Богатым быть не вредно

– Когда-нибудь судьи рассудят, – кашлянул гость в кулак, разглядывая поющих канареек в роскошных клетках. – А почему у вас такое однообразие – канарейки да канарейки?

Лев Борисович отпустил Элоночку побегать и ответил за сына:

– До судьи далеко, как до Бога! Да и неведомо еще, кто вправе судить, а кто нет. Я считаю, что каждый мало-мальски мыслящий человек – сам себе судья. Поймешь это – судьба в твоих руках, а не поймешь – все твои надежды будут на Бога и на добрых людей, которые, как доказано наукой, практически вымерли. А канарейки, молодой кент, это птицы счастья. И пение у них божественное. Да, божественное! Вы только вслушайтесь, как сладко разливаются их голоса. Это же чудо-оркестр! Знаете, когда я слышу этот оркестр, мне кажется, что где-то рядом стоит волшебная машинка и чеканит золотые монеты. А они рассыпаются и рассыпаются по мраморному полу. Как золотой дождик. Вы слышите, какой это приятный золотой звон! Эх, даже умирать не хочется! – он прослезился и для пущей убедительности приложил руку к сердцу. Ему подтявкнула Элонка и завертела хвостиком, за что была награждена воздушным поцелуем.

Кукушкин чуть было не поверил в искренность старика, но жесткая и, надо полагать, честная мысль Хитроумова-младшего: «Ну, старая развалина, за всю свою жизнь не научился варить лапшу, а вешать пытается всем!» – вмиг отрезвила его.

В гостиную вошли еще два члена этой семьи. Рита от радости хотела броситься на шею Кукушкину, но Виктория Леонардовна вовремя всучила ей поднос со спиртными напитками.

– Василий Васильевич, как это мило с вашей стороны, что вы здесь! – защебетала дочь, поднеся ему фужеры и рюмки со спиртным так близко к лицу, будто он должен был их поцеловать. – Здравствуйте, здравствуйте, уникальный мой человек!

– О Риточка, с вашим появлением в этом рае стало еще светлее, – Вася поцеловал ей руку выше кисти, от чего поднос задрожал.

– Ой, неужели это правда! Боже мой, какая честь, вы не представляете…

– Рита, что ты такое говоришь, – сделала замечание дочери мать. – Почему ты решила, что Василий Васильевич не может представить…

– Ой, ну мама, что ты такое говоришь! – дочь решительно отдала поднос матери и повесилась-таки на шею гостю. – Василий Васильевич, извините, но я ничего не могу с собой поделать. Я так рада, я так рада… Вы мой бог, мой судья и моя надежда на мое счастье.

Пока что в глазах всех членов этой семьи Кукушкин был или великим оригиналом, или клоуном, или, в лучшем случае, жуликом и проходимцем, и только Рита видела в нем уникального человека. К такому выводу пришел Вася, прослушав их мысли, и, вспомнив учителя, решил: вот оно, конкретное зло, с которым надо бороться.

После просмотра семейных любительских фильмов, снятых Ритой и Всеволодом Львовичем, Лев Борисович наконец решил представить свою жену.

– Сейчас я вам, молодой-одаренный, покажу мою Мусю!.. Она у нас словно Ленин в мавзолее. Мы на нее смотрим и любим. Виточка, ты же медик, хотя и незаконченный, неужели ты не в состоянии вылечить свою свекровушку?

– Ну что ты, папенсия, – пошутила невестка в ответ, – зачем ее лечить, пусть поживет еще немножко.

Старая Муся действительно была похожа на мумию. Она лежала на кровати в глубоком параличе, и только в угасающих глазах едва теплилась жизнь. Кукушкину даже жаль стало старуху. Ему непонятно было, как могли самые близкие люди проявлять к ней такое циничное безразличие.

Только за шикарным обеденным столом Вася постепенно начал привыкать к этим людям. Оказывается, они на все смотрят сквозь пальцы. Серьезное отношение у них было только к деньгам и дорогостоящим вещам.

Еда на столе была разнообразная и вкусная. Кукушкин глотал все подряд, не успевая даже хорошо прожевать, а все члены семьи боялись плохо подумать о госте. Только глава семейства позволил себе на мгновение забыть об уникальных способностях Кукушкина, и в его голове случайно промелькнула неприятная для Васи мысль: «Да, Дерьмо производить он умеет. Интересно, на что он еще способен?»

Вася ел без хлеба, чтобы больше вместилось в желудке нежнейшего мяса и редчайшей рыбы. Когда почувствовал, что ему стало тяжело дышать, решил отдохнуть. Увы…

– Василь Васильевич, хотите скушать сердце или легкие? – засуетилась, ухаживая за ним, сидящая рядом Рита.

– Спасибо, Риточка, спасибо, я не сердцеед. А балык и ветчина мне тоже не тяжелы…

Лев Борисович захихикал, как пискливая трещотка, а Всеволод Львович прыснул так, что обрызгал прожеванной пищей все лицо жены.

– Ой, пардон, Витольда, не успел проглотить… – извиняясь, он раскашлялся.

– Ничего, Хитроумен, в лицо можешь плевать. Только не в душу, – обиженно ответила жена, вытираясь салфеткой.

Глава семьи сразу успокоился и поднял указательный палец:

– Ладно, Витольда, свою невоспитанность я тебе прощаю, – самодовольно сказал он и похлопал гостя по плечу: – Василий Васильевич, может, подышим? Ритуля, чадо мое, сделай кофеечек и принеси нам под пальму.

Кукушкин охотно согласился, и они уединились за фонтаном в роскошных финских креслах. Вася догадался, что сейчас начнется деловая часть встречи.

Хитроумов небрежно достал из бумажника несколько сторублевых купюр и бросил их в большую хрустальную пепельницу рядом с пачкой сигарет. Закуривая, он как бы между прочим стряхнул соринку с ветки пальмы и сказал:

– Если не возражаете подрабатывать у меня, даю сразу задаток.

«Бери, пока не передумали», – мгновенно решил Вася, но деньги взял медленно, стряхнул с них невидимую пылинку и спрятал в карман пиджака. Затем закурил и с любопытством начал рассматривать импортные сигареты и зажигалку.

«Теперь-то, братец мой, я тебя куплю со всеми твоими потрохами…» – подумал Хитроумен, но тут же исправился:

– Я хотел сказать, что хорошо дружить, когда есть чем поделиться. Не правда ли?

– А можно, я маленькую поправочку сделаю? – ухмыльнулся самоуверенно гость.

– Естественно.

– Важно еще, с кем делиться.

– О, конечно, конечно! – захохотал хозяин, поглаживая свой живот. – Вы правы – очень важно, кто делится!

Вася поддержал смехом собеседника и прислушался к его мыслям: Хитроумов чувствовал себя человеком, для которого ничего невозможного и недозволенного нет.

– Я вас, милый, познакомлю с магнатами, – заговорил он тоном всемогущего человека, – но о ваших способностях никто больше не должен знать. Кроме меня, разумеется. Я считаю так: вы взяли задаток, значит, вы мой. Почему молчите?

– Думаю, – ответил Вася невозмутимо.

– А вы не думайте, вам за это платить не будут. Ваша зарплата зависит от результата. Работа ваша будет далека от криминала. Между прочим, я хотел бы, чтобы вы ушли с прежней работы…

– Да что вы, очень жаль расставаться со своей любимой должностью…

Хитроумов был уверен, что гость торгуется.

– В таком случае у вас есть два варианта. Первый – вы увольняетесь и я вам компенсирую ваш твердый оклад на несколько лет вперед. Второй – совдепия покупает ваш талант за копейки, в виде компенсации оставляя вам моральное удовлетворение.

– Я подумаю, какой вариант лучше. – Вася старался не выдать радостного волнения.

В квартире пропел соловей. Кукушкин не сразу понял, что это звонок. В гостиной появились женщины. Виктория Леопардовна на подносе несла кофе. Рита пошла открывать дверь. Не успела хозяйка расставить на столе чашки и кофейник, как из коридора донесся премиленький разговор. Действующих лиц Вася вычислил сразу.

– Хелло, моя любимая Макака Макаковна! – конечно же, это долгожданный жених Риты.

– Как ты сказал? – невеста не желает слушать его солдафонские шутки.

– Макака Макаковна, а что? Ты разве произошла не от обезьяны?! – жених разыгрывает удивление.

– Мама! – Рита в слезах вбежала в гостиную. – Мама, он говорит, что меня родила не ты, а обезьяна.

– Иногда мне кажется, дочка, – ответила спокойно Виктория Леонардовна, уходя на кухню, – что действительно лучше родить мартышку, чем такого человека, как твой Виктор.