Яблочный сок

Олег Болтогаев

Яблочный сок

Часть 1

Мы приехали на летнюю практику.

Мы — это орава студентов второго и четвертого курса.

Нас — много. Человек сто двадцать, не меньше.

Ехали мы долго. До Ростова электричкой.

Потом — теплоходом, вверх по Дону. Ночью.

Донская станица со смешным названием Семикаракоры.

Не спутать бы с садами Семирамиды.

Мы приехали под утро. Было еще совсем темно. Несмотря на то, что на теплоходе спиртное не продавали, а наши поводыри-аспиранты следили за нами во все глаза, Коваленок все равно где-то сильно укушался.

Поэтому он не только не вязал лыка, но и не смог идти.

В итоге мы с Коляном вели его под руки. От дебаркадера до места предполагаемых трудовых подвигов. Не буду утверждать, что при этом ноги Коваленка делали две борозды, но вести его было тяжело, так как он перебирал ногами гораздо реже, чем следовало бы.

Нас привели к длинному одноэтажному бараку, выяснилось, что здесь мы и будем жить полтора месяца. Барак был разделен на несколько помещений. Пока шла перекличка, мы с Коляном решили отдохнуть и поставили Коваленка лицом к стене. Так он и стоял, упершись руками в стенку и покачиваясь. Он страдал. А может, ему было хорошо.

Кто знает?

Когда назвали его фамилию, он не прореагировал.

Я сказал за него: «Здесь!»

Сошло.

Когда перекличка закончилась, нас завели в «спальню», и мы ахнули.

Все тридцать коек были аккуратно заправлены.

Что за добрые феи сделали это?

Мы немного покемарили.

Потом наступило утро, и нас снова построили и повели.

Станица Семикаракоры довольно большая, но мы этого не чувствуем, поскольку живем на самом краю. За окнами нашего барака чистое поле.

Вокруг сплошные тополя и их ближайшие родственники — осины.

Местность — ровная, как стол. Никаких излишеств. Донская степь.

Огромный консервный комбинат. «Наш комбинат — второй в Европе». Я всегда удивлялся, почему все наши примечательности — вторые в Европе? Никогда не узнаешь, где же первые? Примеры? Пожалуйста, наш городской парк — второй в Европе. Неизвестно, правда, в какой номинации.

И лишь наши девушки, наши красавицы, конечно же, первые в Европе. Потому что их у нас на факультете мало. Штук двадцать, не больше. Поэтому они у нас гордые. Ходят, как павы, всем видом показывая, что нам, серым и сирым, до них, как до луны пешком.

Мы с этим совершенно согласны и влачим жалкую роль пажей. Наши дамы думали, что здесь, в донских степях, мы будем петь им серенады. И мы так думали. Еще бы. Нас сто, а их двадцать.

Насеренадимся…

Каким же было наше удивление, когда выяснилось, что на комбинате мы будем не одни, с нами почти сто девушек из Воронежа и Мичуринска.

Мичуринск — это тот, что прежде назывался Козлов. Вспоминаю, где слышал это название. Ах, да! Это же бунинские места. «Жизнь Арсеньева», которую я недавно прочел. Вот откуда я знаю про этот городок.

Девушки живут в том же бараке, что и мы, только у них быт более налажен. Ясное дело, так и должно быть, они девушки, у них больше проблем. Мы с интересом рассматриваем наших прекрасных соседок.

Они тоже приехали на практику, причем здесь их основная специальность. Девушки учатся на последних курсах в каких-то пишевкусовых техникумах.

Оказалось, что это они заправили нам кровати. Конечно, им велели это сделать. Но мы почему-то разволновались. Потому что в этом было не только что-то трогательное, но и какой-то полунамек.

Наша работа не имеет права называться практикой. Это просто отработка.

Кто мы? С точки зрения плодоовощного технолога мы — никто. Дармовая сила. Поэтому мы — грузчики. Мы — мойщики. Мы носим сок, таскаем овощи. Мы всюду, где ничего не платят, мы там, где тяжелая, неприятная работа.

Но мы молоды, а потому в любых обстоятельствах найдем место для радостей жизни. Привет тебе, ночная смена! Здравствуй, трактор для перевозки сока! Привет тебе, горячий автоклав! Эту темную ночь мы проведем вместе.

А тебя, пресс для выдавливания яблочного сока, мы уважаем больше всех.

Мы — это Сашка, Колян и я.

