Сборник коротких эротических рассказов

Подари мне себя, подари, Дай твоим руками обвиться, Дай в тебе утонуть, раствориться, умереть и опять возродиться, Подари, мне себя, подари.

Безоглядно теченью отдайся, Не во мне, а в себе сомневайся, Не отдай, не продай, не сменяйся, Подари мне себя, подари!

Та милая дама сразу ножки вверх подняла, а эта поцеловала в ухо и опять лежит смирно.

Я повернулся к ней на бок, носом до уха дотянулся, как слон, руки по-прежнему «по — швам» и дыханием носа обдуваю раковину и шейку под ухом. Не возражает, хотя и щекотно. «Шампанского? " «Давай!» Выпили. Взял ручку дальнюю, положил на лицо себе, целую пальчики один за другим, ладошку, по ручке до плечика. Водит слегка носом из стороны в сторону и больше никакого эффекта. А плечико загорелое, гладкое, прохладное.

Пошевелила плечиком, проняло. Прошу ее рассказать что-нибудь или почитать… Она говорит, если хочешь, на английском. Да мне-то хоть на китайском, хоть на хуили, мне надо, чтобы она из своего покоя дохлого вышла. И начала, и поехала. Да еще как! И заволновалась, и глазки заблестели, и грудочка забеспокоилась. Я понимаю смысл процента на два, не больше. «Правда, хорошо?» «Удивительно!» Время побежало. Уже и двадцать один, и двадцать два где-то протукало.

«Надо идти домой, — говорит, — а то мама беспокоиться будет».

Вот тебе бабушка и… Я говорю:

«Нам же хорошо с тобой. Я договор выполняю…

Позвони маме».

Она еще посомневалась. Я еще поуговаривал.

«А ты не будешь?» «Ты же видишь!!!» Согласилась.

«Мама, Я у Оленьки заночую… Утром. Спокойной ночи!» Положила она трубку и смотрит на меня выжидательно.

Я подошел, спокойно передвинул лиф ей на горло и прижался к плотненьким колобочкам ее грудей. Поднял за попочку вверх, воткнулся носом в пупочек. Легкая, нежная, чистенькая, сладенькая. Дрожащими руками кладу на постель. Целую всю от макушки до пяточек, но трусики табу! — слово офицера и мысли на счет правил хорошего тона еще не утратили своей актуальности. Дышит ровно.

Ну, ничего общего с приозерной Инессой. Пальчики на ножках ухоженные, я их в рот взял, подержал, вытащил осторожно. Пошел обратно от пяточек до-макушки.

Тут она на меня ножки свои прекрасные и положила, пяточками гладенькими и холодными на спину. Я по внутренним сторонам бедрышек до трусиков доцеловал, а пройти их никак не могу — через трусики приник губами к ее тамошним губочкам, вертикальным. И начал их то губами, то носом раздвигать, клиторчик искать, к лобочку его придавливать. Трусики тоненькие, преграда так себе, но есть. А с другой стороны, когда губами отыскал горошину клиторчика, сразу шибко радостно на душе стало! Трусики понемножку уже в этом месте мокренькими сделались, а ножки, как лежали на мне, так и лежат, не шевелятся. Да что же это такое? Ну не девочка же она в конце концов!

Да и девочка на ее месте… Наконец-то! Положила руку на голову и ножки зашевелились и задик задышал неровно. А я стараюсь, как могу. Вдавила она в себя мой нос со страшной силой и обмякла. И ни лишнего вздоха, ни звука!

А меня трясет всего. В груди словно три кузни мехами шуруют.

И фирма «Элластик» из последних сил держится. Забрался носом ей под мышку, руку на грудочку положил, сосочек маленький отыскал успокаиваюсь. Пленка в маге кончилась, шатаясь, подошел, выключил. В комнате тем но уже, зажег торшерчик, укрыл его от окна, чтоб с люстрой кто не перепутал. Она лежит в потолок смотрит.

" Шампанского? " «Армянского принеси!» Кружки пивные принес. Сделали по хорошему глотку.

Смотрит изучающе, вопросов не задает..

