Пучай-Река да Калинов мост (СИ)

Тугарин замолчал

Я соскочил на землю, отвязал суму от седла и потрепал Серко - Свидимся ли?

- Что ты принц?! Конечно свидимся - Тугарин соскочил с коня, шагнул ко мне, и мы обнялись.

- Ну братцы, пойду! - Я закинул котомку на плечо и направился к трём соснам, верхушки которых маячили впереди.

Всадников, Одихмантьев сын, заметил уже давно. Озирая округу из своего логова на девяти дубах, разглядел две движущиеся точки на горизонте. Зрение у Разбойника было соколиное! Он ждал, пока точки не обрели очертания всадников и потёр руки - Славно! Хоть сегодня позабавлюсь!

- Акулина!

Из терема, на седьмом дубе, выглянула девка - Ты звал, тятя?

- Акулинушка, а поди-ка сюда, душенька.

Акулина, аки птичка резвая, вспорхнула к папаше на пятый, самый высокий, дуб.

- Присмотрись милая, не узнаешь ли кого из тех двоих, что подъезжают к Муромской со стороны Тридесятого?

Акулина всмотрелась - Тугарина-младшего знаю, а второй не знаком мне. Да он - она прищурилась - он, тятя, не наших будет!

Разбойник скривился - Тугарин? - и вздохнул - Тугарин знает мои шутки. Значит пешими пойдут.

- Нет тятя, не пойдут!

- Каак! - встрепенулся Разбойник.

- Тугарин возвертается, а к соснам идёт, энтот, пришлый.

До сосен я дошёл минут за сорок. Постоял в тени и двинулся дальше.

Девять дубов уже маячили вдали, увеличиваясь с каждой сотней шагов.

Ещё сорок минут ходьбы, и я отчётливо вижу терема на дубах.

Не знаю, из каких глубин памяти всплыла эта песня, она прямо рвалась наружу, и я затянул во сё горло!

Пошла девка жито жать,

Солдат снопики вязать,

Соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Девка пол снопа нажала

Солдат холодок нашел.

соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Бросай, девка, жито жать,

Пойдем в холодок лежать

Соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Мне мамашенька сказала,

Чтобы я копну нажала,

Соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Пока копну не нажну

Я с тобою не пойду.

Соловей, соловей, пташечка...

Канарее ...

Земля вздрогнула под ногами. Передо мной стоял мужичонка, с виду неказист и простоват, а где-то мелькнуло, и "глуповат!".

"Ни хуясе сиганул!" - до дубов было с полсотни шагов, а верхушка самого высокого скрывалась за облаками.

Мужичонка щурился и плутовато улыбался в всклокоченную бороду - Кто таков? Как звать-величать? Из каких заморских стран? Куда путь держим?

- Принц я. Зовут меня Роман сын Григорьев. Родом из стран заморских. Иду из Тридевятого Царства, а путь мой в Тридесятое Царство.

- Путь в Тридесятое Царство лежит через Пучай-Реку да Калинов мост. Как же ты хочешь перейти через Калинов мост? Как же ты будешь биться со Змеем Семиглавым огнедышащим, да с Кощеем Бессмертным, да с Мораной?

- А и хотел я попросити у тебя, Одихмантьев Сын, дать мне в проводники перевозницу, дочь твою богатырскую.

- Акулинка! - позвал Разбойник

Земля дрогнула ещё раз, а рядом с Разбойником, будто из-под земли выросла, стояла девка, богатырского роста и телосложения. Если я добавлю, что личиком Акулинка была просто красавица писаная, то вы поймёте моё восхищение!

- Мил человек, - обратился ко мне Разбойник - что за песню ты распевал? Никогда раньше такой не слыхивал.

- Песня эта называется "Соловей, соловей, пташечка".

- Приинц, напой песенку ещё раз, не откажи. Акулинка моя поможет тебе перебратися в Тридесятое. Я с первого разу не запомнил, токмо слушал. Уважь приинц!

Я затянул песню, а Разбойник, закрыв глаза и шевеля губами, слушал.

Я допел.

Соловей открыл глаза - Уважил, приинц! Отдохни в моём тереме от пути дальнего, отведай моих угощений, а потом Акулинка спровадит тебя в Тридесятое.