А Коваленок с Жекой попали в холодильник. На улице жарко и они, с угару, подумали, что в холодильнике прохладно. Но тетка велела им надеть валенки, фуфайку и шапку-ушанку. Они все храбрились и не хотели так экипироваться. Мы ржали. Через десять минут наши парни, как ошпаренные, выскочили из холодильника. Оказалось, что там минус восемнадцать. Ни фига себе!

А на улице плюс тридцать три.

Наша работа проста и заунывна. Мы должны грузить на трактор горячие десятилитровые банки с яблочным соком. В тележку входит почти двести штук. Затем мы идем по ночному заводу вслед за медленно едущим трактором, словно Королев за своей ракетой, идем на склад, где разгружаем трактор, укладывая банки в штабеля по пять штук. За ночь мы делаем пять-шесть ходок. Нас трое. Выходит, каждый из нас за ночь таскает больше трех тонн.

Но груз — это фигня. Главное, чтобы банки не лопались. Если это происходит, то горячий сок (почти кипяток) попадает на тело и сильно обжигает. Больно! Чтоб схватить банку и нести ее, нам дали специальные захваты. Мы берем сразу по две банки и несем их, словно ведра. И вот тут они выскальзывают. Обидно! Еще мы смотрим за прессом, чтоб под него не попало что-нибудь, и за бункером для жмыха от яблок, чтоб не забивался. Такая наша незамысловатая работенка.

Но работа — это фигня. Главное — это наша молодая жизнь. Вечерняя. Ночная.

Кормят нас до отвала.

Это основной вопрос, который задают мне в письмах из дома. Родители, видимо, хотят спросить еще что-то, например, о девушках, но не решаются. В итоге, я знаю, они коптят над каждой фразой моих коротких писем, выискивая потаенный смысл.

Я не пишу домой о девушках.

Родители знают, что в моей группе на двадцать пять парней только одна представительница прекрасного пола. Что поделаешь, специальность у нас такая. При этом, почему-то именно в условиях нашей группы, минимизированное до предела количество не переросло в качество, и наша девушка обладала такими внешними данными, что если бы на ней вдруг женился любой из наших парней, то лучшее, что можно было бы сказать о такой паре: «Мама сильная, папа красивый».

В других группах девушек поболее, но все равно диспропорция жуткая.

Десять на одну!

Но здесь наши павы оказались в трудном положении.

Еще бы.

Сразу сто девчонок оказывают им сильнейшую конкуренцию.

Наши-то сразу вдруг стали ласковыми и помягчели душами. Но поздно! Теперь мы знаем, что на свете есть не только эти двадцать кикимор, а еще целый мир красивых и добрых девушек. И они так рады нам!

А мы рады им.

Яблочный сок. Это не только предмет труда. Мы его пьем, пьем и пьем.

И не можем напиться. Девушки с линии баклажанной икры приходят к нам.

Это практикантки из Мичуринска. Одеты они забавно.

На девушках тонкие синие халаты чуть ниже колен.

В такой униформе ходят все технологи комбината.

Но если на матронах в летах эта одежда смотрится, как должное, то на юных созданиях с осиными талиями такое одеяние вызывает улыбку.

На головах у девушек белые шапочки. Наподобие испанок.

В детстве мать шила мне такие, когда отправляла в пионерлагерь.

Кабачковая и баклажанная икра — это дипломная работа девушек из Мичуринска. Они носят с собой тетрадки и что-то в них записывают. С очень умным видом. Очевидно, что-то очень важное. Мы ехидничаем, просим, чтоб дали списать.

Они смеются. Мы — тоже.

Девушкам хочется яблочного сока. Мы угощаем их. Самый лучший сок тот, что прямо из-под пресса. Когда он еще не пастеризован. Во время пастеризации он становится кисловатым. А здесь, под прессом, он гораздо слаще и приятнее. У нас есть специальный ковшик. Литра на два. Им мы и черпаем сок из-под пресса. Девушки пьют жадно, со смаком. У них в цехе жарко, они слегка вспотели и очень хотят пить. А мы хотим есть. Девушки понимают и в следующий раз приносят кастрюльку, полную баклажанной икры, три ложки и булку теплого хлеба. А мы снова поим их яблочным соком. Другого у нас ничего нет. Есть только шуточки, анекдоты, легкие заигрывания. Девушки пьют сок, а мы в три ложки трескаем икру с хлебом. Вкуснятина! Насчет пожрать — мы мастера!