«Что это Жека не звонит?» — думам я, «Значит, не узнал — он лапушку?» «Иди ко мне!» Лег рядышком, к губкам ее нежным прижался… Нижнюю пососал, в ротик языком забрался и высасываю, что попадется. Перевернула меня на спину, слюны немного выпустила, я ее проглотил, а она ручкой под поясок моих трусиков залезла, вытащила пенис на свет божий, не забыв поясок за мошонку заправить. Одна рука ее меня за шею обнимает, колобочки на груди моей шевелятся, а другая рука на пенисе висит и кожицу его то на головку натянет, то с головки сдернет. И так это у нее хорошо получается, что кроме, как попочку ее ладонью поглаживать, я больше ничего не могу. Я пошевелился, держит крепко, а сама на пенис смотрит и наяривает, и жару, поддает ему так, что, чувствую, все, больше не могу. Сейчас фонтан заработает.

Она и сама это прекрасно понимает: передвигает грудочки к блестящей головке, касается одним сосочком, другим, берет ее в свои полненькие губки и втягивает все мое великолепие в себя до самого корня! На шее жилка выделись. Сдавила она горлышком его пару раз и лопнул я как мыльный пузырь. Она подождала, пока мои толчки не кончатся, проглотила. Вылизала все, что в ее ручке было, поцеловала нежненько, убрала мой член в трусики и прилегла рядом. Я тут же благодарно прижался к ее губкам. Вот это да!

— Мадам, — шепнул я, — Вы изумительны!

— Я знаю.

— Вы восхитительны, мадам!

— Я знаю.

— Вы прекрасны, как сама любовь, мадам.

— Любовь— А что это?..

— Это невозможность быть без Вас, мадам.

— Очередную невозможность ты почувствуешь минут через двадцать. А до этого ты вполне обойдешься и без меня и без любви.

Что-то слишком много знаний и не только теоретических.

«Скажи, — попросил я, — ты была когда-нибудь в этой комнате?» Она усмехнулась: «Я с самого приходя сюда ждала этого вопроса… Я, не знаю».

Значит, была. Ну, это не важно…

Я прижался губами к ее шейке.

Она буквально взорвалась!

— Что значит не важно? Для тебя не важно?

А для меня? Если я здесь была, то может быть важно почему… Была, как попала? Ведь скажи я «Да», значит хотела сюда придти. — она встала отбросила в угол ненужный лифчик, подошла к окну, раскрыла его, подышала, повернулась, ко мне. — Да, я была в этой комнате. Да, я знаю твоего Женю. Да, я была с ним в этой постели. Еще хочешь что-то знать? Если тебе интересно, я не ставила ему условий и не сопротивлялась, как тебе… Ну что, доволен? Еще вопросы будут? Ее глазки сверкали совершенно восхитительно, но на душе было совершенно безобразно. Черт бы побрал меня вместе с этим Жекой!

Я поднялся с постели — ««Миленький, ну что ты? Я ведь только сказал, что мне не важно твое прошлое… Ведь если ты женщина, то и прошлое должно быть… Женщины без прошлого не бывает, это — девушка! " В это время звонил телефон, и я сказал: «Але!» Жекин голос уточнил: «Але — по-французски жопа! Коробка слева в шкафчике. Номер сорок три» — Хорошо, — ответил я, будь!

— Сказать еще что-нибудь?

— Не надо. Спи хорошо. Бди! — и положил трубку. Она стояла у окна, груди призывно мерцали.

— Ну и что он сообщил? Про коробку?

Да.

А от чего ты отказался?

Не знаю.

— А зря!

— Почему?

— Потому, что если бы он тебе сказал то, что хотел, я бы сейчас с огромным удовольствием рассматривала твою гордую морду джентльмена, всю вывоженную в говне!

Я протянул к ней руку…

— Не трогай меня! Я не для вас, чистеньких и благородных..

Надутых пижонов. Жалких трусишек, лжецов… Как же я вас, изголодавшихся, ненавижу! Скажи, ты платил когда-нибудь женщинам?

— Ни разу в жизни! — уж в чем, в чем, а в этом я мог быть спокоен.

— А это что? Коньяк, шампанское, персики, икорка… Они ведь немалых денег стоят. Трусики надел сегодня, туфельки, носочки, на базе ты их не носил! Все вы платите, только не сознаетесь в этом даже себе. И те берут не сознаваясь. Так вот, ты вкладываешь в эту ночь деньги, я — тело. Ты не беспокойся, я за каждую копеечку с тобой расплачусь… Только не надо про любовь, не надо врать. Ты, если и знал, давно забыл, что это такое.

Она замолчала. Ушла в себя.

Я не находил себе места. И не в том дело, что я чуть было не испортил, так хорошо начавшиеся игры. И даже не в том, что эта-девочка повернулась ко мне весьма не романтической стороной, за которой можно было ожидать всего, что угодно. Удар был нанесен по самому чувствительному месту, по душе, в которой зарождалась любовь.