Витпанк

В парке мы с Мо уселись на нашу любимую скамейку, глядя, как дети бегают кругами друг за другом.

Услышав мой рассказ, она кивнула.

— Значит, это сработало.

— Этот мой телефонный звонок?

Она кивнула.

— Его уволили.

— Что?

— Уволили. Вышвырнули, выгнали, вытолкали в шею…

— Мо, я скажу это тебе так же многословно, хотя и уверен, что в этом нет надобности. Мне кажется, что я люблю тебя, и единственная причина, которая приходит мне в голову относительно того, почему ты присутствуешь во всем, что я думаю, делаю или вижу во сне — это твоя таинственность, все эти невероятные вещи, которые происходят у тебя в голове. Мне хотелось бы провести с тобой десять жизней, потому что я знаю, что ты никогда не покажешься мне обыкновенной или скучной…

Она улыбнулась. Как я любил ее улыбку, этот свет в ее глазах!

— …но хотя бы на этот раз, прошу тебя, перестань быть такой загадочной! Расскажи мне, что мы с ним сделали.

— Спусти собаку с поводка, — сказала она.

Несмотря на мои сомнения относительно пригодности волка в качестве товарища для игр, я сделал так, как мне было приказано. Книг побежал и принялся носиться вместе с детьми.

— Джеззера выкинули за нелояльность, — сказала она. — Уэйн говорил мне, что Джеззер участвует в работе комитета, созданного против предпринятой попытки поглощения его компании. Он знает разработанную комитетом оборонительную стратегию. А теперь прикинь, как это будет выглядеть, если его поймают на том, что он звонит по телефону главе отдела развития европейских филиалов компании «LBM», координирующей это поглощение?

— А имя этого руководителя отдела «LBM» случайно не Элизабет Колли?

Мо ответила легким кивком.

— И что дальше?

— Дальше я нашла ее имя и телефонный помер в «FTNet». Остальное сделал Уэйн. Вчера вечером за чаем он говорил о предпринятом поглощении. Я вставила к слову, что мой дядюшка Бернар тоже был вовлечен в нечто подобное, но его поймали на переговорах с оппозицией, когда его фирма просмотрела детализированный список его звонков. Я в шутку предположила, что Уэйн может заработать себе несколько очков у босса, посоветовав ему втайне следить за тем, как его сотрудники используют свои телефоны. В конце концов, их звонки оплачивает фирма, так что все честно.

Ну, а дальше в списке Джереми оказался номер «LBM», набранный из его дома в то время, когда его не было в конторе. Он не мог предоставить запись разговора, чтобы доказать, что это был не он. Ему было дано десять минут на то, чтобы прибраться на своем рабочем столе. Теперь во всех базах данных по подбору персонала во всем мире напротив его имени будет стоять «НЕЛОЯЛЕН», большими красными буквами. Больше он никогда не получит руководящую должность, разве что он найдет себе очень дорогого изготовителя фальшивых документов, который состряпает ему новенькую безупречную идентификационную карточку, да к тому же еще потратится на то, чтобы изменить отпечатки пальцев и тембр голоса, и сумеет изменить записи о своей радужной оболочке.

Три четверти меня ликовало по поводу того, что подлец наконец-то получил по заслугам; оставшаяся четверть беспокоилась о том, что теперь станет со мной.

— И что, я теперь перейду в собственность «Южного Кабельного»? — спросил я.

— Нет, — ответила Мо. — Ты по-прежнему останешься у Джеззера. По закону ты переходишь в опеку к поименованному лицу на протяжении всего срока приговора. Ты не можешь быть продан, он только может отдать тебя в наемную работу и получать твой заработок.

Передо мной встало отвратительное видение: Джеззер, перебивающий цену у местного газетчика…

— У тебя теперь гораздо более выгодная позиция, — сказала Мо. — Если ты станешь ему необходим, ему поневоле придется обращаться с тобой получше — так же, как Уэйну приходится хорошо обращаться со мной, если он хочет, чтобы за его детьми присматривали как следует, пока его жена работает, чтобы поддержать семейный бюджет. Так что, принимая во внимание сделанное тобой заявление относительно твоих чувств, я больше не вижу никаких препятствий, почему бы нам не отпраздновать это хорошим французским поцелуем прямо здесь, среди бела дня. Вот только что ради детей я бы предпочла не заходить слишком далеко…

Я принял ее предложение, выказав больше готовности, нежели такта. Мы набросились друг на друга, словно тинэйджеры, и это продолжалось целую блаженную вечность. Мы пришли в себя лишь тогда, когда услышали прямо перед собой лай собаки и детский голос, говорящий:

— Уф-ф! что это они делают?

