Избранная поневоле, или - попасть в Мурло

  Шаг, второй, третий, четвёртый, пятый. Рубикон пройден!

  "Жизнь невозможно повернуть назад... - Таня зажмурила глаза, чтобы не видеть радужного колыхания, становящегося вовсе уж неистовым, ослепительным. - И время, ни на миг... Где ты, Карлсон? - я страстно желаю быть твоей малышкой. Вытащи меня обратно-о-о-о-о!!!".

  Гулкий, но почти не бьющий по барабанным перепонкам, хлопок. Попеременно обжигающие тело - зной и стужа. Проникшая даже сквозь сомкнутые веки, вспышка. Стану Терминатором - вернусь. А если не суждено... Прощай, Родина!

  - До отправления скорого поезда номер 105, "Санкт-Петербург - Адлер" остаётся пять минут. Просьба, провожающим покинуть вагоны. - Бесстрастный женский голос завершил повтор сообщения. Таня сидела на своём нижнем боковом, привалившись плечом к вагонному стеклу, созерцая вечернюю суету на перроне Московского вокзала. Пребывая в непривычном для себя, состоянии душевного ступора. Цепкого, кажущегося бесконечным. Грудь и спина немного побаливали, но в целом всё обошлось благополучно. А ведь могло и не обойтись.

  С билетами очень даже повезло. Буквально перед ней, умудряющаяся проникновенно лаяться даже в очереди - молодая семейная пара, сдала две плацкарты на нужный поезд, отправляющийся через три часа. Закупившись в дорогу прямо на вокзале пирожками, соком и курицей-гриль, Таня дождалась посадки, оказавшись в вагоне одной из первых.

  "Японский пинцет. - Татьяна осторожно потрогала стекло пальцем, будто убеждаясь в его реальности, и подлинности всего происходящего. Сунула руку в карман, где находилась целая пригоршня карамели, и немного подсластила горечь расставания с любимым городом. - Жила, не тужила. Пришёл Шок Потрясеньевич Офигеев, с ходу попросив руку, сердце и нервную систему. Отказать, к сожалению, не получилось".

  - Так я всем говорю - Савельич не то, что на своём раритете, которому "Антилопа-Гну" в заплатки на покрышки не годится - на холодильнике уедет. Лишь бы длины шнура хватило.

  По проходу, в сторону Тани двигались четыре особи мужского пола, экипированные одинаковыми рюкзаками и двумя упаковками пива. Особям было лет по тридцать с махоньким хвостиком, и держались они с уверенностью бывалых путешественников. Для которых слова "плацкарт" и "дом родной", явно были синонимами.

  - Никто и не спорит, - хохотнул один из бывалых. - Он тут недавно в контору пришёл, и давай показывать - каких на Ладоге поймал, а какие сорвались. Сами понимаете, руки в стороны, в каждой руке - по метровой линейке для пущего эффекта. Про вес я вообще молчу: если цифра меньше двадцати пяти кэге прозвучит, значит это не Савельич вовсе, а какой-то подделывающийся под него проходимец...

  Компания синхронно ухмыльнулась.

  - Ничего не меняется, это точно... - С хорошо улавливаемой в голосе смешинкой, продолжил рассказчик. - Если наступит такой день, когда Савельич придёт, и поведает о чём-нибудь кроме рыбалки и своего вездехода: я обведу это число в календаре ярко-красным, и каждый год буду закатывать грандиозный сабантуй, наливая виновнику торжества - сколько он хочет. Пока что, праздника не намечается.

  Ухмылки стали ещё шире.

  - Я так полагаю, если Савельичу билеты в цирк на водное шоу купить, он и оттуда с уловом припрётся. Разве что, если не дальше пятого ряда сидеть будет.

  Обсуждающая отсутствующего и, судя по всему - во многом незаурядного Савельича, компания заняла все четыре места в ячейке, находящейся как раз напротив боковой полки Татьяны.

  - Девушка, а вы далеко едете? - Коротко стриженый блондин, с глазами цвета "влюбиться и пропасть к японской фене", забросивший свой рюкзак на верхнюю полку, повернулся к Тане. - Что-то мне подсказывает, что нам однозначно по пути. Может быть, даже на всю жизнь.

  Татьяна бросила взгляд на пустующий безымянный палец его правой руки. На мускулистые руки, широкие плечи под тонкой тканью футболки с короткими рукавами. На почти голливудскую внешность, но - не испорченную глянцем и приторностью. Вдохнула приятный и ненавязчивый аромат мужского парфюма. Еле удержалась, чтобы не вздохнуть с очевидной грустью. Не судьба.

  - Телята выросли, стали быками, и в один прекрасный день - загнали Макара в таку-у-ую непролазную географию... - Сказала Таня, отворачиваясь от симпатичного пассажира. - Вот и я туда же. Чтобы Макару не скучно было.

  - Так может, всё же... - Блондин немного растерялся. Несмотря на кажущуюся иронию, тон Татьяны был предельно серьёзным.

  - Не может, и не сложит. А приложит, и скукожит. - С непроницаемым лицом отрезала Таня, внутреннее огорчаясь до невозможности: и проглотив карамельку. - Пейте пиво. К пиву нужно воблу, а не стерву. Я являюсь как раз второй, и не имею никакой, даже отдалённой схожести - с первой.

  Атлетически сложенный симпатяга глянул на неё печально-настороженно, и отвернулся. Его товарищи никак не пожелали прокомментировать неудавшийся залп амура, периодически косясь на Татьяну - как на что-то диковинное, и не вызывающее никакого позитива.

  - Помните, полгода назад Савельич... - Блондин первым нарушил неловкую паузу, сделав вид, что ничего особенного не случилось. Таня достала пирожок с картошкой и грибами и, незаметно шмыгнув носом от никуда не девшейся грусти - откусила почти половину общепитовского изделия. Поезд тронулся. Воспоминания о событиях уходящего дня - тоже: в очередной раз детально прокручиваясь в голове, уподобляясь той самой заевшей пластинке...

  Звонок в дверь был непрекращающимся, долгим, до предела насыщенный какими-то паническими интонациями. Татьяна удивлённо повернула голову в сторону источника шума, поднялась с кресла, прервав написание начавшего обретать вменяемые формы диалога, где-то на половине.

  Откровенно говоря, взбалмошный звонок был лишь гармоничным дополнением к непонятному состоянию Тани, начавшего мучить её с самого пробуждения. Сегодня что-то должно было произойти, коренным образом поменяв размеренный ход её удавшейся почти по всем статьям, жизни. Неужто, действительно грядёт повышение зарплаты? На одни полугодовые обещания начальства - приподнять планку материальной свободы, нормальной косметики не купишь.

  Она глубоко вдохнула и решительно встала с кресла. По пути в прихожую бросив взгляд на настенные часы. Пять минут десятого. Кто это у нас такой беспокойный?

  Прильнула к дверному глазку. На площадке, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоял сосед из квартиры напротив. Тишайший, культурнейший пенсионер Игнат Альбертович, обладатель чеховского пенсне, и богатейшей коллекции образчиков человеческой глупости. Запечатлённых во всевозможных форматах, и на неимоверном количестве самых разноплановых носителей информации. Коллекция постоянно пополнялась.

  То ли не заметив потемневшего глазка, то ли - пребывая в насквозь растрепанных чувствах, Игнат Альбертович принялся отчаянно дубасить сухоньким кулачком по бронированной двери. У него было лицо человека, пытающегося найти лишний билетик на полностью укомплектованный и, готовящийся к отплытию через две минуты, Ковчег.

  "На улице бесплатно раздают двухпудовые гири и просроченный шампунь от перхоти, а Альбертыч решил тактично и вскользь уведомить меня об этом? - Таня взялась за ручку замка. - Так есть у меня гиря, пусть и пудовая... А перхоти - сроду не водилось".

  - Какие проблемы, Игн... - Невысокий, обычно степенный сосед с неожиданным проворством молча юркнул в приоткрывшуюся дверь, по пути своротив на пол пластиковую обувницу с несколькими парами туфель и кроссовок. Ладонь с нервными пальцами пианиста (или карманника, как вам будет угодно), закрыла Тане рот. Игнат Альбертович прижал её к стене, вертя головой по сторонам.