Дело «Тридевятый синдикат»(другая версия)

«Спутниковая» предельно изогнула шею, выдернула забытый вороном свёрток и сунула ему в клюв.

— Вот твоя закуска.

«Сотовая» для порядка выдрала ещё одно перо и на образовавшейся проплешине организовала стол.

— Другое дело. Слышь, лошадка моя непарнокопытная, присоединяйся.

— Так мне, вроде, нельзя пока, — неуверенно пробормотал орёл. — До Буяна ещё махать и махать…

— Ну ты дурной, — закаркал ворон, давясь смехом и закуской, — раньше не летал?

— Первый рейс, — смущённо признался орёл, — нашу службу только-только организовали. Седмицы ещё не прошло, — добавил он, словно извиняясь.

— Ладно, прощаю на первый раз. — Ворон снисходительно махнул крылом. — Салага, что с тебя взять.

— А ты «сотовым» давно работаешь?

— Третий год. Послужной список, ахнешь! Но чтоб я когда насухую летал? Себя не уважать… — Ворон вцепился клювом в очередную дозу. Это опять оказалась пайка «спутниковой» связи, но на этот раз орёл не рискнул возражать.

— Последний раз спрашиваю, — выдирая из горлышка пробку, вопросила «сотовая», — пить будешь?

— Буду! — решился орёл, сообразив, что это единственный шанс хоть частично спасти свою долю.

— Молодец! Ор-р-рёл! — одобрил ворон, прикладываясь к дозе «спутниковой» и протягивая ей остатки. — Может, из тебя и выйдет толк. Я, пожалуй, займусь твоим воспитанием… не бесплатно, конечно…

— А чем платить?

— Что за вопросы? Эликсиром, конечно!

— А-а-а, — успокоенно вздохнул орёл и отшвырнул в сторону опустевшую флягу. — У меня ещё заначка есть, — доверительно признался он «сотовой». — Гена расщедрился. На опасное дело, говорит, идёте, соколы! А чё тут опасного? Летим себе и летим…

— Ха! Да знали б вороги, что у меня тут! — Ворон ещё раз шлёпнул себя крылом по голове, сбил себя с ног, попал в завихрение воздушного потока и оказался за бортом. — Куда! — каркнул он во всю глотку при виде уносящегося на юг спутника. Спутник-то ладно. Но при нём все его дозы. До самого до Буяна. — Назад!!!

Разъярённой «сотовой» потребовалось всего несколько взмахов крыльями, чтоб догнать ничего не подозревавшего спутника и увесисто долбануть его клювом по черепу.

— За что? — возмутился орёл.

— Ещё раз попытаешься ноги сделать, пасть порву и моргалы выколю, — посулила «сотовая», возвращаясь к «столу». Полностью замордованный и деморализованный спутник не рискнул возражать и даже не пикнул, когда нахальная «сотовая» отцепила от пояса очередную флягу, причём из вредности самую большую. Ту самую, из заначки. — Ладно уж, — хмыкнул ворон, уловив жалобный взгляд орла, — присоединяйся.

На этот раз спутника уговаривать не пришлось. Но если от этой дозы у орла кровь взыграла в жилах и он ещё резвее замахал крыльями, то у ворона взыграла дурь в башке. А потому на вопрос, что, собственно, несёт «сотовый» на Буян в своей мудрой вороновой голове, получил ответ, что сейчас чья-то морда басурманская получит ещё раз по кумполу, ибо наверняка эта морда вражеский подсыл, раз пытается выведать столь сверхсекретную информацию. Однако, добавил ворон, все басурмане дураки, пеньки и лохи, и в качестве доказательства этой аксиомы «сотовая» завопила во всю глотку:

Благородный ворон опустошил ещё одну фляжку, заполз на её место под ремень и отключился. Орёл мерно махал крыльями, оставляя за собой километры за километрами, раздумывая над словами ворона. И чем ближе был остров Буян, тем большее уважение он испытывал к маленькой, но гордой птичке. Орёл заботливо поправил свесившуюся из-под ремня пьяную головку сотовой, выдернул по дороге, из-под того же ремня, её дозу, опустошил фляжку и вновь погрузился в раздумья. До Буяна задачу он должен решить. Это дело принципа. В басурманах орлу летать не улыбалось.

