Трах-тебе-дох. Рассказ третий. Мистер, купите живую куклу

— Да! Наверное, ты права. Я ведь замуж то и не выходила. Вернее, меня насильно выдали. Никто меня ничего не спрашивал. А вот так взяли и с бухты — Барахты, да и сказали, чтобы я готовилась к свадьбе. За кого? Почему же сразу и замуж? Никто и не спрашивал меня, хочу ли я?

— Подожди, подожди. — Говорю я. — Это что же? Царское время, что ли? Почему же ты согласилась?

— А потому, что была уже беременная и носила своего первенца. Вот почему!

— Так ты от него, от своего первого мужа, что ли?

— Ну, ты скажешь, тоже. Кто же замуж идет не глядя? Вот такие, как я и идут. Да к тому же, я ведь без матери воспитывалась. И подсказать то мне было некому, что надо предохраняться. А я как стала на эти беседы ходить, так в первый же вечер и угодила под парня. Сама даже не поняла, как?

— Что это за беседы такие?

— Да у нас в деревне так сход молодежи называли. При этом все девки и парни обязательно только по парам. А пары те назначали. Не выбирали. А вот как пришла, так мне сразу же парня и приставили. Я и оглянуться не успела, как он меня уже на сеновал затащили.

— Постой, постой! Я, что-то ничего не понимаю. Почему же ты на сеновал полезла? Ты, что же не понимала, зачем туда тебя тянут? — Верка молчит, а потом, вздохнув, тяжело, отвечает.

— Ты, знаешь. В деревне все не так. Там у нас верховодили старшие. Парни и девки. Они нас и распределяли между нами. Решали, кому с кем и где быть. Так, что ничего я не решала. И потом, отказать нельзя. Ославят на всю деревню. Это, чтобы другим неповадно было. Так, что хочешь, не хочешь, а иди. И шли. А куда деваться?

— Ну, и напрасно! — В сердцах восклицаю я. — Я бы никогда не согласилась вот так!

— Ну, а у меня так! И потом, попробуй возрази, только. Так тебя еще и поколотят. Свои же отдубасят. И ты знаешь, что так же и у родителей было, и у всех других. И потом, у нас пол деревни Морозовых и пол деревни Смирновых. Во, как! Все друг другу родственники!

Я ее слушаю и ничего не понимаю. Дикость какая-то. Да, и только. Ну да ладно, вижу, что ей мои комментарии только мешают рассказывать, поэтому я замолкаю.

Потом она мне рассказывает, как с Васей они, из той деревни ночью, убежали. И всю дорогу оглядывались. Все боялись, что за ними погоня увяжется. Но Вася опытный. Он перед их бегством выставился. Как будто-бы по случаю своего мичманства.

— Так он меня и купил за ящик водки. А вернее, украл. У самого моего мужа и украл. Из-под самого носа. Посадил меня рядом с собой, а моего взял да и споил. А сам и не пил. Прикидывался только, что с ними выпивает. А потом он мне рассказал, что выкупил меня у моего прежнего мужа за ящик водки. Договорился с ним, что тот меня отдаст.

— Но, только, чтобы все без обману. Как сговорились! Я, тебе, морячок верю. Другому бы, не отдал. А тебе верю! Вот тебе Верка, только сперва гони ящик водки! — Вот так он говорил Вася.

Мне, конечно, все это в диковинку. И я ей говорю об этом. А Верка отвечает, что такие порядки у них установлены были еще тогда, когда их родители пацанами и девками бегали. Ну, что тут возразишь! Деревня, она деревня и есть!

Она по такому случаю, что вспомнила, предложила выпить по рюмочке. А я и не возражала! Пожевали, закусили. А потом еще по одной, и еще. Сидим и молчим. А Верка снова, продолжает, свои невероятные истории.

— А еще я тебе скажу, что так уж повелось. Чей род верх взял, скажем, Морозовых, так все Смирновы стонут. А я-то Смирнова была! И тайно от всех встречалась с Коленькой Смирновым. Он нам дальним родственником приходился. А такого было нельзя. За этим строго следили. Так вот с Коленькой то своим я впервые поцеловалась с парнем-то, и он меня так ласкал, так любил! По всякому, и не только туда. А я дура-дурой, думала, что так у меня с мужиками всю мою жизнь будет. Сей час! Я и забеременела от него. А потом, уже при Васе, Коленьку своего, первенца родила. Вот потому и молчала, когда меня выдавали за Морозова. Нельзя было и слово сказать. Свои бы и убили, так как все бабы в деревне других, своих любили, а замуж их за других выдавали. За то, что мы, Смирновы, красивее их рода были, за то, что своих продолжали любить! А Морозовы на нас знаешь как? Я вот даже сейчас вспоминать не решаюсь, как они унижали жен своих. Мало того, что мужа своего надо было обхаживать, да ублажать, так еще и смотрины устраивались.

— Какие такие, смотрины? — Спрашиваю с любопытством. Так как чувствую, что услышу что-то такое, о чем только догадываюсь.

— А вот такие! Муж велит баню топить, а к нему на смотрины не только братья, но и сестры приходят и все в одну баню. Понятно, что все хоть и дальние, но все, же родственники. А там тебя уж не пожалеют. Они все прикрылись, а я должна голой, при них. Абсолютно голой, суетится. Мало того, что муж мой, будь он не ладен! Так и родственников я должна еще ублажать.

— Ну, это уже слишком! Как же так, — Говорю. — Муж и свою жену? И кому? Это же просто свальный грех какой-то! Свингерская вечеринка.

Верка видимо не расслышала и повторяет, коверкая.

— Во, во! Свинарская вечеринка и есть!

— Давай, выпьем, что-ли. Мне от этих воспоминаний, даже неудобно как-то перед тобой. Ты уж прости! Уж как-то так у нас с тобой все задушевно пошло. Вот я и разоткровенничалась.

— Да, нет Вера! Это ты меня прости! Прости, что без спроса, в душу к тебе лезу.

Выпили и опять сидим молча. Я смотрю на Верку, красивую, стройную бабу и мне не вериться даже, что она через все это прошла. Как-то все, о чем она мне рассказывает, с ее красотой не вяжется. Уж больно она красивая баба. Эх! Если бы не тоска эта, так я бы и за ней приударила. Но, но! — Говорю себе. — Что это за мысли такие. С голодовки, что ли?

— Ну, что? — Спрашивает Верка. — Пошли мыться? Подруга моя задушевная! Дай я тебя поцелую. Уж больно ты мне в душу запала. Как сестра моя родненькая стала.

Она притянула меня к себе и чмокнула слегка в щечку. Я отстранилась. А внутри у меня вдруг заметались чертики. Бр! Свят, свят! Не путай меня! Отведи! Шепчу себе, пока мы идем к ней в парилку. И вот же как? Думаю. Стоит мне только в душу к бабе залезть, как я чувствую к ней еще, что-то. Отчего бы это? Может от детства?

Пришли. Стали раздеваться. Я невольно на нее любуюсь. Верка заметила, а, наверное, почувствовала.

— Что? Нравлюсь? Я красивая?

— Да, нет, говорю. Какая же ты красивая? Уродина ты, вот кто!

— Не поняла? Это ты к чему?

— А к тому, милая! — Говорю, а у самой даже голос дрожит, — Что с тобой мне нельзя сейчас, вместе!

— Это почему же? Чем я тебе не угодила? Обидела, может?

— Да, нет! Наоборот.

Говорю, а сама от нее уже глаз отвести не могу. А она, как специально, вся передо мной красуется. Мало того, что стоит обнаженная и такая заманчивая, обворожительная, так еще и стала свои волосы поправлять. У меня даже от волнения слезы на глазах выступили и я вдруг, как разревусь!

— Что? Что случилось? — Суетиться Верка. — Что ты такого увидела?

Я присела на корточки и она рядом. Обняла меня за плечи. Мне уже все! От ее тела, тепла и мягкого прикосновения, по всему телу разливается желание. Чувствую, что я сейчас что-то такое вытворю?

— Дай мне воды! — Хрипло прошу ее. А сама даже глаз поднять боюсь. Не устою!!!

Она вышла, а я лихорадочно соображаю. Что же мне делать? Почему? Почему на меня опять все это находит? Почему меня снова тянет к ним? К этим запретным? Почему? Что со мной?

Села и тут на глаза мне ее белье попалось. И вот же, черт! Верно, он меня, блудливую, в тот поздний вечер дернул. Я, сама не знаю, даже, почему. Руку потянула и ее белье к себе, к лицу. Как вздохнула, так все сразу и поняла. Все! Мне конец! Без нее я не выйду отсюда живой. Мне ее обязательно! Да, что там, обязательно! Мне ее коснуться необходимо! Зарыться в ее тело и ласкать. Ласкать и любить! Любить так, как меня любили! Как сейчас я сама хочу. Да, не хочу даже! Какой, там хочу? Мне ее не хватает, я без нее умру ведь.