Девятьсот бабушек (сборник)

— Вижу, куда вы клоните, маленький пастырь, — сказал Правитель Земель. — Пожалуй, мы могли бы рассердиться, если бы позволяли чему-либо нас сердить. Но мы уже давно прошли ту стадию развития, которой свойственно раздражение. Если вы ограничите свою религиозную активность кругом землян и других гуманоидов — нет проблем. По счастью мы, энаби, не попадаем в эти категории. А раз так, то среди нас не будет никаких возможностей для развития ваших благочестивых устремлений.

— Но вы, энаби, живые существа, к тому же от природы одаренные незаурядным умом, мой господин. Наверняка Господь наделил вас и бессмертными душами.

— Наши души достигли полной реализации. Что может человечество дать тем, кто вышел в пределы трансцендентного?

— Истину, Путь, Жизнь, Крещение.

— Первые три мы оставили далеко позади себя. Последнее — невнятный ритуал умирающей секты. Что он может нам дать?

— Отпущение грехов.

— У нас нет грехов. Мы ушли далеко вперед. Вы, люди, полны стыдливости и движимы чувством вины. Вы принадлежите к видам, пока не достигшим полной зрелости. Мы могли бы быть вашими старшими братьями. А идея греха — всего лишь один из аспектов подростковой незрелости.

— Грехи есть у всех, мой господин.

— Это всего лишь детский тезис, маленький пастырь. Почему-то из него вы делаете вывод, что все должны быть спасены — причем не иначе, как вами, расой короткоухих плосколицых детей. В отношении нас, расы эналой, это совершенно теряет смысл: подумайте сами, откуда нам взять грехи? За счет чего нам можно было бы согрешить? Наше размножение давным-давно уже не следует вашему абсурдному пути и не сопровождается страстью. То есть девяносто процентов греха мы сразу отметаем. Что еще? Какие шансы для грехопадения? У нас нет бедности, стяжательства, зависти. Наш обмен веществ отрегулирован так четко, что лень или, наоборот, беспрерывная истерическая гиперактивность у нас попросту невозможны. Мы давно обрели баланс во всем, тогда как ваш пресловутый грех — лишь последствия дисбаланса. Напомните, пожалуйста, какие там еще имеются грехи у вашей неповзрослевшей расы? А то я подзабыл.

— Гордыня, алчность, похоть, гнев, чревоугодие, зависть, леность, — ответил отец Барнаби. — Это главные грехи. И они же — источник всех прочих.

— Красивая речь. Но разве вы не видите, что мы полностью лишены этих семи камней преткновения? Гордыня — не что иное, как неправильное понимание природы и самого понятия достижения. Алчность исчезает, как только все, чего можно взалкать, становится доступным. Похоть лишь часть физиологического механизма, который у нас полностью утратил свою актуальность. Гнев, чревоугодие, зависть, леность — всего лишь дисфункции. Дисфункции подлежат коррекции, и мы их уже скорректировали.

Отец Барнаби на время сдался под таким напором аргументов. Его мысли блуждали, пока он глазел на поля и луга планеты Эналос. Один из ранних исследователей так описал этот мир: «Я будто двигался под водой. Но это не было связано с ощущением сопротивления среды — атмосфера здесь легче земной. Скорее это из-за поблескивания и волнообразного движения воздуха и из-за воздушных теней, что заменяют здесь облака. Они напоминают бегущие по воде тени, оставляемые гребнем волны. Вкупе с местной флорой, сильно напоминающей подводные растения Земли, хотя и прямостоящие, это создавало у меня ощущение, что я иду по дну океана». Священнику же казалось, что все это время он расточал свои речи под водой, и так и не был услышан.

— А что это за гигантский котел на главной площади? — спросил он Правителя Земель. — Похоже, очень древний.

— Это старинный артефакт нашей расы. Мы уважаем прошлое. И даже при нашем уровне развития находим в жизни место для реликвий, несмотря на всю их архаичность.

— Значит, сейчас вы им не пользуетесь?

— Нет. Только в особых случаях — на древний манер. Хотя не стоит об этом.

Но что это был за котел — настоящий гигант! Вы и представить себе не можете, до чего гротескная и чудовищно пузатая посудина!

С ощущением полного бессилия отец Барнаби вернулся к главной теме обсуждения:

— И все же, здесь непременно должен быть грех! Иначе откуда взяться Спасению?

— Мы уже спасены, маленький пастырь. А вот вы — нет. Как вы можете принести нам Спасение?

На этом отец Барнаби решил покинуть гостеприимные покои Правителя Земель и поискать грех где-нибудь в другом месте планеты.

Первым, кого он встретил, был маленький мальчик.

— Сынок, знаешь ли ты, что такое грех? Ты когда-нибудь поступал так, как не следует?

— Сэр Незнакомец, грех — это архаичное слово, обозначающее устаревшее понятие. Оно порождено замутненным состоянием ума, которое все еще свойственно представителям более темных миров. И само слово и концепция греха уйдут в забытье, когда истинный свет достигнет этих тусклых уголков мироздания.

Проклятье! (Бессмысленное слово на Эналосе). Даже дети горгулий чересчур вежливы, чтобы походить на людей.

— Эй, маленький монстр, неужели все дети на Эналосе разговаривают так, как ты?

— Разумеется, если только они не девианты. Что же касается слова «монстр», которое в ваших устах звучит неодобрительно, по первоначальному значению это всего лишь «объект, который стоит увидеть». Или, иначе говоря, «чудо». Позднейшее значение — «чудовище, дикое животное» — не более чем приращение смысла. Так что я с радостью готов называться монстром в истинном значении этого слова. Мы — монстры Вселенной.

— Черт тебя дери, наверняка, так оно и есть, — пробормотал отец Барнаби. Маленький педант! Он чувствовал, что проигрывает дебаты даже детям горгулий.

— Сынок, а ты когда-нибудь играешь просто так, ради забавы? — спросил он в конце концов.

— Забава? Еще одно архаичное слово, но я не уверен в его значении… — задумался мальчик. — Оно как-то связано с устаревшим понятием греха?

— Не напрямую, малыш, не напрямую. Но если у монеты две стороны, то забава — ее грань. Оказавшись на этой грани, легко соскользнуть на неправедную сторону.

— Э… сэр Незнакомец, скорей всего вам стоит прослушать курс корректирующей семантики!

— Похоже, сейчас я именно этим и занимаюсь. Кстати, кто такие эти девианты? Это что, дети с отклонениями? Как они выглядят?

— Точно не знаю. Если они не проходят период апробации, мы их больше не видим. Наверное, их куда-то отправляют.

— Я просто обязан раскопать хоть какой-то местный грех, — бормотал отец Барнаби себе под нос. — Любой честный человек непременно обнаружит что-то в этом роде, если он тверд в намерениях и упорен в поиске. Как говорят на Земле, если уж кто всегда в курсе, где найти грех, так это таксист!

Поразмыслив, Барнаби решил взять такси. Сидения в кабине располагались кругом, чтобы все пассажиры всегда друг друга видели. Местные — народ общительный, к тому же, согласно их философии, только существо, испытывающее стыд, стремится отвернуть лицо от себе подобных. Водитель сидел выше, в башне, и время от времени свешивал голову вниз, чтобы поболтать с пассажирами.

— Куда ехать, странник? — спросил таксист священника.

— Туда, где есть немного греха, — ответил Барнаби. — Говорят, таксисты всегда в курсе, где его найти.

— Это загадка, да, странник? Ладно, пока я ее разгадываю, давайте подвезем другого пассажира. Все-таки это его последняя поездка, очень важный в жизни момент.

— Как это — последняя поездка? — спросил отец Барнаби у задумчивого пассажира напротив: общение — неизбежный ритуал в местных такси.

— Пришло мое время, — ответил тот. — Может, немного раньше, чем у большинства. Но я испил чашу жизни до дна, в ней не осталось ни капли. Это была прекрасная жизнь — по крайней мере, на мой взгляд. Наверное, можно было ожидать и большего, но вряд оно того стоит. Зрелость всегда знает, когда все кончено. А Терминаторы сделают кончину легкой.

— О Господи! Вот, значит, как заканчивается жизнь на Эналосе?

— А как еще? Естественная смерть отодвинута во времени так далеко, что ни у кого не хватит терпения ее дожидаться. Зачем влачить жалкое существование, постепенно впадая в немощь, как большинство недоразвитых рас? Мы уходим спокойно, осознав, что всего достигли и все познали.