Черное сердце (СИ)

Подчиняюсь умелым ласкам, толчкам, головокружительному покачиванию. Андрей жестокий искуситель. Моё тело послушно внимает каждому его жесту, реагирует на любой приказ, ускорение… Накатывает волна, за ней другая. Подбрасывает так, словно попадаю в шторм. Взлетаю с самой мощной. Я будто сёрфингистка. Ловлю волну, качусь на гребне. Делаю экстремальный пирует, взмываю с фейерверком пенных брызг. Я наверху блаженства. Так вот, что такое Рай! Вернуться не могу – на пике и возврата нет.

Оргазм настолько сильный, что меня будто током пронизывает.

Нет! Это Ад… Реальность, как назло, проявляется не вовремя – хлещет правдой. Слабое, предательское тело. Что я наделала? От стыда не знаю, как открыть глаза. Боюсь дышать. Как дальше жить? Позор… Зепар только что растоптал мою гордость. С лёгкостью доказал, что я заложница собственных накрученных мыслей. В плену вымышленных страстей «ни о чём» и он способен разрушить созданной мной миф без особого усилия - лишь только возжелает. Шумно сопит над ухом:

- Теперь скажи! – охрипло требует.

Рьяно мотаю головой – сама себе противна.

- Открой глаза, - рычит уже с угрозой, - и скажи…

От действительности не уйти. Зепар жестоко прав. Моя проблема в эгоизме, а страхи, в одиночестве. Убиваюсь, потому что жаль себя… Медленно поднимаю опухшие веки:

- Я не такая, как ты, - убеждаю скорее себя, чем его. – Я другая…

Андрей брезгливо хмыкает. Вскакивает с ледяным спокойствием, поправляет брюки, скрывая явственно не угасшее возбуждение, одёргивает толстовку. Меня тошнит от жалости к себе! Я тщедушна. Скрючиваюсь на полу, подтягиваю брюки с трусиками, подгребаю колени к подбородку и утыкаюсь лицом:

- Я лучше, - уже шепчу, но понимаю, насколько лживо и позорно звучит. – Всё это пошло, отвратительно…

- Добро пожаловать в мир живых! – самодовольно чеканит Зепар. – На сегодня тренировка закончена. Домой! – летит приказ.

Лежу без сил. Надо мной всё яростней пыхтят. Раздражать мерзавца не хочу – себе дороже. Встаю, натягиваю брюки, лиф. Остатки футболки снимаю. Не успеваю спросить: мне идти так, - Андрей протягивает толстовку. Вспыхиваю, не смея поднять глаза. Красивое тело Зепара – полёт для развратной фантазий, только что получившей первый медовый пряник - вкусив немного, хочется большего… Смущенно отступаю, поспешно облачаюсь. Плетусь за Андреем по коридору, вхожу в раздевалку.

Сажусь, глядя в одну точку. Жестокий урок, но самое гадкое – доходчивый. Я, правда, жива?!. Некоторое время мыслей нуль, желания двигаться столько же. В душевой звонко бьётся о кафель вода – Андрей принимает душ. Точно в прострации снимаю толстовку, кроссовки, брюки… В трусиках прохладная влажность, но в теле приятная вибрация, тепло. От отвращения морщусь. Мыться здесь не буду – быстрее бы домой. Там спокойней, привычней… Беру вещи из шкафчика, на секунду замирая возле сумочки – таблетки! Принять лекарства и будет легче.

Дрожащей рукой открываю бутылёк, достаю пилюлю…

- Дай сюда, - грохочет над ухом Андрей. Не успеваю сжать кулак, махом перехватывает таблетку, ещё рывок – и вся упаковка у Зепара.

- Верни! – негодую. – Это лекарства, мне без них нельзя.

- Теперь, можно, - рычит недобро мучитель. Секунду не могу отвести взгляда – обнажённое тело надзирателя блестит от влаги. Впервые вижу так близко и чётко. На коже множественные белесые рубцы, как от порезов, на груди, на сердце… странное клеймо. Словно выжженное. Небольшое и очень плохо понятное. Треугольник остриём вниз, внутри не то солнце с лучами, не то круг с щупальцами. По оба верхних угла крохотные значки. Знакомые, вроде как… Странно, у мужа тоже видела клеймо. Другое… на внутренней стороне предплечья. Всевидяще око дьявола со слезой и молнией. Вадим объяснил, что в молодости баловался сатанинской свастикой. По глупости сделал тату, а потом попытался вывести… Не много ли совпадений?!.

В голове точно проходится цунами – мысли испаряются. Гляжу в упор на полотенце, обернутое вокруг бёдер Андрея и едва прикрывающее мужское достоинство. Вадим не обладал такими физическими качествами, как Зепар. Смущаюсь, краснею, дурею - сознание пристыжено мутнеет.