Когда я вернулся, Джеззер разговаривал со своим адвокатом:

— …Но послушайте, даже если бы я действительно хотел вести переговоры с «LBM» — а я признаю, что такая мысль в самом деле приходила мне в голову, — мне даже во сне не приснилось бы делать это так глупо и откровенно…

Человек на экране вздохнул и принялся объяснять что-то насчет того, что промышленные трибуналы были упразднены, и поэтому ему придется прибегнуть к гражданскому иску, а это будет дорого стоить.

Я ретировался в гараж, к своим книгам. Когда в середине дня я снова заглянул к нему, Джеззер безвольной грудой сидел в кресле, опустив на колени недавно опустошенную бутылку «пота пантеры».

Я прошел в кухню, взгромоздился на скамейку и сделал себе бутербродов с джемом. Это было опасно, но мне было необходимо что-нибудь съесть.

В кухню с налитыми кровью глазами ввалился Джеззер, разговаривая сам с собой:

— Это был Уэйн, старый бездарный зануда Уэйн Робертс… Наверняка это он. Это он предложил сэру Дэвиду просматривать списки звонков. Он подставил меня, чтобы получить мое место…

Он тяжело оперся на раковину, отвернул кран с холодной водой и принялся плескать себе в лицо.

— Какая мерзость! — продолжал он. — Что за гнусная неразбериха! Жена меня бросила, с работы меня выкинули. Боже мой, в какой переплет я угодил…

Он повернулся ко мне.

— Впрочем, мои дела все же не настолько плохи, как твои! — Он отрывисто рассмеялся. — Ну нет! Я не проигрываю! Хендерсон — лучший, вот как!

Он открыл шкафчик и достал свою маленькую ониксовую коробочку. Прежде чем я успел решить, останавливать его или нет, он закинул себе в глотку пару таблеток Железного Джона.

— По-прежнему лучший, черт побери! — сказал он, вывалился из комнаты и затопал вверх по лестнице.

Я не знал, что представляют собой эти таблетки, но был уверен, что ему не стоило принимать их в таком взвинченном состоянии.

Я подошел к подножию лестницы. Прежде чем я успел сообразить, как его останавливать, он появился на верхней площадке, уже в костюме. В руке он держал пульт, а за шелковый пояс вокруг его талии был заткнут настоящий самурайский меч.

Этого еще не хватало!

— Прочь с дороги, неудачник! — сказал он, махая в воздухе пультом. — Только сунься ко мне, и я мигом иммобилизирую тебя и отрежу к чертям твои поганые яйца!

«Ну хорошо же, — подумал я, отступая в сторону, чтобы дать ему протопать мимо. — Ты сам этого захотел, Джеззер, дружок».

Из кухонного окна я видел, как он встал посреди лужайки, опустил забрало, вытащил меч и принялся рассекать им воздух, время от времени испуская кровожадные вопли, когда еще один призрачный враг падал под ударом его холодной стали.

Так продолжалось минут двадцать, и ничего особенного не происходило. Я уже начал надеяться, что таблетки не сработали и что я воткнул Иеронимуса не в тот порт.

Не тут-то было. Противники-самураи в голове Джеззера уже понемногу начинали менять формы.

(Позже ЖД объяснил мне, как это происходит. Таблетки были сделаны по его собственному рецепту, включавшему в себя кофеин, прорву кетамина, немного ЛСД и несколько других ингредиентов. Попав в дом сэра Дэвида, ЖД немедленно распознал в двадцатичетырехлетнем сыне хозяина безнадежного торчка, после чего ровно за двадцать семь минут разыскал и обчистил его тайник с наркотиками.

Иеронимуса ЖД состряпал сам от начала и до конца: он взял пару картин Босха и с помощью одной из машин сэра Дэвида собрал разъем, позволяющий подключить их к игре «Бусидо». Вначале эти образы проецировались в подсознание, постепенно усиливаясь до ограниченной анимации, пока не доходили до точки, когда вокруг Джеззера, накачанного галлюциногеном, способным вызвать кошмары даже у законченного наркомана, не сгущался ад кромешный).