Веслом по фьорду!

— Да, так лучше, — согласился викинг. И сразу перешёл от слов к делу, благо в выше сказанном Евгенией имелись все необходимые разрешения на допуск к телу…

Теперь я женщина. Он любил меня, как неистовый суслик, как настырная гусеница, занудный варан, всё, что видела я в дикой природе, преследуя его, стало реальностью, слившись в одном человеке… И это продолжалось больше недели. Как харашо-та-а! Но что стал вытворять милый Слейпнир… Дурачок! Представьте себе, мой белый диванчик вздумал ревновать! К собственному хозяину. Отворачивается, с руки не ест, воет…

Ах, я даже не знаю…

Нет, я запуталась…

Мне надо разобраться в себе и своих чувствах!

Никто не читает? Если сказать честно, Гуньчик мог бы многому научиться от того же Слейпнира. Горбуньчик, к примеру, никогда не стягивал с меня одеяло, он сам был как одеяло… Горбуньчик может долго не пить, а Гуня не пить не умеет. Верблюд молчит, когда я разговариваю, а Гуня просто не слушает. Про Слейпнира можно сказать подруге: «Ау меня белый африканец!» А что сказать про Гуню? «У меня викинг крашеный»???

Даже не знаю, я ещё подумаю…

Девять дней подряд остров гудел, торжествуя в честь спасённого племени, его плюгавого вождя, великих спасителей и священных вулканов. [85] Плам мало что помнил — дни промчались быстро, главным образом в обществе ненасытной Евгении. Дромадер мотался где-то поблизости.

Выпив всё, что было крепче кефира, народ решил заняться делом — поискать инопланетян. Нетрезвая толпа весёлого, забывшего о страхе люда и примкнувшего к барону стада горилл набросилась на джунгли, как новые жильцы, только что въехавшие в купленный ими дом, набрасываются на захламлённый чердак. Из кустов и зарослей бесцеремонно вытряхивались сонные удавы и ничего не понимающие дряхлые аллигаторы. За время поисков в самых глубоких дебрях спугнули пару Мауглей, заглянули в пасть пяти бегемотам и честно изловили всю популяцию ящериц — больших и маленьких.

Потом все дико устали и, побросав рептилий в грубо изготовленные бамбуковые клетки, повалились спать… Как раз в этот момент на глазах дромадера Слейпнира из самой большой клетки выбрались два существа с головами ящериц и множеством извивающихся щупалец. Ползком они направились к хижинам, на ходу принимая формы красавиц-туземок. Слейпнир долго провожал их подозрительным взглядом.

На следующие сутки мятые, недовольные люди и гориллы искали исключительно друг друга, желая только одного — поскорее убраться на свои застоявшиеся в океане корабли или пальмы. Кому на когг, кому на «Бёдра Беатриче», кому на кокосовую пальму, а кому на банановую…

Представители братства свистящих сосен отреклись от прошлого, зареклись пить и, пожелав стать нормальными семейными людьми, объявили, что остаются жить в племени рыбаков. Плюгавый вождь, следуя обычаю, согласился и принял в племя новых членов, совершив над каждым в закрытой хижине короткий интимный обряд. Как ни пытался зулус Шакарра выпытать тайну обряда — всё зря, разумы лишь краснели и отворачивались. Однако их судьбу по-своему безапелляционно решил дель Сико.

— Согласно морским обычаям, — объявил он наивно улыбающимся разумам, — все спасённые вне государственных границ лица, личность которых не установлена, поступают в подчинение спасшему их господину. То есть мне!

— Слушаем и повинуемся, о новый высокий разум! — привычным хором ответили внезапно погрустневшие мужчины и бросились к местным девушкам впрок компенсировать пробелы в личной жизни.

Стилет и Шакарра долго уговаривали Пламена ехать с ними. Подумать только! Впереди отличные карьерные перспективы, быть может, даже в гвардии чёрных прыщей, Стилет обещал дать друзьям хорошие рекомендации и лично переговорить с командующим гвардией. Главное — барон не возражал, ему это было только выгодно…

Но северянин, обняв одной рукой верного верблюда, другой — Евгению, отказался.

ГЛАВА 10

Обнять Евгению, напоить Слейпнира и увидеть Париж

Две очаровательные туземки с жемчужными зубками обвили Витторио дель Сико, как молодые лианы обвивают могучий ствол. Периодически из них вытягивались две-три лишних руки, но этого никто не замечал — на галере все были чем-то заняты. Довольный барон поцеловал сладкую щёчку слева и сахарные губки справа. Девушки замечательно смотрелись абсолютно обнажёнными под навесом среди ковров и подушек.

— Стилет! — позвал будущий муж ревнивой Глеи, — Иди сюда, нас ждут ценные призы.

Лейтенант не стал подниматься и лишь отвесил с куршеи почтительный поклон.

— Ну и дурак! Мне больше достанется.

Капитан Будулай, выданный командованием «Аналя» в крайне нетрезвом состоянии, отбывал отрезвляющее заключение в трюме.

Помимо Будулая барону отдали трёх чужаков, в лохматых очертаниях которых угадывались разумы Лысый, Хныч и Евстихий.

Команда гребцов, полностью укомплектованная за счёт тщательно отмытых и постриженных разумов, была передана на попечение новому комиту — слегка хромавшему зулусу Чаке Шакарре.

Старая галера свистящих сосен теперь служила «Бёдрам Беатриче» чем-то вроде грузовой баржи: корабли соединили вместе замечательным космическим тросом, которым так удачно воспользовался храбрец Славянин. На барже сложили запасы воды и пищи. Туземцы щедро отблагодарили «великих пришельцев», как они прозвали своих спасителей: галеры уходили, ломясь от мяса обезьян, сушёной рыбы, бананов, кокосов и фиников.

Штурман «Аналя» помог команде «Бёдер Беатриче» разобраться с координатами и любезно выделил своего личного помощника для сопровождения галер.

Надо признаться, капитан ганзейского судна долго не хотел принимать на борт красное круглое существо с руками и ногами. Но поскольку Стилет, Чака и Плам в один голос твердили, что это его матрос Готлиб, крайне удивлённый капитан вынужден был сдаться [87].

Изучением странной метаморфозы занялся талантливый бортовой врач. Впоследствии ему удастся вернуть пациенту нормальный облик и написать об этом толстенную книгу.

Когг покинул остров первым, на следующий день отчалила венецианская флотилия.

Чака и Стилет отошли в носовую часть галеры, молча наблюдая, как беспокойный остров постепенно превращается в точку. Где-то там на песчаном берегу горько плакала брошенная популяция добрых самцов горилл, полюбивших тереться об Витторио дель Сико.

— Как будто и не было ничего, господин лейтенант, — сказал Шакарра, поглаживая больную ногу. — Не остров, а одно сплошное сумасшествие.

— Это точно, — кивнул чёрный прыщ.

— Плама жалко, — с трудом ворочая языком, сказал африканец.