Долгий сон

— Да я…

Приложил палец к ее губам:

— Не болтай пустых слов. Все знаю. Все вижу. Тело бурлит, телу и отвечать. Главное — обиды не держи на Березоньку… она любит тебя…

Сунул что-то в руку и ушел, в деревьях пропал, словно и не было вовсе.

Пока Березиха первый пар выпускала да волосы дергала, пока Агарья мрачно в спину на двор толкала, так и не успела поглядеть, чего же там Епифан в руку сунул. Уже под перекладиной разжала кулак — корешок какой-то… И чего с ним делать? Спрятать уж некуда, рубаха к ногам давно скользнула — на правежку, как и надо, нагая шла. Сунула быстро в рот, зубами прикусила — хоть так пока придержу, заодно и поможет, зря голос не вскидывать…

Руки сама раскинула, словно лебедь крылья — только заместо перьев длинных на запястьях вервие мохнатое. Подтянули, узлом на столбах вервие спеленали, Березиха чуть слева встала — только краем глаза ее видать. В руках четья с желтыми камушками — упал камушек, отсчитали хлест, упал второй…

Но пока только пальцами перебирает: кто-то молодших со двора сгоняет. Спасибо хоть на том, матушка Березиха — без лишнего стыда правежка… А то и гляди — умница-Олия, светлица-Олия… а как самую распоследнюю неумеху да ленивицу — на большой правеж поставили! Вот и кричи теперь, умница-светлица. Получай ума в светлый зад… пока еще светлый…

Все… Сейчас начнут… прошелестел кнут по траве, откинула Агарья трехаршинное жало назад, за спину. Почти незаметно напрягла девушка спину, чуть напружинила ноги… сильней корешок в зубах прикусила… Ну, чего мучаешь? Хлестай уж…

Голоса сзади. То ли шум, то ли гнев, то ли просьбы — и знакомые голоса-то! Оглянуться трудно, да и не стала, поняла уже — любава прибежала! Опять с Березихой сцепятся… Не надо, Огнивица… Права Березиха! Да и Брод велел: поправь да поучи!

Солнце ярко высвечивало квадрат на полу трюма. Сушеная рыбина и хлеб, поданный сверху, были на удивление съедобными — казалось, (если забыть про полон), живи да радуйся! Однако что-то было не так… Ну совсем никак! Хотя это тревожное и непонятное чувство почему-то не мешало, а наоборот помогало Олии в довольно трудном деле: она уже второй день по кусочкам выцарапывала из памяти все, что читала в листах Березихи про этих северных воинов. Несколько текстов всплыли почти сразу — на Старом языке, некоторые слова которого она явственно слышала и в громких разговорах бородачей, сидевших за веслами верхней палубы.

Она могла их прочесть, но не могла уложить в Старый язык слова нового, который обрывками пыталась сейчас понять и запомнить. Было почти просто с именами их богов, которыми викинги клялись на каждом шагу, призывая к себе то милость Одина, то поминая Ясеня, то в свидетели — Тора.

Вот с него и началось — услышав знакомое имя, довольно быстро сложила Тора с Велесом, потому что кто-то вдруг решил уважить своего бога и назвать его полным именем — Торддвелес…

Нет, что то-то стало уж совсем никак. Почти так же тревожно и нехорошо на всем теле, когда Епифан показывал ей, как лютует среди болотной тиши Выгда — мастерица обманок и ласковых огоньков…

Тогда они ходили у болот почитай неделю — суровая школа Епифана по распознанию таких обманок оставила если не шрамы на теле, то память о болотной тине в почти захлебнувшемся рту, то ожоги в сорванных от бега легких, то страшную ломоту в суставах после целой ночи в болотной воде… Зато потом обманки Веселки, пологи Туманницы, разноцветные огоньки Елицы и что там еще встретилось им на пути к Хрону — щелкала как орешки…

Не выдержала пытки неизвестностью. Встала, осторожно поднялась по широкой толстой лестнице к проему в палубе. Там уже снова мерно били воду весла: чаще всего они просто шли под прямым парусом, лишь изредка рассаживаясь и хватаясь за рукоятки весел. А сейчас гребли, споро направляя драконий нос корабля к видневшейся вдали остроконечной скале, над которой курился дымок. Наверное, увидели что-то хорошее — потому как галдели весело, задиристо, а самый главный, который конунг, стоял возле кормчего и тоже весело скалил крепкие зубы посреди почти и не седой вовсе бороды…

Мореход из нее был никакой… Но уж обманки-то не увидеть! Даже второй раз к скале не приглядываясь, замахала рукой:

— Нельзя!

