Див. Часть первая (СИ)

Вот ведь как парадоксально устроен человек! Он может долгие годы опускаться все ниже и ниже, теряя веру в свои силы и проклиная день и час своего рождения, но стоит перед ним блеснуть хоть маленькой искорке надежды, он уже расправляет крылья и смотрит орлом, словно и не было никаких неудач.

Оказавшись дома, Егор прежде всего запер все двери и окна, чего с ним раньше не случалось, потом спустил ушат с кладом в подпол, на крышку подпола надвинул огромный сундук, на котором и устроил себе постель.

Но, несмотря на крайнее нервное и физическое утомление, ему не спалось. Находящееся под ним сокровище не выходило у него из головы ни на секунду. В конце концов, он опять спустился в подполье, достал из ушата несколько монет, не побоявшись труда перетаскивать туда-сюда тяжеленный сундук, и успокоился только после того, как бережно выложил эти монеты у себя на подушке. И словно ребенок, получивший перед сном долгожданную игрушку, нежно глядя на золото, он заснул.

Весь следующий день он провел в подполье в состоянии эйфории, перебирая камни и монеты, примеряя зачем-то на себя драгоценности и стараясь прикинуть в уме, сколько все это может стоить. Но цифра каждый раз получалась такая нереально высокая, что у новоявленного богача захватывало дыхание. Про инцидент с Нежданом он уже забыл и думать. Все существо его было переполнено счастьем и он ходил очень осторожно, чтобы это счастье не расплескать.

Но один из самых досадных человеческих недостатков заключается в том, что человек быстро привыкает ко всему. Конечно, этот недостаток может быть и главным достоинством, когда дело касается трудностей, с которыми надо мириться. Но иногда он просто невыносим. И это был именно такой случай. Егор бы, наверное, хотел всю жизнь провести рядом со своим драгоценным ушатом в состоянии радостного возбуждения, но, к сожалению, с каждым часом буйный восторг притуплялся, и ему на смену приходило спокойное удовлетворение. И, что неприятнее всего, появилась мысль: «А что же с этим теперь делать?» Сначала она возникла, как мимолетное виденье, и быстро растаяла, но потом стала приходить все чаще и задерживаться дольше и, в результате, так прочно засела в мозгу, стучась в него, словно дятел, что Егору пришлось выйти из подполья.

Проблема оказалась намного сложнее, чем Егор предполагал. Опыта нахождения кладов у него не было. Да что там кладов! Он и денег-то толком в глаза не видел. В карманах его водилась только медная мелочь, и сейчас к своему стыду он вдруг понял, что решительно не знает, как ему поступить со свалившимся на него богатством. Несмотря на свою феноменальную наивность, он все же понимал, что держать в подвале ушат с драгоценностями только для того, чтобы время от времени им любоваться, было бы по крайней мере странно. Но что было делать?

Продать? Да, это, наверное, было лучше всего. Но кому? В родной деревне – все голь перекатная, драгоценные камни им не по карману, женщины носили дешевые побрякушки, редко какая прикупит тоненькое золотое колечко и носится с ним, как курица с яйцом – хранит под семью замками, а если и решится надеть на праздник, то только и думает, как бы не потерять, никуда больше и не смотрит. В городе Егор ни разу не был, сидел в своей деревне, словно мышь в норе, и нос боялся высунуть наружу.

Можно было спросить совета у какого-нибудь умного человека. Но кто же поверит, что он нашел клад? На него давно смотрели, как на деревенского дурачка, все знали историю его раскопок, и слово «клад» применительно к нему всегда употреблялось с большой долей юмора.

Но показывать свою находку Егор тоже не спешил. Может быть, он был глуп, но не настолько. Силой он не отличался, влиятельных покровителей у него не было, так что ограбить его было проще простого.

На третий день бесплодных раздумий Егор почувствовал, что его умственное напряжение ведет его прямой дорогой в сумасшедший дом. Его бедные мозги, не привыкшие к тяжелой работе, настоятельно требовали отдыха. Сначала Егор пытался собрать всю свою волю в кулак и продолжать размышления, но воля высыпалась из кулака, как песок, и собирать ее с каждым разом было все сложнее и сложнее. И Егор, устав от этой борьбы, решил сделать небольшой перерыв и отдохнуть, припав к источнику «живой воды», запас которой был в каждом доме. От этого источника он не отходил несколько дней, и «живая вода» сделала свое благое дело: проблемы ушли куда-то далеко, мозги, умолявшие о небольшом отдыхе, отключились полностью, в теле появилась необычайная легкость, а вера в свои силы снова прочно обосновалась в его душе.

