Париж между ног(СИ)

Ну и что же мне делать? Секунду отчаяние как снежный ком свалился, придавил, приплюснул. И то, о чем я давно и в тайне мечтала, особенно сейчас, после такой материальной поддержки моего мужа, медленно накренилось от спокойных слов этого заносчивого кутюрье и вот-вот сейчас, и прямо на моих глазах, завалится и рухнет.

А как же то, что я сама могу, хочу этим заняться? А как же моя мечта? Я и мои модели белья, женского платья, в которые я мечтала одевать их, милых, красивых и некрасивых, и дома, и может быть, даже тут? Как с этим быть? Неужели все то, к чему шла, огрызаясь, страдая, в желании выжить, самой на ноги встать, что все это в одночасье стало таким не нужным?

Я пятнадцать лет потратила на то, чтобы уйти от нищеты! И что? Эй, кутюрье? Ты опять меня тянешь назад? Нет! Не бывать этому! И потом, у меня же прекрасно получалось самой, я можно сказать, в совершенстве овладела мастерством раскроя и пошива на фабрике. А иначе бы, зачем же тогда я туда шла? Ведь это была моя мечта — самой стать дизайнером женской одежды, а еще лучше и кутюрье. Нет! Я не для того сюда ехала, чтобы смотреть варьете и на кровати с любимым мужчиной кувыркаться. Мне надо дело делать! Дело свое открывать! А теперь, когда я от своего мужа такую получила подпитку во всем, то как же я могу отступить от задуманного? Что мне делать потом со своей мечтой?

Наверное, я так выглядела тогда, что меня не заметить не смогла Халида.

— Мадам-Руссо, — переводит Мари, — она спрашивает тебя, Вам нехорошо?

— Кто? Кто спросил она, которая отошла? А это кто? Кто? Как зовут, Халида? И она, ты говоришь, его девушка и как, как? Да не прима нет, тогда лучше скажи, что она моя путеводная звезда и спасение. От чего, от чего да от этого всего!

— Так Мари, ну что ты замерла и стоишь как тот манекен, за мной, следом давай, скорей! Ну что ты копаешься Мари? Лучше скажи, куда Халида пошла? Туда?

Я сразу толкнула дверь и зашла, а там полураздетая Халида, и на ней портной и помощница примеряют какой-то наряд, только наметанный, сшитый можно сказать на живую нитку, как и мои дела.

— Мари переводи! — И дальше я, вся выворачиваясь из себя, вся расплылась в лести, чтобы мне сдохнуть на месте! И говорю, словно заведенная, к тому же я, развязано так и по-наглому, оттолкнула портного и, уже приседая, тяну выше, задирая край ее платья.

— Нет! Такие ноги нельзя скрывать! — Мари быстрей, поспевай, переводи скорей! — Это же ноги Лолабриджиды, Софии Лорен — и уже видя, что она не понимая, наверняка о них даже не знает, я в отчаянии добавляю.

— Это же ноги эроса, самые сексуальные ножки в Париже!

— Она говорит, что впервые такое слышит от женщины. И говорит, это правда что Мадам-Руссо так считает?

— Ну да! Скажи ей еще, что она бы смогла и в Москве с такими красивыми, длинными ножками как у газели. — Что? Ну, скажи тогда как у горной козы, что ты застряла, сообрази, мать твою! — Скажи, что я поговорю там и она сможет приехать в Москву на просмотр. Нет, скажи на показ! Да так и скажи! На показ к Зайцеву!

И уже слышу, хотя Мари все еще переводит, как эта Габриель, эта восточная, сухопарая развратница переспрашивает ее, смотря на меня изумительно.

— О, Маскава? Затсав!

— Да, да! Скажи, что я согласна с ней встретиться еще и все обговорить! Пусть скажет, где и когда? А лучше уж пусть скажет мне, покажет такое, что я Мадам-Руссо не смогу нигде, а только в Париже увидеть? И еще скажи, что с ней все в порядке будет, я все оплачу!

— Ну, Мари? Да, да так и скажи! Пусть выбирает, пусть все будет, как хочет она! — Мари раскрывает вопросительно глазки свои, но все переводит.

— Да и еще скажи, что я секс-символ Москвы, что секс-бомба России и что я с ней хочу, как это тут говорят, хочу покутить, оторваться, посидеть и что мне просто безумно нравятся ее красивые ноги!

Слышу, Мари переводит. Смотрю на Халиду и вижу, как она колеблется, но уже улыбается мне и тогда я ей на колени свою руку кладу, и веду вверх по бедру, а потом-раз! Прямо в коленку ее костлявую быстро коснулась губами и тут же выпрямилась перед ней.