Точно щелчок в тишине - вновь трезвею. Разум бунтует. Мои лекарства! Спасение!.. Андрей с грацией тигра отворачивается и идёт к своему месту. Бросаюсь в ярости:

- Отдай, скотина! Моё!..

Слова застревают поперёк горла, по затылку расползается боль – Зепар, схватив за шею, впечатывает в стену между шкафчиками.

- Ещё хоть раз увижу, - грозит с хищным оскалом, прижав всем телом. - Задам такую трепку, что сидеть долго не сможешь, а повторишь – будишь молить о смерти.

- Ты не понимаешь, - хриплю - выдавливаю из последних сил, - без них у меня мигрень и… я загнусь… с ума сойду… - взгляд прикован к хладнокровному и в тоже время жаркому Андрею. Глаза цвета насыщенной травы опять сменяются на пугающе бездонно чёрные. Демонические, завораживающие. Черты лица ожесточаются... Снова мерещится? Смаргиваю. Цвет глаз, как обычно, всё тоже спокойствие. Чёрт! Рассудок покидает. Реальность искажается, краски притупляются. Прыгают тёмные кляксы, сменяются белыми.

- Это! – трясёт таблетками Зепар. – Антидепрессанты! Они притупляют эмоции, дают ложное восприятие жизни, – голос приглушённый, будто слушаю под водой. Спасите, а не то… ещё секунда - и я в отключке… Бью коленом, что есть сил – хват ослабевает. Падаю точно подкошенная. Захожусь кашлем, растираю горло. Рядом, согнувшись пополам, скулит Андрей, по полу возле съехавшего с бёдер полотенца, катаются пилюли. Сажусь, всё ещё неровно дыша. В голове будто играют на барабанах. Зепар уже глухо мыча, прыгает, руки на обнажённом паху.

- Стас был хорошим учителем, - поднимаюсь на дрожащие ноги. – А муж не был плохим… То, что ты невоспитанный извращенец, позволяющий себе распускать руки, не делает тебя лучше, - перевожу дух. - Запомни: тебе до Стаса и Вадима далеко.

Глава 23.

Нужно отдать должное, Андрей ни разу не намекает на случившееся в зале. Да и вообще, ведёт себя, как обычно. Сдержано, холодно, по-рабочему. Только, когда приезжаем домой, без лишних слов, потрошит все полки с лекарствами. Даже далекие заначки, которые сделала на всякий… пожарный. Откуда про них знает – понятия не имею. Вероятно, хороший психолог или, уже сталкивался с подобным.

К вечеру меня уже трясёт будто в лихорадке. Нервно оглядываюсь – мерещатся всякие ужасы, шорохи, ползущие тени. Включаю телевизор громче и смотрю невидящим взглядом, обхватив плечи руками. Озноб усиливается – мне нужны лекарства. Встаю, прохожусь по комнате туда-сюда. Безнадежно проверяю несколько полок комода – пусто. Заглядываю в шкаф – ничего. Чехол для мобильника! Там есть заначка. Чёрт! Была… в другом. А кстати, где мой телефон? Позвоню Андрею Николаевичу, пусть прекратит издевательство надо мной – выпишет новый рецепт.

Кручусь по комнате – нет мобильника. Распахиваю дверь и стремительно иду по коридору. Сумочка… Заглядываю: помада, карандаш, кошелёк, визитница, - всё содержимое вытряхиваю на тумбу, - новое зеркальце, документы… Где чёртова трубка? Грызу ногти… странно, она недавно была… Как недавно? Тщетно вспоминаю – пустота. Не помню, когда последний раз говорила по мобильнику. Андрей! Тварь!.. Уже почти вхожу в комнату к Зепару, как на кухне слышу шорох. Бегу назад – врываюсь... Андрей сидит за столом, пьёт чай.

- Еда в холодильнике! – бросает просто. – Чайник горячий.

- Верни телефон, - твёрдо выделяю каждое слово.

- Ожила, готова любовникам звонить?

- У меня нет… - взрываюсь и тотчас умолкаю. Несколько секунд прихожу в себя. Почти визжу: - Да!

- Придётся воздержаться! – лживо сочувствует Андрей. – Вдруг, кто-то из них тебя пытается убить.

Ты! Крик души остаётся при мне. Импульсивный, невыдержанный, злобный. Что со мной? Я не хочу проблем. Никому. Хочу забвения и тишины. Неровно дышу, закрываю глаза. Вспоминаю угрозы. Боль утраты. Краснею от стыда и безысходности. Не имею права вести себя подобным образом - Андрей не виноват, что у меня ломка. И без того с видимым отвращением заставляет себя возиться со мной. Ему явно не до меня и моих «тараканов», но не бросает. Правда, его методы, грубость, цинизм с лёгкостью уничтожают то, что возрождают настолько болезненно. От этого ещё обиднее и горше. Беспомощно сажусь напротив, заламываю руки: