Право Света, право Тьмы

– Не троньте меня. – Голос урсолюдицы был глух. – Я за себя не отвечаю…

– Угрожаешь?! – взвизгнула Катерина. – Православные, да что же это деется? Среди бела дня какая-то скотина нам угрожает! Да мы тебя сейчас!

Оборотниха зарычала.

– Погоди-ка, – деловито сказал Федор Снытников. – Тебя мы не тронем. А вот бизнесу твоему кранты пришли.

И он швырнул камень в витрину магазина «Молочная река». Стекло лопнуло неожиданно громко, брызнув во все стороны осколками. Оборотниха закричала и бросилась на Федора, но тут Катерина выставила вперед икону и принялась тыкать ею в лицо урсолюдицы:

– Что, тварь, боишься?! Не любишь святости? А ну пошла!

Толпа вмиг взбеленилась. Люди рассыпались по рядам и принялись колотить витрины магазинов, откуда-то вытащили ломы, лопаты, и это тоже пошло в ход: как известно, производить разрушительные действия ломом куда сподручнее, чем простым булыжником. Зазвенели стекла, и это словно стало сигналом к еще большему бесчинству: люди ринулись внутрь магазинов и принялись крушить прилавки, громить полки с товарами. В магазине «1001 мелочь для дома» вспыхнул пожар – какой-то ретивый икононосец разлил там канистру с керосином и поджег. Поднялся крик и вой. Оборотни взъярились, но не нападали, только выли и плакали, глядя на погубление всего их дела.

– Злодеи! – кричал пожилой птицелюд по фамилии Ворон, старый, с длинным горбатым носом и глазами-маслинами. – Изверги, чем мы вам помешали?! За что вы гоните нас? Мы пойдем жаловаться!

Чтоб Ворон не вздумал пойти пожаловаться, двое ретивых ортодоксов скрутили его. Один выкручивал руки, а другой колотил старика иконой по голове, приговаривая:

– Знай нашу благодать, знай!

В центре этого беснования со спокойно-торжествующим видом стоял Федор Снытников. Рядом дрожала от сладкого возбуждения схватки разом помолодевшая Катерина Потрясюк.

– Какие будут следующие ваши указания, товарищ комиссар? – обратилась она к Федору.

– Какой я тебе товарищ комиссар, бабка? – выпятил челюсть Федор. – Я человек с благодатью, мне знамения свыше каждый день идут как по расписанию!

– Виновата, товарищ благодатный! Так какие указания?

– Гнать тварей к реке и топить!

– Так ведь стоит река, лед в три пальца толщиной…

– Лед колоть. Потом топить.

Катерина призадумалась – все-таки идея с массовым потоплением оборотней была слишком масштабна для ее головы, прочно оккупированной сенильным психозом.

– Ну а ежели нас остановят? – глупо спросила она.

– Нас уже ничто не остановит, – ответил Федор Снытников. – Нам имя легион! Только мы не тот легион. Мы легион положительный и правильный. Эй, оборотни!

Голос Снытникова неожиданно мощно прозвучал в какофонии звуков, наполнявших торговые ряды. Мгновенно настала тишина.

– Слушайте меня, оборотни, – заговорил Федор Снытников. – Вы проиграли. Вам пора умереть. Как и всей нечисти, испоганившей этот город. Россия – для русских, Щедрый – для людей!

– Да! – завопили изуверы, потрясая иконами. – Россия – для русских, Щедрый – для люд ей! Аминь! Аминь!

– Сдавайтесь, оборотни, и примите из наших рук свою смерть. Сумейте умереть достойно.

– Почему мы должны умирать?! – закричала та самая урсолюдица. Она стояла на коленях, прижимая к животу разбитую в кровь голову прицелюда Ворона.

– Потому что я так хочу, – спокойно, как маленькой девочке, объяснил ей Федор Снытников.

– А кто ты такой, чтобы все в мире шло по твоему желанию? Ты кто, Бог?

– А вот это, – сказал Снытников, улыбнувшись, – мелочный вопрос.

Послышался недальний вой сирен.

– О, – оглянулся Снытников. – Похоже, местные блюстители правопорядка решили прийти на помощь этим монстрам. Но, я думаю, они не успеют ничего сделать. Эй, там! У вас еще остался керосин или что-нибудь горючее?

– Да-а-а!

– Вот и отлично. Не утопим тварей – так успеем сжечь!..

– А вот в этом я сильно сомневаюсь, почтенный

господин.

Федор Снытников вздрогнул от этого голоса, вздрогнул впервые за все время, что провел в городе Щедром. Голос шел из-под земли, точнее, из-под асфальта. Асфальт вспучивался и трескался прямо под ногами Снытникова.

– Что это? – закричал он, отступая.

Тут и прочие вояки приутихли. Потому что из образовавшейся в земле дыры бойко выбрался наружу молодой человек с лицом великого китайского полководца Цюй Юаня. Одет сей незнакомец был в рубашку из блестящего серого атласа с вышитыми драконами, в такие же шаровары и мягкие сандалии. Гладко зачесанные черные волосы сзади стягивались в длинную косичку, заканчивавшуюся золотым украшением, напоминавшим наконечник стрелы.

– Ты кто? – спросил его Федор Снытников.

– Меня зовут Чжуань-сюй, и я владелец чайной лавки «Одинокий дракон». Ваши рабы побили стекла в моей лавке, поэтому примите мое неудовольствие этим происшествием. Однако, если вы извинитесь перед почтенными торговцами, пообещаете возместить им ущерб и накажете своих рабов за бесчинства, я не стану подавать на вас жалобу в ямынь.

– Куда? – удивился Снытников.

– В суд.

– Меня суды человеческие не беспокоят, потому что я сам – судья.

– Увы, – вздохнул столь внезапно явившийся Чжуань-сюй. – Вы прискорбно заблуждаетесь. Я не вижу на вас никаких отличительных знаков истинного судьи.

– А ну-ка, – подскочила к китайцу Катерина Потрясюк и взмахнула иконой, – бойся, вражина, нашей святыни!

После чего очень удивилась, обнаружив себя приподнятой вверх примерно на метр. Китаец крепко держал одной рукой мадам Потрясюк за шиворот, и рука его при этом невероятным образом удлинилась, ткань рукава расползлась по шву, обнажив золотистую кожу, больше напоминавшую чешую.

– Оборотень! – завизжала Катерина. – Оборотень!

– Крайне печально наблюдать, – вещал Чжуань-сюй, – как люди, не обладающие ни мудростью, ни рассуждением, ни благоговением, объявляют себя почитателями святынь и сами же глумятся над своими святынями. В Поднебесной империи таких людей били палками по пяткам.

– Помогите! – вопила старуха. Икона выпала из ее рук и раскололась на две половинки.

Чжуань-сюй проследил взглядом за упавшей иконой и вздохнул:

– Какое кощунство! Даже я, иноверец, это понимаю. Посмел бы кто-нибудь так швыряться посмертной табличкой с именами моих достопочтенных родителей…

– Отпусти старуху, – поморщился Федор. – Визжит, как свинья.

– Отпущу, но при условии, что вы все немедленно сдадитесь властям. Я слышу вой патрульных машин.

– Они еще далеко, – осклабился Федор.

– Вы ошибаетесь, – возразил китаец. Совсем близко взревели машины. Потом топот

десятков ног сотряс и без того взбаламученные торговые ряды. По всему периметру рассредоточились силы местной милиции (как живущей, так и действующей в мертвом состоянии). Кто-то монотонно орал в мегафон:

– Всем стоять! Руки за голову! При попытке сопротивления – открываем огонь на поражение!

– Я оказался прав, – сказал Чжуань-сюй. – Здешние охранники порядка иногда работают очень оперативно.

И разжал руку. Катерина Потрясюк кулем свалилась на пол. При этом из уст ее сыпалась такая отборная ругань, что окружающие только диву давались – и где это благочестивая старушка ухитрилась ее выучить?

– Всем стоять! Всем стоять! – орал кто-то в мегафон. Ох и напрасно он это делал. Потому что в характере щедровцев имеется одна прекаверзная черта: если кто-то им говорит «брито», они немедленно заявляют, что «стрижено», а в летящей вороне они увидят гуся из одного только желания воспротиворечить собеседнику. И конечно, если щедровцам, да еще и разъяренным, приказывать стоять-не двигаться, они всенепременно сделают наоборот. То есть прыснут во все стороны, как перепуганные поросята от забравшегося на скотный выгон волка.

И на сей раз все произошло в полном соответствии щедровскому менталитету. Началось натуральное светопреставление. Погромщики, вместо того чтобы смиренно сдаться на милость властей, побросали иконы да рванули в глубь лабиринта торговых рядов, и переловить их теперь было делом нелегким. Да и торговцы-оборотни, и без того перепуганные, запаниковали и кинулись врассыпную, за что их же милиция и повязала как главных хулиганов. Потом-то, конечно, разобрались, что к чему, и невиновных выпустили, но печален сам факт…