Трах-тебе-дох. Рассказ третий. Мистер, купите живую куклу

— Вот так, вот так хорошо! — Говорит она сейчас, убирая незаметно, как ей кажется, с глаз долой следы своих сладких утех.

А напоследок, все равно вставляет свои указания насчет стирки.

— Вот же! Неугомонная какая? И это все после стольких то раз?

О Гайках и Птичках

— Куда целовать?

— Туда!

— Куда, туда? Тут много всякого!

— А ты не спрашивай, поняла! Целуй и все! Куда-нибудь!

— Как это, куда — нибудь? Ни будь, не получается! Все время, обязательно попадаешь на что-то. Вот это что? Что это такое?

— Где? Покажи?

— Вот! Вот я тебе показываю! Это, что?

— Так. Да это… Это… — Она смущенно водит глазами и все никак не может определиться с предметом моего расспроса.

Это мы с Нинкой изучаем содержание ее взрослого журнала. Ссунулись головами, сопим носами и все никак не можем разобраться. Чем же на фотографиях эти отчаянные девушки занимаются?

Первой не выдерживает Нинка.

— Ну, хватит! Ты согласна? Или нет?

— Я не знаю?

— Нет, так нельзя! Ты либо согласна, либо нет. Поняла?

— Поняла, поняла.

— Повторяю еще раз. Так ты согласна?

— Я не знаю?

— Что ты заладила? Не знаю, да не знаю? Я тоже не знаю, но я, же согласна! А ты?

Только, если ты опять мне скажешь то же самое, ты от меня получишь. Поняла? Последний раз тебя спрашиваю! Ты согласна или нет?

Я молчу и соплю. Пауза затягивается. Нинка понимает, что от меня она ничего определенного не добьется и поэтому говорит со вздохом.

— Ну, все! Мне все ясно! Нос убери! Слышишь, ты, малявка?

— Сама ты малявка! А журнал свой можешь сама смотреть. Хоть до дыр его смотри, а ничего из него не поймешь. Ты поняла?

— Ну, во-первых, этот журнал не мой, а Левки. Во-вторых, ты просто дура! Маленькая и прибацанная дура!

— Сама ты! Дура! Прибацанная!

Я встаю с ее кровати и обиженно выхожу из ее комнаты. Тетка возится на кухне, стряпает. Уж лучше я ей стану помогать, чем вот такое выслушивать. Тетка сразу же принимает мою помощь. Она благодарна мне каждый раз, когда я ей помогаю. Семья-то большая. Со мной, четверо. И я стараюсь ей помогать во всем и даже согласилась за нее постоять на рынке, пока они с мужем будут в отъезде, гостить у ее мамы.

С Нинкой вышел страшный скандал по этому поводу. Она ни в какую не захотела подменять мать. Мать ее даже обзывала и старалась принизить. Но куда там. Мне иногда казалось, что все наоборот и это Нинка ее принижала.

Когда я, после своего первого дня торговли на рынке домой вернулась, то просто обалдела. Нинка закатила вечеринку. Везде были ее ребята из техникума и еще какие-то. Ну, те мне сразу же не понравились. Одного из этих я знала, как школьного бандита, а других его дружков видела впервые. В доме, смех, музыка, все вверх дном. Ушла в свою комнату. Над головой стук ног, крики то радостные, то словно о помощи. А мне на мою беду в туалет срочно надо. Решила, что в дом не пойду, а побегу в старый туалет, что на улице. Он хоть и старый, но чистенький и даже ухоженный. Тетка его всегда вычищала и убирала. Сижу, слышу весь этот гам, да переполох. Уже выйти хотела, как тут услышала голоса. Кто-то подходил. Парень с какой-то девкой. Я замерла. Решила не выходить, пока они не уйдут. За дверью закрытой, чувствую себя в безопасности. Парень и девка замыслили что-то. Мне и неловко и любопытно. Прислушиваюсь.

— Здесь нормально. Давай!

— Нормально, нормально? Ты хоть раз что-то по-другому скажешь? Что это, такое, давай, да давай? Ты же с девушкой!

— Ну да! Вот и говорю! Давай!

— Да нет! Ты как-то по-другому должен. Попросить меня! Ласково так.

— Ну, хорошо! Я тебя ласково прошу, давай.

— Я сейчас обижусь и уйду.

— Ну и уходи!

— И что? Ты даже не извинишься?

— Вот еще! Это за что же я должен извиняться?

— За грубость свою. За то, что ты меня обидел!

— За что, за что? За какую такую грубость?

— Знаешь, Толик? Я долго терпела твои грубости. Ты вообще то, для чего со мной? Мне кажется, что ты меня совсем не любишь? У тебя одно на уме.