Ну? Что тебе еще надо? Куда тебя еще целовать? Она платье и то место прикрыла, а потом мне что-то такое быстро, но с чувствами, растопырев глаза. Мари не успевает, но то, что она лопочет, меня вполне устраивает! Ну все! Слава богу!

— Иди же ко мне Халида! Дай я тебя поцелую как делает это секс-звезда, с красивыми таким женщинами у себя в России.

И не дожидаясь конца перевода, я ее руками прижала к своей груди и чувствую…

Ой, мама! А может, хватит и этого не надо?

Но все равно. Поцелуй принят! Еще бы! Ведь я в него всю себя вложила с отчаяния и сумасшедшим напором. Она словно меня обожгла? Нет, честное слово! Стоит, улыбается и уже как-то не так говорит, за руку взяла, вот теперь сама прижала, обняла. Вот так-то милая! То ли еще я тебе устрою? Ты еще долго будешь помнить меня — лучшую в твоей жизни Мадам из России!

— Да и вот еще! Скажи ей Мари, что я за нас заплачу наперед. Триста долларов, хватит?

Потом едем в машине домой.

— Ты что? — Смущает меня Мари своими вопросами. — Ты что, в самом деле, решила с ней? А как же твой Игорь?

И мне ей приходится долго и нудно все объяснять, что я… И все и о том, что я все для того сделаю, чтобы этот упрямый кутюрье пошел мне навстречу, а что касается Халиды, то пусть не беспокоится! Она только самый кратчайший путь к нему, если конечно ты мне правду сказала. Ну, а если не так?

— Так, так все Мадам! Я вчера все узнала у Пьера!

— А Пьер это кто?

— Он мой друг, мой бой-френд и я ему вчера рассказала, и сама попросила помочь, особенно после того как ты мне и отцу предложила с тобой…

— Ну и он что? Откуда он знает?

— О, Пьер знает все! Он же работает журналистом при журнале Фашион-мода. И ему обо всех, и у него свои люди везде, и у того Кутюрье тоже. Так что Бест, если можно и его, если что, то к себе он ведь старается тоже.

— Это почему же?

— Ну я сказала ему, что ты из Москвы и что с мужем решили в Париже заняться высокой модой, и что, прости меня сказала ему, что ты миллионер, нет, что твой муж! Прости, что не надо так было?

— Насчет высокой моды не знаю, думаю еще, скорее возьмусь за трусы!

— Что за белье, кюлот, пантье? Прости, что такое трусы, это что же, нижнее белье женщин?

— Ну да! Есть у меня одна задумка, но пока давай завтра или когда она тебе сказала?

— Да Мадам, завтра в четыре часа по полудню позвонит, но вот когда и где, даже не знаю, куда она вас поведет?

— Нет, дорогая не меня, а нас поведет с собой, и ты вместе со мной!

— Ну я не знаю, а если это куда-то… Ты знаешь, ведь Халида манекенщица, и у нее знаешь какие могут быть мысли на этот счет? Потому что у них принято с девушками дружить. Только бы не в Ле Пулп!

— Ле Пулп? Это что?

— О, Ле Пулп! — Это ее папаша уже подключился, даже к нам повернулся от руля своего.

— Так папа! — Говорит, возмущаясь с ударением на последний слог, как тут принято у них. — Папа вы не мешайте, это не ваш бизнес! Везите домой. Да, а мне куда?

— Со мной!

Мари и вино

По утрам и вечером теперь мне с косой помогает Мари.

В это утро Мари не узнать, как вошла, так все Мадам да Мадам. Расстроилась и немного бледна.

— Ты как Мари? С тобой все в порядке. — Она мне: — Да, Мадам.

Но вижу, что какая-то не такая она и слишком часто я слышу от нее это мадам.

— Так Мари! Мне не ври! Говори в чем беда?

— Ах, Мадам! Вы расстроили меня вчера. И зачем Вам эта Халида? Она плохая, хитрая, жди от нее беды. Вы бы ее лучше оставили в покое? Вам не надо с ней встречаться.

— Ты что же, ревнуешь? — Расчесываюсь и смотрю в зеркало, так как она старательно избегает моего взгляда. — Ну и что ты мне еще скажешь насчет Халиды?

— Вчера Вы меня расстроили, а сегодня — родные. Мне стало грустно и одиноко. Что же мне делать? Я не хотела, но сейчас решила рассказать Вам, что у меня дома происходит.