Чудесный переплет. Часть 1 (СИ)

Без конца цепляясь за руку Матвея, с третьей или четвёртой попытки я наконец попала ногами в штанины и кое–как натянула джинсы.

— Ну что, поехали домой?

Я угрюмо кивнула головой и сделала неуверенный шаг в сторону лодки — ноги отказывались подчиняться. Не дожидаясь, пока я грохнусь, Телар подхватил меня на руки и, пройдя по воде, осторожно усадил в лодку. Я не слышала, о чём говорили между собой мужчины, не видела, как пожимали на прощание друг другу руки. С трудом осознавая, где нахожусь и что произошло, я обмякла в кресле, уставившись отрешённым взглядом куда–то вдаль, на воду…

Горечь и боль

Проводив меня до дверей домика и проследив, чтобы я благополучно вошла в свою комнату, друзья медленно побрели к беседке неподалёку и уселись на лавочку за длинный деревянный стол.

— Вань, что–то мне всё это не нравится, — Матвей машинально наматывал на палец край рукава футболки, задумчиво глядя на дверь нашего домика. — Такая реакция… Я всё понимаю, стресс действительно адский, не каждому приходится пережить ТАКОЕ… тут и мужик не выдержит, а она всё же женщина, сильная правда, но всё же всего лишь слабая женщина… Однако…

— М-да… — Иван напряжённо о чём–то размышлял, покусывая ноготь. — Знаешь, что–то тут не чисто. Когда она на мать Машеньки набросилась, я подумал, окажись у неё в тот момент под руками ружьё — она бы её грохнула не задумываясь, точно пристрелила бы… Столько ярости, ненависти и столько… боли… Вот ты бы пристрелил?

— Я?! Ты что, дурак, что ли? В лобешник, может, и впаял бы, но убивать… нет, разумеется, нет… хотя они и уроды: разве можно маленького ребёнка без присмотра у воды оставлять?

— А она бы пристрелила… Знаешь, я думаю, что это не простой стресс, — он задумчиво посмотрел на друга. — Беда у неё какая–то.

Иван наконец–то отгрыз мешавшийся кусочек ногтя и принялся за второй.

— Хорош грызть, — проворчал Матвей и шлёпнул Ивана по руке. — Сказал же, что перцем мазать начну, как маленькому.

— Отстань, — раздражённо отмахнулся от него Иван и снова сосредоточился на ногте. — Ты же знаешь, когда я нервничаю — всегда грызу ногти, а сейчас я нервничаю… жалко её… Слушай, нужно её отвлечь. Давай что–то придумаем, развеселим Алёнку как–нибудь, она в таком состоянии, что как бы не сотворила с собой чего–нибудь плохого.

— Ты прав, как всегда, — Матвей несколько оживился и начал перебирать варианты: — А что можно организовать в этой глуши? Хм… можно устроить пикник с шашлыками… хм… что–то больше ничего в голову и не идёт… что ещё… можно поехать в Астрахань, там уж точно найдём, где развлечься. Как ты думаешь, что она любит?

— Хм… Кино и театр точно отпадают — не тот случай… может, ночной клуб какой–нибудь… — с сомнением в голосе предположил Иван.

— Со стриптизом, — встрял Матвей, и его глаза оживлённо заблестели.

— Мот, остынь, мы же не тебя развлекать планируем, а Алёну, — раздражённо отрезал Иван, бросая на друга уничтожающий взгляд.

— Так я и говорю: в ночной клуб с мужским стриптизом, — Матвей невинно захлопал длинными ресницами.

— Ты сам–то понял, что сказал? Ты хочешь смотреть мужской стриптиз? — Иван удивлённо поднял брови.

Матвей понял свою оплошность и спешно попытался реабилитироваться:

— Э–э–э-э… да ты что, не знаешь меня, что ли? Это я так… ради Алёны же… ради неё могу и посмотреть, не растаю.

— Не говори ерунды. Обычный ночной диско–клуб с попсой, возможно, с концертом перед дискотекой. Нужно поспрашивать местных, что тут у них хорошего есть.

— О» кей, только предлагаю для начала поинтересоваться, чего дама желает, может, она вообще никуда не захочет идти… спать ляжет… Подожди, сейчас схожу выясню, а заодно и проверю, жива она там ещё или как.

Я вошла в комнату, точнее, усилием воли вволочила себя внутрь и обмякла на кровати, с трудом осознавая, кто я и где нахожусь. Беспорядочные, путающиеся в голове безрадостные мысли перемешались с яркими отрицательными эмоциями, образовав мощный клубок негативной энергии, направленной внутрь меня. Я тщетно предпринимала слабые попытки вытолкнуть этот тяжёлый, давящий и невероятно болезненный клубок из головы — мне не хватало внутренних сил и… положительной энергии. Душа болела, и мне казалось, что она наслаждалась этой болью, подобно маньяку, медленно и аккуратно превращавшему тело беззащитной жертвы в кровавое месиво острым скальпелем и предпринимавшему единственное усилие — сохранять в этом измученном теле жизнь как можно дольше. А жертва, потеряв последнюю надежду на спасение, жаждала лишь одного — умереть быстро и безболезненно.

Эмоции. Мысли. Переживания. Снова мысли, мысли и мысли, рой мыслей, отрывочных, спотыкающихся, жалящих и жгущих, разрывающих сердце, безостановочных и беспощадных…

«Господи, ну зачем я живу? Скажи — зачем? Зачем мне всё это?! — слёзы безысходности душили меня, сжатые в кулаки пальцы острыми ногтями до боли врезались в беззащитную плоть ладоней. — Скажи, ну кто это придумал? За–чем я жи–ву? Зачем я вообще появилась на этот свет?»

Боже, как же я себя ненавижу… я всё ненавижу и всех… хочется не просто плакать — хочется выть, как собака, выть бесконечно, раздирая горло до крови… да, хочется причинить себе невыносимую физическую боль, способную хоть чуточку заглушить боль души…

Ну кто, какой садист придумал, что мы должны жить, страдая, мучаясь, постоянно борясь за что–то… я не хочу этого, НЕ ХОЧУ!!! Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ЭТОГО ВЫНОСИТЬ!!! Лучше бы я сдохла или не рождалась вовсе… Ну зачем меня родили, зачем? Разве я просила об этом?! Разве меня предупреждали, что жить — это ТАК больно, ТАК бесчеловечно?! Лучше бы я сдохла сразу, при рождении… Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ!!! Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ ЖИТЬ!!! Лучше бы я не знала, что значит жить… умирать так страшно… там — пустота, неизвестность и холод… оттуда никто никогда не возвращался… поэтому страшно… никто не знает, что ТАМ на самом деле… И всё равно — я готова, хочу ТУДА, потому что больше не могу быть ЗДЕСЬ… Ну зачем меня родили, а?! Господи, как же жестока и несправедлива наша жизнь… ну что я такого сделала, а?! Неужели Ты способен ТАК жестоко наказывать меня за ошибку… глупую ошибку глупой молодости… неужели я действительно заслуживаю жить всю оставшуюся жизнь С ЭТИМ?! Я не могу… я так больше не могу… у меня больше нет сил бороться… Зачем? Ради чего? Ради КОГО?

Я не могла больше сдерживаться: моя душа рыдала навзрыд — и я рыдала вместе с ней, сумбурный водоворот мыслей осаждал измученный мозг — и я не могла найти себе места… Казалось, нет такой силы, которая смогла бы вразумить меня, хоть немного успокоить до предела взвинченные нервы, помочь подавить душевные страдания… Физическая боль — ничто по сравнению с душевными страданиями. Мы даже не представляем себе, на что физически способно человеческое тело в борьбе за жизнь, но мы также и представить себе не можем, как быстро могут отравить и уничтожить нашу хрупкую жизнь душевные страдания…

Безысходность… кругом сплошная безысходность, горечь и боль… боль, сильнее, чем от утраты близкого человека; боль перманентная, всеобъемлющая и нарастающая, НЕОТВРАТИМАЯ, как языки пламени горящего вокруг леса; боль, которая не поддаётся описанию, и телесная, как будто электрическим током пронизывающая насквозь все твои клеточки, и душевная, мощными, постоянно сжимающимися кольцами охватывающая сознание; боль, которую не в состоянии вынести ни одно живое существо, наделённое разумом и нервами… Или свихнуться, или умереть, третьего — не дано…

Я подпёрла лоб рукой и закрыла глаза… Слёз уже не было, я рыдала беззвучно, и что–то страшное ощущалось в этом немом содрогании мышц лица и тела, как будто я постепенно сходила с ума… Отчаяние, боль, горечь, горечь и снова горечь — больше никаких эмоций и лишь одно желание — умереть…

Боже, как же я хочу умереть… но я не могу убить себя сама, нет, ни за что! Я — борец! Я просто НЕ СМОГУ УБИТЬ СЕБЯ САМА!!! Господи!!! Сделай это за меня, ну пожалуйста, ну хоть в этом помоги!!! Или направь кого–нибудь, кто может помочь мне расстаться с жизнью… я не могу больше С ЭТИМ жить…