— А у тебя, что? Разве не то же? Ты зачем меня сюда потащила? Для того чтобы поругаться? Ты же сама сказала, чтобы я за тобой пошел. Я тебя за язык не тянул, между прочим, это ты сказала, что ты угощаешь! Ну? Так угощаешь или я пошел?

— Ты меня обижаешь все время! Ты сам, что же не видишь, что ты меня все время только и обижаешь!

— Ну, все! Началось! Всегда одно и то же. Как до секса доходит, то всегда я у тебя виноватый. Знаешь, мне надоело все это. Я тебя пошлю к ….

— Толик! Толик! Не надо! Прости меня! Прошу тебя!

— Знаешь, Толстушка? Ты мне уже надоела со своим нытьем. Каждый раз одно и то же. Я отдыхал, как все и танцевал. Чего ты меня от Нинки оттянула? Если бы я знал, что ты опять за свое нытье возьмешься, то бы ни куда с тобой не пошел! Уж лучше бы я с Нинкой! Говорят она сексуальная, и знаешь, как дает?

— Все, Толик! Все! Больше не буду! Ты прости меня. Прости.

— Вот, так вот! Запомни, Еще раз начнешь скулить, все! Я с тобой больше некуда и никогда. Ты поняла!

— Все, все! Толик! Я прошу тебя. Давай я тебе угощение сделаю? Как ты хочешь?

— Делай, как всегда! Только не кусайся. Ты прошлый раз всю …пу покусала. Лучше легче, чем кусаться. Ты поняла?

— Угу.

— Не отвлекайся! Работай, работай! Так, так!

Мне неудобно, за подслушанный их разговор и я не вижу, а только слышу, как она его угощает. Вот она, правда! Это же надо, думаю я, как она унижается перед ним! И для чего? Только для этого? Я еще слышу какие-то из взаимные вздохи и ахи. Минут через пять они заканчивают и уходят. Я уже выскользнула за дверь и только хотела проскочить, как опять голоса. Я срочно прячусь, приседая за кустами сирени. А один голос, тот Нинки.

— Нина?

— Что, Гайка?

— Ты с Левкой?

— А, что?

— Он тебе, как? Нравится?

— А ты чего спрашиваешь?

— Да, бабы говорят у Левки обрезанный!

— Что? Что?

— Ну, хепи-пи, у него обрезанный. Как это?

— Знаешь, Гайка! Ты больше их слушай! Они тебе такого наговорят! У них у самих, все там обрезано!

— У них такого не может быть! Мы же не в Африке.

— А причем здесь Африка?

— А я слышала, что там, еще девочкам, клитор отрезают.

— Как это? Зачем?

— А, что бы они мужьям своим потом не изменяли.

— Погоди, погоди. А причем тут клитор?

— Ну, я же говорю тебе. Чтобы они не изменяли. Вот для чего!

— Так, давай поменьше глупостей болтать. Давай присаживайся. И кто это там, в туалете закрылся? Почему мы должны на двор бегать?

— Да это Толстушка с Толяном.

— Да, нет! Я с Толяном только, что танцевала. Толстушка она может, с кем хочешь, закрыться. Это точно.

— Я слышала, что Толстушка все время с Толяном ругается.

— Это от чего же? Он, что же, ей изменяет?

— Ага! Уже давно. А ей голову морочит.

— С кем же?

— Да с Птичкой. Вот с кем!

— С Птичкой? Быть такого не может! Ведь она же совсем уродина, некрасивая. И потом у нее ни письки и не сиськи, и ж… с кулачек.

— А вот у такой аппетит, знаешь какой? Только член ей подавай. Говорят, она может это, ну как там. Ах, да! Глубокое горло. Вот как. Ничего в ней нет, так она этим своим птичьим горлышком и берет.

— Что ты такое несешь? Гайка! Ты, что озабоченная?

— Точно! Очень! У меня уже никакого секса месяц, как не было!

— Что ты несешь! А с Борькой из соседней группы?

— Да с Борькой у меня ничего и не было!

— Да врешь, ты все.

— Ну, ты даешь. Я же лучше знаю. Как ты считаешь? Борька еще мальчик совсем. Я к нему с поцелуем, а он знаешь, отворачивается. Я его насильно, хотела завалить, так он как заверещит: Что, ты делаешь, что ты делаешь? Смешно так!

— Ну, ты Гайка даешь! Кто же насильно так делает? Надо было ласково, потихонечку.

— Это ты так можешь. А я не могу. Я как кого увижу, у кого нос большой, так мне на него обязательно надо запасть. Говорят, что у тех парней, у кого нос большой, то у них и член не маленький.