Правда, стены временами стали качаться, а пол все время норовил уйти из-под ног, и, кроме того, Егора стали навещать какие-то странные гости. Сначала из валявшегося у кровати сапога вылезли два барана. Они какое-то время плавали по комнате, как космонавты в невесомости, потом нашли Егорову бритву, по очереди побрились и тут же растаяли в воздухе, а Егор еще долго мучительно соображал, как же такие громоздкие животные умудрились залезть в такой маленький сапог.

Потом к Егору на огонек заглянул сосед Климыч. Он вошел, как и все нормальные люди, через дверь (правда, она была заперта), вежливо присел на лавку, положив на нее свой лохматый хвост, чокнулся с Егором, выпил, удовлетворенно хрюкнул и медленно с загадочной улыбкой стал уменьшаться. Уменьшившись до размеров мышонка, он дружелюбно помахал Егору ручкой (или лапкой?) и убежал в щель в стене.

Потом… Потом Егор заснул. А проснувшись, увидел, что перед ним на печи сидит странное существо. Тельце его было покрыто шерстью, большие уши заросли пушком, тоненькие, сморщенные, как у старушки, ручки были сложены на животе. Существо большими и очень грустными глазами смотрело на Егора.

Егор ждал. Предыдущие видения вели себя активно, отводя ему лишь роль молчаливого зрителя, и он надеялся, что и новый гость сам предложит ему культурную программу. И вскоре действительно мохнатый заерзал на печке, приноравливаясь, как бы слезть, и не успел Егор оглянуться, как новый посетитель уже сидел рядом с ним, свесив тощенькие ножки со скамьи. Ростом он был около аршина. Он коснулся своей маленькой ручкой Егорового плеча так, как касается лучший друг, желая показать свое расположение, и прошептал: «Дурак». От такого комплимента Егор чуть не упал с лавки. Он никогда не слышал, чтобы видения разговаривали, но это еще бы он стерпел. Но чтобы его собственное видение, да его же и обзывало – это было уже слишком! Он вскочил с каким-то самому ему неизвестным, но очень твердым намерением, но почва ушла у него из-под ног и он поневоле снова сел. А мохнатый продолжал как ни в чем не бывало на манер старика, который учит жить желторотого юнца:

-Ну, как же не дурак? Сам посуди: клад нашел? Нашел. И что? И ничего. Пьешь вторую неделю. А из-за чего? А не из-за чего! – он бросил на Егора пронзительный взгляд, и тому ничего не оставалось, как молча согласиться. – Бывает, пьют от радости. Бывает. Часто пьют с горя. А ты? Есть у тебя причина?

Егор горестно вздохнул, соглашаясь со всеми доводами. Он вообще легко подпадал под чужое влияние, а в пьяном виде особенно.

-Нет у тебя причины! – удовлетворенно констатировал мохнатый и стал похож на секретаря райкома, распекающего своего подчиненного на партсобрании. – Тебе надо радоваться. Такая удача выпала! А ты? Другой бы свое богатство сразу в дело пустил. Не умеешь ты пользоваться подарками судьбы. Ни в чем от тебя толку нет! Стыдно. Не тебе этот клад должен был достаться. У тебя все превращается в большую проблему. Не нужен тебе клад – и ну его в болото. Чего пьяные сопли-то распускать? Чего из мухи слона делать?

Егор угрюмо молчал, понимая, что ему предоставлять слово никто не собирается, а мохнатый побушевал-побушевал да затих.

Егор задумался. А ведь этот мохнатый был прав, кто бы он ни был. До клада Егор жил спокойно, бедно, но спокойно. И ни разу, между прочим, таких запоев себе не позволял. Дурак, как и есть дурак!

-Ладно, - решил пьяный Егор, - будем рассуждать трезво. Мечтал я о кладе? Мечтал. Нашел я клад? Нашел. И что? И ничего. – незаметно для себя он заговорил в той же манере, что и его мохнатый советчик. – Ничего не изменилось, - он с презрением оглядел свою убогую лачугу, - все по-прежнему. Только проблем прибавилось. Он прав! Ничего хорошего нет в этом кладе. – Егор почувствовал, как к горлу подступили слезы. Речь его стала менее связной, хотя среди неразборчивого бормотания можно было выделить основные тезисы, которые, кстати, вообще были характерны для его самоедств в пьяном виде: