Райский пепел (СИ)

Похоже, мой ребенок останется без состоятельного отца. Придется самой придумывать, где достать денег на хороший колледж… - когда Ив пораженно вперился в нее, женщина небрежно добавила: - А чего ты хотел? Только я собиралась сообщить о беременности, как поймала тебя на том, что ты угрожаешь ножом отцу моего ребенка!

Да я убью этого сукина сына! – зашипел Ив в бешенстве. – Отрежу ему…

Ну вот, купился! Поверил!.. - расхохоталась Наста вдруг ему в лицо и, уже улыбаясь, зашагала дальше. Потом, впиваясь белыми зубами в лепешку, прибавила грустно-задумчиво: - Однако, отсутствие секса опасно для моей фигуры.

А секс с маменькиным сынком лучше чем ничего, да? – сварливо подал голос Ив, опять изображавший ее тень.

С чего ты взял, что он маменькин сынок?

Повадки выдают его с головой. Что, скажешь, я ошибся?

Нет. Но я люблю маменькиных сынков – знаешь, почему? Потому что они привыкли подчиняться женщине с сильным характером и мне ничего не стоило бы завязать его в морской узел. Он бы выполнял любые мои капризы и молился на меня… - тут ее терпение лопнуло: - Да прекрати уже сверлить взглядом мой затылок!

Ив удовлетворенно рассмеялся – он был прощен за свою выходку.

Он похитил Насту прямо из больницы, где та находилась, оправляясь от ран.

Как именно Ив провернул это похищение, умыкнув ее прямо из под носа больничной охраны, Наста не знала. Она помнила, как уснула вечером в своей палате, а вот проснулась она уже на заднем сидении джипа, несущегося по скоростной автостраде. Завернутая в теплое одеяло, она лежала, свернувшись калачиком, а за затонированными стеклами джипа ярко светило осеннее солнце… Наста не сразу сообразила, где находится. Потом, почувствовав опасность, резко выпрямилась, садясь на сидении.

Ты?! – ее голос оказался сдавленным, будто бы зажатым тисками.

Джипом управлял Ив – он курил, стряхивая пепел в приспущенное окно рядом с сидением водителя. Наста, бросив взгляд в зеркало заднего вида, не смогла разглядеть выражения его глаз из-за солнцезащитных очков, которые он нацепил на нос.

Проснулась? – хмыкнул он, не оборачиваясь к ней. – Прости, но пришлось вколоть тебе дозу снотворного, чтобы ты не брыкалась, когда я тебя забирал.

Ей даже не пришло в голову спросить: «Зачем?» Отношения между братом и сестрой были испорчены настолько, что Наста уже не ждала ничего хорошего от присутствия Иврама. Нервическим движением она вцепилась в ручку, собираясь на полном ходу открыть дверцу, но у нее ничего не вышло. Все дверцы были заблокированы водителем.

Куда это ты собралась на полном ходу выпрыгивать?

Останови машину и выпусти меня!

И что ты будешь делать? Побежишь прочь от меня в одной больничной сорочке? – он смеялся. Наста перевела взгляд на себя. Действительно, на ней была только легкая больничная роба, больше ничего. В отчаянии она огляделась по сторонам, ища хоть какой-нибудь предмет, который она сможет использовать в качестве оружия самозащиты. Это не ускользнуло от внимания брата: - Учти, что я за рулем, и, если бросишься на меня, то мы рискуем разбиться.

А в противном случае рискую только я, - резко ответила Наста, мысленно рассчитывая свои силы, но расчеты были неутешительными. Она и когда была вполне здорова не смогла бы совладать с ним, несмотря на всю свою подготовку. Уж кому-кому, а ей было известно, насколько тот ловким и непредсказуемым мог быть.

Я не причиню тебе вреда, - вдруг сказал брат.

Ну да, я так тебе и поверила.

Сейчас я найду подходящее место и мы спокойно поговорим. Не вертись и успокойся.

Я не хочу ждать «подходящего места»! Если хочешь объясниться, то говори прямо сейчас! – импульсивно закричала на него Наста.

Она не могла не кричать, ведь перед ее глазами все еще стояла та сцена в лифте: двери раскрываются, Ив стреляет практически в упор и оперативник рядом с ней валится замертво, а она, выхватив пистолет, отстреливается… А затем… затем взрыв, дрожащие стены здания, крики людей и ее падение в темноту…

Слишком далеко все зашло, чтобы она могла надеяться на благополучное примирение с братом!

