Русская сатирическая сказка

Такое столкновение в сатирической сказке двух взглядов — спиритуалистического, с присущей ему верой в загробную жизнь, в возможность общения с «тем светом», и наивно реалистического, отрицающего если не самую загробную жизнь, то во всяком случае возможность прямой связи с ней через «выходцев с того света», может быть обнаружено, например, в сказке «С того света выходец». В этой сказке все происшествия осознаются старухой в религиозном плане: она не сомневается, что солдат действительно идет из рая, где он видел ее сына, что он вернется туда со старухиными подарками. В плане наивно-реалистическом показаны все поступки солдата, разыгрывающего богатую глупую старуху, издевающегося над ее слепой верой.

Элементы неверия в существование таинственного «иного мира», на этот раз сказочного подводного царства, обнаруживаются в сказке «Шут». Богатые братья решают утопить ненавистного им бедняка. Когда они подтаскивают его к реке, он обращается к ним с просьбой: «Дайте хоть с женой да с родней проститься, приведите их сюда!». Те соглашаются и уходят за женой, завязав его в мешке и бросив у проруби. Бедняга слышит топот по дороге, кричит. К нему подходит прохожий, и он уговаривает его залезть в мешок вместо него, а сам уезжает на конях своего спасителя. Братья топят приезжего и на обратном пути встречают обманщика, который заявляет, что коней он взял в подводном царстве, у водяного и пр. Те, преисполненные зависти, изъявляют желание отправиться за подводным стадом и один за другим бросаются в прорубь.

Получение чудесных коней, так же как и дара водяного, — обычные черты фантастической сказки (и отчасти былинного эпоса). Основаны они на преданиях, обычаях и представлениях, сохранявшихся очень долго. Интересное предание о подводных стадах удалось разыскать Н. Е. Ончукову (Ончуков, № 231) и братьям Соколовым (Соколовы, № 41). Эти предания показывают, что в отсталых слоях деревни еще в начале XX века держалось убеждение, будто под водой пасутся коровы и быки, которых можно добыть оттуда. Герой сказки «Шут», используя подобные суеверия, расправляется со своими врагами.

В других сатирических сказках элементы наивно-реалистического мировоззрения проявляются в насмешке над верой в говорящее дерево («Никола Дупленский»), в силу иконы. Характерна сказка, в которой бедняк использует веру в Николу-чудотворца для обмана богатого мужика.

Скупой, богатый мужик никогда не давал никому денег в долг. Для того чтобы получить у него необходимые деньги, один крестьянин-бедняк, который «оставался совсем голодом», сговорился со своей женой, что она станет за стеной избы, около того места, где у богатого висят иконы, и будет говорить от имени Николы-чудотворца. Бедняк пришел просить деньги в долг и, получив отказ, сказал, что Никола-чудотворец может поручиться за него. Богатый спросил у иконы, «поручится ли Никола-чудотворец», а жена ответила за стенкой: «Поручусь!» и т. д. (Зеленин, Пермск. сб., № 36).

Таким образом, наивный реализм сказки приобретает черты атеизма. «Годится — молиться, а не годится — горшки покрывать»— эти черты атеистического мировоззрения русского крестьянства, отмеченные еще В. Г. Белинским в его письме к Н. В. Гоголю, наиболее полно отражены в сатирических сказках.

Элементы наивного реализма в сатирической сказке обнаруживаются и в ироническом изображении веры в возможность чудесного превращения. Так, персонаж одной из сказок — поп уверен, что его жена превращена в козу: «„Ох, злые люди испортили у меня жену-то!“ — закричал молодой. Все сбежались, начали возиться с козлухой; дружки взялись наговаривать, чтоб обратить ее в женщину, и совсем доконали — замучили: пропала козлуха!».

Рядом с этой сказкой, беспощадно высмеивающей самую мысль о «чуде», о превращении, можно поставить сказку о знахаре, ворожее, обманщике, бедном мужике, который прячет всевозможные предметы, а затем уверяет, что путем гадания может определить их местонахождение.

