Свирепый чёрт Лялечка (СИ)

— Ты сказал, что кони — это предпоследняя стадия, а тогда последняя что?

— Точно не знаю, но слышал, что в небесах что-то появляется. То, чего не может быть.

Толпа вплотную подступила к стражнику и жадно ловила каждое слово странного пришельца. Каждый обнаружил у себя симптомы новой болезни. Периодически между ушами верблюда, кажущегося медведем, появлялся зайчик, махал лапкой и снова прятался, а в отдалении продолжали дефилировать лошади.

— У нас до последней стадии не допустили. — Продолжал как ни в чем не бывало верблюд (медведь?), — Всех разносчиков заразы согнали в одно место и держали там до тех пор, пока они не избавились от своих рассадников микробов. Только убивать их нельзя, тогда совсем плохо будет. А если поместить их в одно место, то со временем все выздоровеют.

— А кто разносчики-то?!

— Я разве не сказал? Странно. Конечно же, папики. А зараза у них в разноцветных хохолках прячется…

Толпа дружно повернулась к сидящему в стороне наблюдателю с зеленым ирокезом. И в этот момент из гущи народа раздался истошный вопль:

— Смотрите! Последняя стадия!!!

В небе появилось то чего не могло быть — над башнями Паханата, переливаясь всеми цветами радуги, ярко горела надпись: «Пахан — …

Далее следовал ряд эпитетов, характеризующие как сексуальные пристрастия генсека, весьма извращенные и нетрадиционные, так и особенности его организма, заключенные в неспособности удерживать отходы своей жизнедеятельности любого агрегатного состояния: твердые, жидкие и газообразные. Прочитав надпись даже старые вояки, слывущие грубыми и похабными сквернословами, залились густой краской.

По дороге на съезд

Окрыленный успешным прохождением первого проверочного пункта (зеленый папик у ворот) Тусопих почти бежал по направлению к Паханату. Интересно, у того соглядатая за посетителями города рожа когда-нибудь пройдет или так и останется парализованной? А как важно он начал: «Эй, ты! Кто такой? Что за вид? Если быдло, почему в сутане? Если папик, где твой ирокез?». И как обалдел, как медленно менялась его морда, когда услышал в ответ: «Заткнись, мент болотный, не тебе меня спрашивать и останавливать. Твое счастье, что я сегодня в хорошем настроении, потому что сделал своей девушке предложение, ведьме, между прочим. А что касается моей прически, харя твоя депутатская, так скажу, не найдется столько красок, чтобы отразить на голове мой сан. Потому что я — аббатско-епископский кардинал». Услышав такое звание, этот идиот решил, что перед ним обыкновенный сумасшедший и рожа собралась принять прежние формы и выражение, но когда увидел предъявленную горсть мандатов… Как только глазки не брякнулись на стол? А вывалившийся язык оказался длинным. Видно много чего нашептывал вышестоящему начальству.

Тусопих продвигался столь стремительно, что до ворот Паханата добрался беспрепятственно. Может кто и хотел его остановить, но пока у желающего это сделать проходила оторопь, вызванная необычным видом, он был уже далеко.

У ворот три огромных, каждый за два метра, зеленоволосых папика также обалдели и на некоторое время потеряли дар речи. Но миновать их не удалось: их массивные тела загораживали проход. И Тусопих терпеливо стал дожидаться, когда стражники-священники выйдут из ступора. Спустя несколько секунд они сделали это одновременно.

— Стой!

— Куда?

— Ты кто?

— Ребята, вы прямо, как депутаты наскипидаренные, то спите на ходу, то друг дружку перебиваете. Во-первых, я и так стою. Во-вторых, иду я к Пахану, он попросил помочь ему с докладом. Старенький он стал, совсем ни хрена не соображает, отупел в конец. Вот мне и приходится отдуваться. А, в-третьих, перед тем как скажу, кто я, чутка в сторонку отойдите. Неровен час, попадаете, перелазь потом через вас.

Ошарашенные неслыханной наглой ересью (или еретической наглостью?), папики послушно посторонились, сами не понимая почему.

— Молодцы, когда подрастете, станете настоящими таможенниками. А теперь позвольте отрекомендоваться. Бакалавр.

Представившись, Тусопих раскрыл кулак и продемонстрировал пригоршню мелочи. Надо отдать должное охранникам: они не попадали, как опасался бывший аббат. Только решили поиграть в статуи. И все.

