Алпамыш

За нее калым хороший заплачу».

Наизнанку вывернула байвучу,—

Выведала все, что знать хотела я.

Э, сынок, немало попотела я!

Девушка свободна — так и знай, сынок!

Сговорив невесту, ей надев платок,

Я бежать к тебе со всех пустилась ног…

Но такой обычай заведен у них:

Сговор был — приходит в тот же день жених.

Поспешить к невесте должен ты, мой сын, —

Завтра будет поздно, хоть бы сто причин,

Завтра, говорю, откажется Барчин!..

У Барчин — подружка, имя ей Суксур.

Все моргает мне, гляжу — хитер прищур!

Шепчет: «Сватовства таков узбекский чин, —

Пусть жених стыдлив не будет чересчур».

Слышала я то же и от остальных:

«Главное — пускай не мешкает жених!..»

Помни же, твоя невеста какова:

Имя — Барчин-ай, в косичках голова.

В бархатной юрте тебя сегодня ждут

Песни, смех, веселье — радости приют.

Тучка в сердце есть — исчезнет сразу тут!

Сорок тех подружек тоже хороши,

Будут угождать тебе от всей души…

Взяв своих махрамов, сын мой, поспеши —

Сам своей звезды счастливой не туши.

Ты не будь стыдлив и не ходи в тени,

Робость и смущенье от себя гони,

Только грубых слов, смотри, не пророни…

В бархатной юрте живет Байсарыбай,

В путь с приметой этой, Караджан, ступай.

Милая твоя — как месяц между звезд.

Будь и не заносчив и не слишком прост.

Главное — спеши, коня гони в нахлест!

Холостых годов кончай сегодня пост!..

Караджан, выслушав слова матери, говорит ей:

— Мать! Странные ты слова говоришь: ведь ты пока на узбечке только платок повязала. Прилично ли мне сразу же после этого являться прямо к невесте. Не унижу ли своей чести мужской? Не стану ль посмешищем в глазах людей?

А мать ему снова повторяет:

— Таков узбекский обычай, таково их правило. Неужели я бы сынка своего осрамила? Кто слишком смущается, тот жены лишается! — Сказала так старуха Сурхаиль и пошла себе дальше.

А Караджан к махрамам своим обратился:

— Некоторые из вас поездили по свету, некоторые уже и невест заневестили, иные — своим домом пожили, — быть может, и порядки узбекские вам знакомы? Стал я в узбекской семье женихом, — надо мне явиться туда, а не знаю, как у них одевается жених. Может быть, кто-нибудь из вас научит меня?

Сказали Караджану махрамы:

— Ха! В праздник и под праздник видали мы узбекского жениха. Великолепно он был одет, на голове носил он чалму. Женщины ему кричали вслед: «Жених, жених!» и от него деньги за это получали.

Слова эти услыхав, Караджан по-узбекски нарядиться решил. Сбросил он свой калмыцкий тельпак, новую одежду надел, чалму на голову навертывать стал, — никак чалма нарядной, круглой не выходит — во все стороны торчит, совсем не так, как у узбеков получается. Никогда Караджан чалмы не носил, сноровки завязывать ее не было у него. Говорит Караджан — Э, никак по-узбекски красиво не получается!

— Мы сами снарядим вас, — сказали махрамы.

Посадили они батыра Караджана на коня, девяностобатманный железный панцырь на него надели, взяли поводья четырнадцати коней, — вместо кушака обмотали ими туго-натуго стан батыра и заставили Караджана сидеть в седле прямо-прямо. Высок и прям, как минарет самаркандский, в окружении тринадцати махрамов своих, направился Караджан-батыр к невесте.

Вышел в путь батыр Караджан,

Едет в степь Чилбир Караджан,

Тот жених, калмык-пахлаван.

Всей дружиной своей окружен,

Материнским словом прельщен,

Размечтался о девушке он.

Холост он ходил и досуж,

Будет он красавице муж,

Зять узбека-бия к тому ж!

— Э, мой конь, тулпар, не ленись,

К Айна-колю птицей стремись,

Нежный ждет меня кипарис, —

Прозевать невесту могу!..

Конь его — тулпар удалой,

Скачет и фырчит на скаку —

Хочет угодить седоку.

А седок могучий такой,

Словно сокол сидит боевой,

Не видав красавицы той,

Едет, обольщенный мечтой,

Скачет нетерпеньем томим,

А махрамы — следом за ним.

Близок Айна-коль, далеко ль, —

Жениху дорога долга,

Коль невеста ему дорога!

Вот и засинел Айна-коль —

Зелены его берега.

Едет Караджан, как дракон,—

Весь народ узбекский смущен:

«Кто таков, откуда к нам он,

Что за великан-пахлаван?

Даже не видали таких!..»

Ус калмыцкий гордо суча,

Лихо скакуна горяча,

Юрт как бы не видя простых,

Едет Караджан мимо них,—

К бархатной юрте Байсары

Едет горделивый жених,

Подъезжает прямо к юрте,

Едут и махрамы к юрте.

Помня материнский завет,

Щурит он с задором глаза,

Что-то своим слугам шепча.

Алая на нем кармаза,

Равных ему, думает, нет!..

А в юрте Барчин-аимча

Ничего не знает о нем,

Женихе самозванном своем…

Ждут четырнадцать конных мужчин.