!

Оказывается, она рано утром пришла от Пьера. Потому что я, сама этого не понимая, словно сбросила с ее глаз пелену, и она, после нашего разговора сама просто помчалась к нему! И, оказывается, еще от того, что поняла, что лучше, чем с любимым мужчиной нам не дано.

А потом сказала, что Пьер хоть и торопился в редакцию, но все равно она поняла, отчего никакое перо журналистское не заменит его.

Я смотрю с радостью на ее светлое и милое личико, а про себя все время себе говорю…

Спокойно, все делай спокойно и сердце свое успокой… тише, без лишних эмоций, вот так, хорошо… Вот теперь начинай то, что задумала и все вокруг нее, это помни, и не отталкивай, и не приближай близко, держи дистанцию и будь спокойная…