Сатирическая сказка едко высмеивает веру в предсказания, также основанную на признании таинственных, вне человека находящихся сил, вмешивающихся в его судьбу. В сатирической сказке герой, выдающий себя за колдуна, знахаря, по случайному совпадению отгадывает, где находится похищенный предмет, но сказочные глупцы, представленные в сатире в облике исконных народных врагов — бар, помещиков, попов, продолжают верить, что отгадка подсказана обманщику «свыше».

Из приведенных примеров видно, что сатирическая сказка может дать ценный материал для решения одной из важнейших проблем фольклористики — отражения элементов наивного реализма в народной поэзии.

Художественное претворение реальных наблюдений, способы построения сатирических образов и противостоящего им образа «положительного» героя сатирической сказки — результат длительной творческой работы коллектива, приведшей к созданию определенной стойкой поэтической традиции. В рамках этой традиции талантливые сказочники-импровизаторы в той или иной степени свободно проявляют свою творческую индивидуальность. Однако их поэтические находки выдерживают проверку временем лишь в тех случаях, когда они не вступают в противоречие с самой системой сказочного сатирического стиля, выработанного трудом коллектива.

В XIX — начале XX века был записан репертуар нескольких сказочников, мастеров исполнения сатирических сказок, причем некоторые собиратели сообщили и свои наблюдения над самой манерой исполнения этих сказок, поясняющие индивидуальные особенности сатирического стиля.

Как ни ограничены опубликованные сведения о талантливых сказочниках-сатириках, они позволяют представить, в каком направлении отдельные исполнители разрабатывали традиционные сюжеты сатирических сказок, сохраняя при этом типичные черты этой разновидности народной прозы.

Первым сказочником-сатириком, чей облик дошел до нас, был крепостной-караульщик Терентьич. В 1848 году сестра критика и журналиста Н. А. Полевого Е. А. Авдеева опубликовала «Воспоминания об Иркутске», где дала зарисовку этого сказочника-сатирика. В центре ее небольшого очерка образ старика-караульщика. «Главный интерес его рассказа был в его манере рассказывать, потому что сказки были все известные, кроме отдельных анекдотов, которые он приводил всегда кстати», — писала Авдеева. К сожалению, к очерку не были приложены сказки Терентьича, за исключением очень интересного варианта сказки «Солдат варит кашу из топора». [36]

В отличие от многих вариантов сказки, герой ее — солдат решает не просто наесться, но еще и захватить с собой топор. По знаку своего друга, он хватает из супа топор и «пробует»: «„Сыр еще, сыренек, — говорит, — да уж нечего делать: съем дорогой, каков есть. Прощай, бабушка-старушка. Дай бог тебе здоровья: видала, как солдаты топоры варят и едят?“. И был таков с топором...».

Очерк Авдеевой был в сущности всего лишь наброском образа сказочника; первая цельная характеристика сказочника-сатирика принадлежит М. И. Семевскому, историку, редактору «Русской старины». «Среди простого народа, в глухой какой-нибудь деревушке, встречаешь нередко, совершенно случайно, личность замечательную, с несомненным поэтическим талантом, с творческой натурою, — писал М. И. Семевский. — Подобные мужички не всегда усердны и к работе, почти никогда не имеют большого достатка, не всегда пользуются большим уважением земляков; это — балясники, шутники, балагуры. Но и стар и млад слушают их с удовольствием; запасы рассказов, приговорок, поучений, наставлений у этих самородков-сочинителей неистощимы; склад речи, манера рассказывать у них совершенно своеобразны ...». М. И. Семевский описывает свою встречу с крестьянином Ерофеем (Ерехой) из деревни Плутаны (Псковская область, Опочецкий уезд), человеком лет 65, сгорбленным, растрепанным, но всегда веселым: «Нерадостна была жизнь Ерехи. И все он вынес, все стерпел, ко всему отнесся как-то добродушно-насмешливо, а сколько раз разводил гнев барина веселой присказкой; сколько раз останавливал руку старосты с дубиной...». [37]