Я задрал голову: верхушки дубов едва просматривались в вышине. Теремов я теперь не видел.

- Да ты не беспокойся принц. Акулинка поможет. Акулинка!

Девка шагнула ко мне, взяла за руку и взвилась. Точнее, мы взвились! Я не ощутил, ни перегрузок, ни самого полёта не почувствовал. Успел лишь моргнуть и, когда открыл глаза, мы уже были наверху, на крыльце расписного терема. В следующее мгновение рядом стал и Разбойник.

- Проходи принц! - повёл рукой хозяин, и я вошёл в терем.

Не стану утомлять вас описанием яств со стола Соловья-Разбойника, но "Путинка", хлебосольному хозяину, понравилась! А девка, слопав плитку шоколада "Алёнка", смотрела на меня маслеными глазами, как и Забава.

Соловей попросил ещё четушку "Путинки". Открыл, хлебнул из горла (у меня научился!) и затянул "Соловья". Не напрасно, в имени Разбойника, Соловей, на первом месте: пел он камерным оперным голосом, да так, что даже я заслушался!

- Приинц! Приинц!

Я стряхнул наваждение.

Акулина подёргивала меня за руку.

- Что тебе Акулинушка? - будто я не знал, чего она попросит.

- Приинц! Угости ещё "Алёнкой".

- Акулина, его, много, за раз, не надо бы есть

- Приинц! - глаза девки-красавицы-богатырши-перевозницы умаслились до блеска.

Песня оборвалась на полуслове и терем содрогнулся от богатырского храпа. Водочка то и на Разбойника подействовала.

- Теперича тятя долго спать будет. Принц! - Акулина смотрела на меня, как будто приценивалась!

- Принц, дай мне три "Алёнки" и я отведу тебя к себе в терем.

- Мне и здесь хорошо, Акулинушка - прикинулся я дурачком

- Принц. Ты ляжешь со мной за три "Алёнки" - открытым текстом заговорила девка - Я заметила, как понравилась тебе!

- Идём в твой терем! - я взял свою котомку со скатёркой.

Терем Акулины был на третьем (или на седьмом?) дубе.

Мы вошли и Акулина провела меня в спальную комнату. Кровать была широкой, но убрана небогато.

Предупреждая Акулину, я сказал - "Алёнку", Акулинка, получишь после!

- Приинц! - глаза девки снова умаслились - Ужель ты подумал, что я тебя обману?

- Знаешь ли ты Забаву, моя хорошая?

- Да как не знать?

- Я, Забаву, шоколадом потчевал, а меня, за неё, чуть головы не лишили!

Акулина смолчала.

- Поэтому, дорогуша, сначала секс! Раздевайся и ложись кверху жопой, у нас будет анал!

- Поняла Акулина про секс и анал или нет, но послушно разделась и легла, как я сказал.

Богатырша была хороша! Я гладил бёдра и ягодицы, щупал муньку, лаская пальцем клитор. Я мял её титьки, сидя на ней верхом. Я катал по её упругой жопе яйца. Я смазал слюной её анус и, без предварительной ласки пальцами, запихал член в жопу! Пока я ласкал её, она лежала спокойно, а когда засунул, девка вздрогнула и застонала. У меня сладко заныло сердце и томление от яиц, жаркой волной растеклось по всему телу.

Акулину возбуждал анальный секс!

Я совал и совал член в жопу девке, а она, со стонами и всхлипами, повторяла - Ещё! Ещё! Ещё! Ещё! И когда я, истекая спермой, содрогался, Акулина, с протяжным стоном, кончила вместе со мной!

За любовь её сладкую, попросил я у скатёрки коробку "Алёнки". В коробке двадцать плиток.

- Акулинушка, душечка! - я протянул девке коробку - Пообещай мне, моя хорошая, что в день будешь съедать по одной плитке.

- Обещаю, принц! - облизнулась Акулина, и я понял: жопа у девки слипнется!

Мы вышли из терема.

Храп сотрясал дубы и всю округу.

- Долго ещё ждать Хозяина?

- Тятенька не надобен для переправы. Перевозница, я!

- Забаву, ты, переправляла в Тридесятое?