Белокурая гейша

Я потупилась. Неприкрытое заявление собеседницы о доставлении удовольствия мужчинам привело меня в замешательство. Я не знала, что ей на это ответить, поэтому сменила тему:

- Я намерена поступить в Женское высшее педагогическое училище, когда мой отец вернется за мной.

- Не хочу обидеть тебя, Кэтлин-сан, но, находясь здесь, ты приносишь своему отцу удовольствие, - без толики сарказма произнесла Марико. - Почему бы тебе не поступить схожим образом и по отношению к другим мужчинам?

Я хотела было огрызнуться, но ощутила усталость, страшную усталость. Вопрос девушки не предполагал простого, однозначного ответа. Вместо этого я задала вопрос, очень меня волновавший:

- Зачем ты помогла мне, Марико-сан?

Она потупилась и слегка пошевелилась, сгорбившись, будто проделывала это постоянно.

- Я понимаю, каково это - оказаться вдали от семьи. Это делает тебя не похожей на прочих.

- А где твоя семья?

- Жизнь в моей стране непроста для всякого, кто… в чем-либо отличается от других, - произнесла Марико, не давая прямого ответа на мой вопрос, что лишь еще сильнее раздразнило мое любопытство. Она не пояснила, что имела в виду, но я догадалась, что она пытается сообщить мне об этом иносказательно. Даже в моем маленьком классе девочек в миссионерской школе всякую, кто хоть как-то выделялся из общей массы, гут же исключали из общества.

- Я знаю об этой словесной игре, Марико-сан, и о том, что ты на самом деле чувствуешь. - Я коснулась своих волос. Они были обстрижены не полностью, но я все еще была расстроена тем, что натворила Юки.

- Чтобы понимать нас, ты должна раскрыть свой разум, - сказала девушка, - и свое сердце.

Повинуясь своим инстинктам, я не стала протестовать, когда она снова поклонилась и жестом приказала мне оставаться на коленях там, где я сейчас сижу и где в воздухе ощущается аромат жасмина и слышится шелест шелка. Я же продолжала взирать на нее, так как хотела понять этот чуждый мне мир и инстинктивно угадывала в ней свою союзницу.

Я сидела на корточках и размышляла. Я не верила, чтобы кто-то еще в Чайном доме Оглядывающегося дерева, помимо этой девушки, хотел бы, чтобы я осталась. Было ли то всего лишь проявлением вежливости с ее стороны, что так свойственно японцам? Я не удивилась бы, если бы спустя какое-то время обнаружила туго завязанный узел на своей одежде или еще теплую горстку золы под кроватью - обычные способы намекнуть человеку, что его считают нежеланным гостем и хотят, чтобы он ушел. Но я должна жить отдельно от отца до тех пор, пока он не вернется за мной, а потом я хотела остаться в чайном доме и стать гейшей. Отчаянно хотела.

Я провела рукой по лицу в надежде стряхнуть с себя усталость, сделала несколько глубоких вдохов, слегка изменила положение тела, но невидимый противник все еще держал мои ноги скованными. Марико же, напротив, казалась расслабленной и уравновешенной.

- Окасан говорит, что Маллори-сан долго не вернется.

- Это неправда, Марико-сан, - запротестовала я. - Отец непременно придет за мной. Я знаю, что так и будет.

Я прижала небольшую кучку своих отстриженных волос к груди, и глаза мои заполнились слезами. Я ничего не могла с этим поделать, и пусть моя собеседница думает все, что ей заблагорассудится. Я плакала вовсе не по своим поруганным волосам, ведь они отрастут снова. Потеря отца меня страшила. Страшила и печалила одновременно.

- Окасан говорит, что Маллори-сан никогда не оставил бы тебя в нашем плавучем мире, если бы не большая опасность.

Я поерзала на месте. Снова это слово - опасность. Марико сидела не шелохнувшись, что еще больше лишало меня присутствия духа. Я не могла дольше этого выносить и потерла ногу.

- Почему ты называешь свой мир «плавучим»? - спросила я, надеясь отвлечь ее внимание, чтобы занять более удобное положение. Научусь ли я когда-нибудь сидеть в такой же непринужденной позе, как она?

- Это просто, Кэтлин-сан. Мир гейш подобен облакам на рассвете, выплывающим из небытия, из которого они были созданы, и устремляющимся навстречу новому дню, чье тепло рассеет их.