Ив свернул на обочину и остановился. Разблокировав дверцы, он выжидающе оглянулся на нее, как бы молчаливо остерегая: сбежать ей все равно не удастся. Наста уже и не собиралась ударяться в бега – она разглядела пистолет у него на поясе, а стрелком он всегда был отменным. Ей, ослабленной ранением, не сделать и десяти шагов, как Иврам ее подстрелит. Он, вынув ключи зажигания, покинул место водителя, открыл заднюю дверцу и сел на сидение рядом с сестрой. Та сразу же отодвинулась от него подальше, глядя настороженно и ожидая худшего.

Зеленоглазый мужчина, не отводя от нее пристального взора, вытащил пистолет, снял его с предохранителя… после чего взял Насту за руку и вложил оружие в ее ладонь.

Помнишь, попавшись в твою ловушку, я просил тебя убить меня? – спросил он тихо. – Почему ты не убила меня?

Разве это так важно теперь? – тоже едва слышно проговорила Наста, оцепенев от его близости и от ощущения рукоятки пистолета в своей руке.

Если это не важно, то просто нажми на курок, - Ив заставил ее прижать дуло пистолета к своей груди, туда, где билось его сердце. – И покончим с этой мукой.

Губы Насты мелко задрожали, на глазах заблестели горькие слезы. Она не понимала… Она решительно не понимала, чего он от нее ждет, чего добивается. Зачем Иврам все это делает?.. Быть может, очередной его шахматный ход, новое издевательство над сестрой, над ее чувствами?..

Ты мой брат, - сказала она через силу. – Как я могу убить тебя? Ты всегда знал, что не смогу…

А я всегда хотел, чтобы моя смерть пришла от твоей руки. С любой другой смертью я готов был бороться и выбрался живым даже из ада, но если б ты… - пальцы Ива сильно, до боли сжали ладонь Насты, а его безумный взгляд обшаривал ее лицо, умытое ручейками слез. – Если бы ты принесла мне смерть, я бы успокоился. Потому что это ты измучила меня, ты превратила меня в безумца – сама того не зная… И сейчас, наверное не знаешь, потому что у тебя отняли твою память, забрали ее. А вместе с памятью – все твое доверие ко мне!

Наста, услышав это, вдруг покачала головой, возражая:

Нет, я вспомнила, - прошептала она. – Я вспомнила… Это было ужасно, но я вспомнила. Ты пытался меня спасти от Владлена, а я хотела сбежать от тебя. Ты сказал мне тогда, что продал себя ради того, что вернуть меня…

Я бы продал себя снова, если бы только понадобилось. Но Панов оказался хитрее меня, он залез к тебе в голову и полностью подчинил себе – и я ничего не мог с этим поделать. Когда я учился в спецшколе, то единственная мысль - которая удерживала меня от того, чтобы не сойти с ума от всего, что со мной там делали – была мысль о тебе. Я выжидал удобного момента для побега, долго, очень долго выжидал… Но ты отказалась со мной уйти! После всего, что было, ты отказалась! – лицо Ива исказила гримаса боли, жестокой и давно пустившей корни в самые глубины его души.

Прости... Прости меня! - Наста заплакала горше, почти навзрыд. И ей с каждой секундой становилось все более жутко от того, что Ив продолжал прижимать дуло пистолета к своей груди.

Когда ты вернулась к Панову, я решил, что буду тем, в кого меня превратила спецшкола, - продолжил мужчина хрипловатым голосом. – С сумасшедшего маньяка спроса ведь нет – ему не нужны мотивы, причины и оправдания. И никто бы не подумал пытаться найти мое слабое место, потому что я избавился от всего, что делало меня слабым. Даже ты, в конце концов, уверилась в том, что я сошел с ума… И, пока все считали меня сумасшедшим, ты была в безопасности, никому и в голову не приходило использовать тебя против меня…

Но почему ты не пришел снова? Почему?

Ты бы не стала слушать меня, а Панов, без сомнения, сделал бы все, чтобы использовать ситуацию себе на пользу. Я не мог рисковать тобой. И все это время… Я думал о тебе каждый день. Я думал о тебе всякий раз, когда видел отражение своего лица в зеркале… - из его глаз покатились слезы, редкие, сдержанные, но все же слезы. Наста впервые увидела брата плачущим. – Я полагал, что у меня хватит сил вынести это. Но ошибся. Я слабак. Эта боль казалась такой нестерпимой, что я, пытаясь заглушить ее, начинал разрушать все и вся вокруг себя – мне казалось, если я докажу прочим, что любви и счастья нет, то успокоюсь и перестану желать запретное. Но, чем больше я разрушал, тем глубже становилось отчаяние, мне нигде не было покоя… Я слаб. Я осознал это.