Див. Часть первая (СИ)

Какое-то время он ничем не занимался, предаваясь целиком апатии и разочарованности, пока из этого состояния его не вывел младший брат. Случилось это так. Егор, отлежав левый бок и устав выковыривать щепочки из стены, как раз собирался перевернуться на правый, как вдруг на него навалилось что-то тяжелое и бесформенное, в чем по хриплому мату Егор узнал своего братишку. Время было вечернее, и тот как раз собирался  по своим делам, но из-за сильной качки, не прошедшей почему-то с утра, никак не мог попасть ногой в сапог. Он отчаянно ругался и плевался во все стороны, но это не помогало – сколько он ни прицеливался, его упорно сносило то к печке, то к двери, то на Егора, который молча наблюдал за всеми его манипуляциями.

Но когда непокорный сапог был все же укрощен, брат вдруг поднял хитрые черные глаза на Егора и сказал: «Слышь, брательник, пошли со мной». Так Егор ступил на скользкий путь легких денег. Впрочем, с этого пути он сошел очень быстро, за одну ночь, распрощавшись еще с одной химерой. На лесной дороге ночью оказалось так темно, сидеть в придорожных кустах было так холодно, ограбленный мужик орал так пронзительно, а самого Егора обуял такой дикий страх, что он в одночасье расхотел и легких денег, и веселой жизни. И утром, когда младшенький, отпоив его самогоном, высыпал ему в руку горсточку монет и, заглянув в глаза, спросил: «Ну, как?», Егор смог только проблеять: «Не-е». На этом его карьера грабителя была закончена. Какое-то время он сидел тише мыши и не помышлял о подвигах. Но время шло, а жизнь была такой же бесцветной и не спешила преподносить ему приятные сюрпризы.

Родители, чувствовавшие, что немного им осталось дней на земле, женив старшего сына и проводив в места весьма отдаленные младшего, стали подыскивать Егору невесту, но делом это оказалось нелегким. Если для старшего они просто отобрали самую лучшую из множества претенденток, то в поисках достойной пары для среднего им пришлось изрядно побегать. В конце концов, они остановили свой выбор на Натахе, дочери скорняка. Правда, она была почти на голову выше Егора и чуть не вдвое шире его в плечах, но зато работала, как трактор и, судя по тому, что при слове кровать она заливалась румянцем, была еще девушкой.

Егора познакомили с будущей невестой, даже уже договаривались о дне помолвки, как вдруг мать его скончалась, за ней вскоре последовал и отец, и все свадебные приготовления были отложены на неопределенное время, а благодаря Егоровой безынициативности это неопределенное время становилось все неопределеннее и неопределеннее. Натахины родители, конечно, первое время иногда намекали Егору, что пора, мол, определиться, но Егор намеков понимать не хотел, а скорняк вскоре тяжело заболел, и Натахиной матери, Агате, разрывавшейся между больным мужем и малолетними братьями Натахи, стало не до старшей дочери.

А тут Егору в голову стукнула новая идея, да так здорово стукнула, что он почти перестал замечать окружающее. Виновником этого на сей раз стал его сосед Климыч, пузатый мужичок с собачьими глазами. В трезвом виде Климыч был очень тихим и до смерти боялся свою жену Домну, но стоило ему принять на грудь хоть капельку, ситуация резко менялась на противоположную: теперь уже Домна боялась мужа и старалась не попадаться ему на глаза. Ну, а так как Климыч всегда был если не вдрызг, то навеселе, а если не в стельку, то хотя бы под мухой, то можно догадаться, что хозяином в доме был именно он. Иногда он по-соседски заходил к Егору попить чайку и, когда заканчивалась последняя бутылка, они вели долгие разговоры о том, какая же тяжелая у них, у мужиков, жизнь. Однажды во время такой беседы Климыч и рассказал Егору, как его прапрадедушка, царство ему небесное, нашел у реки клад. Рассказал без задней мысли, и даже без передней или какой-либо еще, ибо такие две вещи, как Климыч и мысль, были абсолютно несовместимы, но на Егора это произвело такое сильное впечатление, что он прошел от стола до двери, ни разу не качнувшись, и даже не наступил на курицу, перебегавшую дорогу в неположенном месте.