Тусопих понял, что если он будет каждому кто его остановит объяснять кто он и зачем пожаловал, то до Дворца Съездов не доберется и за неделю. Он вставил один пятирублевый мандат себе в глазницу на манер монокля, а другой стал небрежно подбрасывать и ловить.

Несмотря на многолюдность, больше его не останавливал никто. Сзади на некоторое время воцарялась мертвая тишина. Почти мертвая, если не считать непроизвольные звуки, издаваемые вроде как не самими папиками, а их непослушными организмами.

Пророк

Примерно в то же самое время, когда к воротам подошел медведь, в самом центре города, на рыночной площади, недалеко от королевской резиденции, на небольшой помост, с которого зазывала приглашал посетить близлежащую лавку, скромно поднялась корова со звездочкой во лбу.

— Пшла вон! Оборзела скотина совсем! Чья корова? — Возмутился помощник купца.

— Сам пошел, — неожиданно огрызнулась буренка, — а не то забодаю, а потом еще и растерзаю. Хищная я.

Пока зазывала щупал свой лоб на вопрос перегрева (не может животное вот так с человеком, обязано место свое знать), Звездюлина громко выдохнула, привлекая всеобщее внимание:

— Ха!

Привлеченные неожиданным звуком, находящиеся поблизости люди повернули головы в сторону помоста. Корова кашлянула, прочищая горло, и начала:

— Слушайте, люди, и внемлите! Ибо говорить буду лишь единожды, но постараюсь громко…

— Да кто ты такая, чтобы мы тебя слушали?! — Возмутился один из торговцев.

— Посмотри внимательней, узнай и возрадуйся! Наконец-то я сбылась!

— Чего-чего?

— Какой необразованный слушатель пошел, — недовольно хмыкнула Звездюлина, — конечно, не я сама сбылась, а древнее пророчество, а я та самая корова, о которой в нем говорится. Мол, придет и вещать будет.

— Что-то я ничего не слышал о таком пророчестве! — Не унимался торговец.

— Да, ну, должен был. Пророчество про то, что будет пророчество. Прямо каламбур какой-то.

— А я все равно ничего про него не знаю!

— Это твоя проблема.

— Так, и никто не знает!

— Значит, проблема не только твоя, а всеобщая. Двоечники. Ну, мне вещать, или вы так и останетесь в неведении о том, что вас всех ожидает в ближайшем будущем? Или предпочитаете сгинуть, так и не поняв от чего и почему?

— Вещай! — Послышалось из толпы.

Вокруг помоста быстро собирался народ, привлеченный словесной перепалкой.

— Ладно, — благодушно согласилась корова, — сначала я расскажу, что вас ожидает, если только выслушаете меня, а делать ничего не станете. А потом поведаю, что нужно предпринять, дабы избежать трагических последствий. Вы же понимаете, что я, как корова из пророчества, да к тому же еще и хищная, хотя последнее к делу не относится, явилась к вам в самый последний момент, как Венету. Когда исправить все еще можно, но медлить уже нельзя. Итак, слушайте, что вас ожидает в ближайшие часы, а может быть и минуты. Слушайте и внемлите! Сначала город заполонят бакалавры с инженерами…

— А кто они такие?

— Цыц! Не люблю когда меня перебивают, — Звездюлина решила позаимствовать у Лялечки не только странные непонятные слова, он и манеру поведения, по себе знала — действует безотказно, — а то вообще вещать не стану. На чем я остановилась? Ага! Заполонят город инженеры с бакалаврами. Все лифты перестанут работать, а все коровы, кроме меня, конечно, превратятся в оборотней. И уже не станут тыкаться рогами в стога, дабы замести кровавые следы своих преступлений. А в небе появятся тысячи Карлсонов с недоструганными Буратинами и недостроченными «Капиталами». Затем подтянутся пингвинячьи, моржачьи, слочнячьи, верблюжачьи Чёрти и кариозные монстры. А маленькие Бабаята погибнут в ночном лесу, а медведи затянут заунывную тучкину песню. Потом подтянутся менты с Мурзилками, все в фуражках из городу Парижу. И все это покажут в телевизоре. А когда соберутся все, даже депутаты на машинах с мигалками, то начнут вас всех растерзовывать на мелкие кусочки, которые будут скармливать вегетарианцам…