Я не поняла того, что она пыталась мне сказать. Разум мой был затуманен тревогой. Как бы любопытно мне ни было узнать о мире гейш, я не в силах была забыть об отце, направляющемся сначала в Токио, а затем обратно в Америку.

- Окасан говорит, что с этой ночи нам нельзя упоминать имени Маллори-сан, - произнесла Марико и медленно втянула в себя воздух.

Я посмотрела на девушку, явно ожидающую моего ответа. Никогда не упоминать имени отца? Я не могла, просто не могла. Никогда не говорить о нем вслух? Я не была готова вести себя так, будто моего отца никогда и на свете не существовало. Я не могла отмахнуться от разрывающих меня изнутри эмоций. Вместо этого я поинтересовалась:

- Как долго ты уже живешь в Чайном доме Оглядывающегося дерева?

- С тех пор, как мне исполнилось пять лет.

- А сколько тебе сейчас?

- Четырнадцать.

- Четырнадцать? - удивленно переспросила я. - Ты выглядишь гораздо моложе.

- Окасан говорит, что я подобна дикому цветку, выросшему на навозной куче.

Я покачала головой, так как эта странная манера изъясняться приводила меня в замешательство.

- Что это значит?

- То, что у меня неподходящие лицо и фигура, чтобы быть частью мира цветов и ив, но если я буду проявлять стойкость, то стану гейшей несмотря ни на что.

С трудом веря своим ушам, я пристально всмотрелась в ее лицо, мягкое, точно лик луны, с круглыми щеками и розовыми устами. Эта девушка намеревается стать гейшей? Но она же так молода и обладает такой заурядной внешностью! В моем представлении гейши были мифическими существами неземной красоты, законодательницами новейших модных течений, женщинами, увековеченными в песнях. Вокруг них вращался мир стиля, и поэты нередко называли их «цветами цивилизации».

Я продолжала взирать на Марико, шокированная ее откровенностью. Словно почувствовав неловкость, она накинула на себя кимоно, прикрыв обнаженную грудь. Я отвела взгляд, по-новому проникнувшись уважением к этой девушке. Она была подобна бамбуку, склоняющемуся на ветру, - такая же сильная, но гибкая.

Я сгорала от любопытства расспросить ее о жизни в доме гейш.

- Марико-сан, мне очень хотелось бы знать, почему ты называешь женщину по имени Симойё окасан?

- Многие девочки, прибывающие в Чайный дом Оглядывающегося дерева, в раннем детстве лишились своих настоящих матерей и никогда их не знали, - с чувством ответила Марико. В глазах ее появилось тоскливое выражение, точно капельки росы, выступившие на упавшем с дерева листке, и я догадалась, что она и сама является одной из таких девочек.

- Мне кажется, Симойё-сан трудно понять, - произнесла я и, немного подумав, добавила: - А еще она очень красивая. - Отчего это мне вдруг захотелось сказать такие слова? Потому что мой отец касался грудей этой женщины и обнимал ее самым интимным образом? Будто это оправдывало его действия?

- Да, она строга с нами, Кэтлин-сан, но у нас так принято, что все гейши чайного дома выказывают Симойё-сан уважение и признают ее авторитет, как они могли бы относиться к собственной матери. - Девушка опустила глаза. Рот ее дрожал, и она отчаянно пыталась сдержать рвущиеся с губ слова. - Меня очень радуют слова окасан о том, что скоро я стану майко, а через три года - гейшей.

- Ты будешь гейшей через три года?

Будучи японкой, Марико, должно быть, почувствовала мое недоумение, вызванное ее словами, поэтому пояснила:

- Мне нужно многому научиться, прежде чем я стану гейшей.

Я склонилась ближе к ней, и она не отстранилась.

- Расскажи мне, Марико-сан. Я хочу знать все об обучении гейши.

Девушка объяснила, что майко должна быть одновременно и наблюдательницей, и ученицей, так как слова не обладают таким воздействием, как говорящий взгляд или наклон головы.

- Гейша должна уметь правильно открывать дверь, - продолжала Марико, - кланяться, опускаться на колени, петь, танцевать, обладать необоримой притягательностью, но главной задачей ее является беседовать с мужчинами, шутить и вести себя так, чтобы не показать им, насколько она на самом деле умна.