С того дня, забыв про все на свете, Егор занялся поиском сокровищ. Он перепахал весь берег реки, близлежащие лес и поле, а вокруг деревни украсил всю землю такой паутиной траншей, что нападение внешнего врага его односельчанам с той поры не грозило. Догадливые соседи весной предлагали ему поискать клад у них на огороде, и урожай в тот год, говорят, был просто небывалый. Но, к сожалению, кроме этого никаких результатов Егоров энтузиазм не дал. Правда, он откопал на заднем дворе топор, который давно считал безвозвратно утерянным, но находка эта совсем его не обрадовала.

Постепенно его трудовой подъем пошел на убыль. Он стал выходить «на работу» через день, потом раз в неделю, затем раз в месяц и вскоре совсем забросил лопату в сарай.

Так бы и жил он, не изведав никаких радостей, и умер бы в нищете, когда пришло время, как и многие подобные ему, если бы не вмешалась Ее Величество Судьба, которая имеет привычку появляться как раз в такие моменты, когда ее сестра – Надежда – уже умерла.

Началось все со свадьбы. Или нет. Если быть совсем уж точными, все началось с самоубийства. Да, пожалуй, именно так.

В понедельник с утра у Егора, как обычно, было отвратительное настроение. Он вообще не любил утро. При свете утреннего солнца он настолько отчетливо видел всю безысходность своего положения, что перспектива пережить еще один день в нищете и без надежды казалась ему самым страшным наказанием на свете. А усугублялось это состояние тем, что накануне Егор перенес еще одно разочарование, превосходящее по силе все предыдущие. Он разочаровался в Боге.

Всю свою жизнь Егор был уверен, что как бы он ни был одинок, всегда есть кто-то, на кого можно положиться в тяжелый момент, что как бы ни было трудно, всегда можно прийти к нему, и он непременно поможет. Получая от судьбы удар за ударом, Егор знал: когда ему будет совсем плохо, он обратится к тому, кто никогда не откажет. И вот, наконец, почувствовав, что чаша его терпения переполнилась, он решился. Накануне вечером он составил список того, что ему было необходимо, потратив на него уйму времени, так как, с одной стороны, не хотел продешевить, а с другой, боялся показаться чересчур жадным.

Стоя в воскресенье в церкви, Егор так верил, что Бог его услышит. Он мужественно выстоял всю службу от начала до конца, что случалось с ним нечасто. Он прочитал все молитвы, которые смог вспомнить, и поставил свечки всем святым, на которых у него хватило денег. И в конце молебна долго-долго, стоя перед иконой, разъяснял Богу, почему имеет право на богатство, а список перечитал несколько раз, чтобы Бог не забыл или не перепутал чего-нибудь.

Каким просветленным и воспрянувшим духом возвращался Егор из церкви. Какими милыми казались ему окружавшие его люди! Как приятно весенний ветерок трогал его щеки! И как жесток был удар, ожидавший его дома!

Ничего не было! Ничего!! Ни одного пункта из его списка. Ни на ломаный грош не стал он богаче. Бог не услышал его! А может быть, просто пожадничал. Все материны слова, что Бог сделает все, если его хорошо попросить, оказались обманом. Егор полночи просидел на лавке, уставившись неподвижным взглядом в стену, да так, сидя, и заснул.

А утром последняя Егорова курица покончила жизнь самоубийством. Мотивы ее поступка так и остались невыясненными, но, скорее всего, единственной причиной случившегося послужила непроходимая глупость покойной. Гуляя по дому в поисках чего-нибудь съестного, она умудрилась засунуть голову в бочку, стоявшую в сенцах. Как ей удалось просочиться в щель между бочкой и тяжелой деревянной крышкой, неизвестно, но то, что вылезти оттуда живой ей было не суждено, – это факт.

Последнюю потерю Егор перенес стоически, отчасти потому, что накануне он уже отряс пепл надежд со своих ног, отчасти потому, что не испытывал никаких нежных чувств к покойной. Увидев висящее на бочке синее тельце, Егор лишь грустно улыбнулся – жизнь окончательно повернулась к нему спиной, и это происшествие было, вероятно, ее последней шуткой.