Показала:

— Туда нельзя! Там обманка! Там камни! Там ваша Выгда!

На нее оглянулись — и кормчий, и конунг. Удивленно посмотрели — чего орет, дура-девка? Олия вылезла наружу, еще раз показала на хорошо видимую, самую настоящую, даже как бы нелепо, неумело «сколоченную» обманку-полог:

— Нельзя!

Конунг свел брови, жестом показал что-то своим. Один оторвался от весла, пожал плечами и легко приподняв девушку, поставил на верхнюю ступеньку лестницы. Намекнул, нажав на плечи — сгинь вниз, соплячка!

Она вывернулась из-под руки и наконец нашла верное слово, которое они должны были понять:

— Локи!!! Там ваш — Локи!

Там, конечно, не было никакого Локи… Нужен ему маленький отряд драккаров! Но магическое имя коварного бога возымело свое действие — конунг напряженно стал всматриваться вперед, разом затихло радостное ржание предвкушавших драку верзил. Кормчий глянул вперед, потом на Олию, еще раз вперед и вдруг, кто-то коротко крикнув, всем телом навалился на кормовое весло…

Поздно. Треснувшим пологом, от которого вставали вверх волосы и шумело в ушах, разошлась обманка. Драккар прошел ее носом. Впереди их ждал удар, ради которого обманку и навели — два каменных клыка, сбоку от которых на полной скорости пенных весел шел в борт «Острому» другой драккар. Она его сразу узнала по косым линиям на парусе — это был тот, кто захватил их на рыбацком берегу.

С ревом держал, наваливался на весло кормчий. С таким же ревом подскочил к нему и конунг, навалился рядом, последним усилием направляя нос между камнями. Успели? Наверное… Потому что все равно удар между камней был такой, что Олия кубарем улетела в трюм, встретилась с досками борта и в уплывшем сознании так и не увидела, как нападавший драккар промахнулся и вместо борта сам резанулся в левый каменный клык…

…Ждать да догонять — хуже нет. Присказку кого-то из старших Белиц Олия вспомнила еще раз. Потом еще раз. Потом поерзала на скамье и снова стала ждать. Голосов из дома, где она последний год жила с Березихой, не доносилось — хотя она догадывалась, что там сейчас решают ее судьбу.

Впрочем, лет через тыщу кто-то умный умно назовет это «юношеским эгоцентризмом» — тем, кто собрался сейчас у Березихи, для решения ее судьбы хватило бы и минуты: эка важна шишка! Она и не догадывалась, что ее «вопрос» займет именно минутку-другую в череде неспешных, но важных бесед. Когда Березиха, в очередной раз выйдя в сени за холодным квасом, наконец соизволила махнуть рукой, девушка послушно встала и на ногах, ставших вдруг ватными, робко прошла в горницу. Уже и не помнила, когда чего боялась — но перед встречей с Епифаном и Бродом — сробела…

И было отчего: про Епифана разные слухи даже среди знающих белиц ходили. То ли он сам варгой был, то ли будет… То ли стражем был, то ли Соль Земную к Хрону собирал… У него особо и не расспросишь — появится раз-другой за год….

А уж Бро-о-о-од! Ну, это САМ Брод! Даже Березиха, которая ничего и никого важней своих свитков да буквиц не ставила, слово САМ больши-и-и-ими такими буквицами говорила! Даже не буквицами, а буквищами. Про него точно знали — его устами варга говорит, нынешний. Или даже кто повыше — может, и Сварог иной раз… А может, и Род… Тоже не расспросишь. А хооочется!

Все эти мысли были так явственно написаны на ее старательно-послушной мордашке, что Епифан с Бродом даже ухмылки спрятать не смогли. Епифан деланно собрал к переносице густые брови:

— Это как же, девица-красавица?

Олия во все глаза уставилась на него: чего «как»? О чем пытает Епифан?

— За пару годиков весь путь от младшей белицы до чистой чтицы — это мало кто проходил! А за нонешний год — всего полшажочка… Сама знаешь, как лень выгонять надобно!