22

— Сколько раз пояснял тебе, отрок неразумный, — протяжно басил батюшка, окая по волжски, — как начну псаломы петь али проповеди читать, так кончай за верёвочку дёргать. Крестом святым осени себя, в храм божий войди да стой себе в уголочке спокойненько.

Федул виновато вздохнул и потупил глаза на погнутый язык бронзового колокола, который он нервно крутил в руках. Пудовая колотушка под пальцами отрока габаритами два на полтора принимала самые разнообразные формы.

— Ну полно, полно. — поспешил успокоить взволнованного звонаря поп, — к вечерне-то язычок обратно приладить успеешь?

— Конечно, отче! — обрадовался детинушка, одним движением расправляя бронзовую кривулю. — И колокол обратно привешу…

— Так ты и его сорвал? — расстроился батюшка.

— Балка под куполом хлипкая оказалась, — вновь стушевался Федул.

— И что мне с тобой делать? — вздохнул отец Кондратий. — Ума не приложу…

Федул неуклюже переминался с ноги на ногу. Стыдно было признаться, что подводил его азарт. Голос у отца Кондратия был могучий. Такой могучий, что все стёкла в кутиновской церквушке давно повылетали. Вместо них пришлось пузыри бычьи натягивать. Как в старину. А уж резонировали они не хуже иного барабана или бубна. Вот и была у юного звонаря мечта хоть раз колокольным звоном заглушить пастыря своего духовного. Пока не удавалось. То верёвка порвётся, то колокол упадёт… Федул вздохнул.

— Батюшка, я слышал, в первопрестольной о тыщи пудов колокол отлили… вот бы нам в Кутиновку такой!

Батюшка усмехнулся, отодвинул край занавески и выглянул в окно.

— Не видал, куда хозяйка пошла?

— К бабке Миланье.

— До заката лясы точить будут, — обрадовался поп, запустил руку под стол и выудил оттуда пятилитровый штоф.

— Откуда это, батюшка?

— Прихожане пожаловали, — прогудел отец Кондратий, наполняя двухсотграммовые «рюмки» до краёв. — Ну, чтоб работа у тебя спорилась! — Он поднял свою чару, но поднести её ко рту не успел.

— Артюха!!! — радостно завопил Федул.

На пороге появился маленький мужичок с окладистой рыжей бородкой, одетый в роскошную красную рубаху в белый горошек. Кожаный жилет не сходился на его довольно солидном круглом животике. Пошаркав сапогами о половую тряпку у порога, он вошёл в комнату, раскрыл объятия и, увидев в руке Федула чарку, завопил:

— А ну нагнись!

Звонарь послушно нагнулся, купец первой гильдии Артём Небалуев встал на цыпочки и треснул брата по загривку, после чего напустился на батюшку.

— Это что ж вы себе позволяете, отец Кондратий? — зашумел он, выдирая из рук Федула чарку. Звонарь виновато хлопал глазами. — Али мало я на церковь жертвую? На Бога да на вас, чтобы вы за нашим младшеньким… а ну нагнись! — Федул ещё раз нагнулся, купец вновь встал на цыпочки и погладил брата по голове, — …присматривали?

С этими словами купец одним махом опустошил отнятую чару и поставил её на стол.

— Погуляй, — буркнул он Федулу, — мне тут с батюшкой потолковать надобно.

Огорчённый звонарь вышел на крыльцо. Из открытого окна до него доносился сердитый голос Артёма, лишь изредка прерываемый невнятным рокотом отца Кондратия. Старшенький наезжал на батюшку по полной программе.

— …вот Авдей узнает, он тебе лично башку открутит. Не поглядит на твой духовный сан… самый маленький наш… после батюшки мельницу ему оставили, а он там хоть один мешок смолол? То-то!… Да что ты мне свои аз, буки, веди развозишь? Второй год при твоей особе, а до сих пор по слогам читает…

Федул тяжело вздохнул, махнул рукой и двинулся в сторону церкви, сетуя на судьбу свою разнесчастную и не подозревая, что она уже приготовила ему подарочек. Подарочком был в стельку пьяный Акира, целеустремлённо двигавшийся навстречу по деревенской улочке. На нем было грязное, изрядно помятое чёрное кимоно, за плечами мешок с формулой. Промышленного шпиона мотало из стороны в сторону, но, к счастью для него, улочка была узкая, а плетни по обеим сторонам дорожки не позволяли ему упасть внутрь частных владений кутиновских аграриев. Однако аграриям на это было наплевать.