Свидание с доктором Лоскутиком

Глава восьмая

Жакет прямого покроя был одной из тех вещей, которые говорят сами за себя. Сделанный из жесткого прочного полотна, он был сшит как раз для того, чтобы успокоить, подбодрить или, наоборот, сделать выговор пациенту.

– Не сопротивляйтесь так упорно, расслабьтесь. Хотите причинять себе боль – пожалуйста.

Хильда Пейс освободилась от него уже минут через шесть после того, как проснулась и почувствовала некоторую стесненность в движениях. Уговоры и угрозы, которые источал этот костюм, не могли запугать высокую рыжеволосую даму до такой степени, чтобы она не осмелилась немедленно сбросить его. За два сезона до того, как она встретила Джейка, а это был ее последний год, проведенный в колледже, Хильда совершила турне по Новой Англии в качестве ассистента в театре варьете. И до сих пор она помнила почти все, чему тогда научилась.

– Отвратительный, мерзкий характер! Вы не должны этого делать! – предупреждал ее костюм через миниатюрную громкоговорящую систему, как только Хильда сбросила его. – Сейчас я буду кричать, чтобы подошла помощь…

Как раз в этот момент ее каблук превратил говорящее устройство в металло-керамическую пыль.

Подперев руками бока, Хильда тщательно оглядела свою камеру. В том, что это была именно камера, не было никаких сомнений. Стены не имели окон и были покрыты предохранительными пластиковыми панелями, а белая металлическая дверь не имела ручки. Между частями металлической арматуры двери было вделан смотровой глазок из противоударного стекла. Комната, так же, как почти все подобные камеры в самых разных частях света, не была достаточно теплой и имела устоявшийся запах дезинфицирующих препаратов.

– В той тюрьме для политических заключенных, в Марокко, по крайней мере было тепло, – сама себе напомнила Хильда. – Там была изнуряющая жара, хотя Джейк не согласился бы с этим. Такая высокая температура делает его чересчур раздражительным, во всяком случае, создается такое впечатление.

Затем она сделала медленный круг по комнате. Размер ее не превышал десять на двенадцать футов. Довольно просторно для камеры.

Она не обнаружила ни телекамер, ни подслушивающих устройств, хотя это обстоятельство никак не говорило о том, что за ней не наблюдают. Вполне возможно, что для наблюдения у них было еще что-нибудь, а не только смотровой глазок в двери.

– Возможно я поспешила разделаться с говорящим костюмом, – продолжала рассуждать она. – Может быть, он смог бы рассказать мне хоть немного о том, где же, черт возьми, я оказалась.

Она ощущала определенную уверенность в том, что находилась без сознания не более пяти или шести часов. Но, как известно, полагаться на подобные ощущения можно далеко не всегда. Кроме того, она была почти абсолютно уверена и в том, что находится все еще в Швейцарии, и что ее не вывезли из страны за то время, пока она спала под действием наркотиков.

Еще раз быстро оглядевшись кругом, она уселась на холодный белый пол, чтобы снять обувь с левой ноги: в комнате, если ее можно было так назвать, не было вообще никакой мебели.

– Да, все устроено весьма основательно, весьма. – Она все-таки догадалась, кто мог запереть ее в этом заведении, пока отыскивала в своей туфле, в том месте, где начинается подъем, заранее припрятанный миниатюрный контейнер. Из него она извлекла миниатюрное же устройство, напоминавшее складную телескопическую удочку, и металлический стержень, похожий на зубочистку. – Как видно, проделали все не так уж и основательно.

Ногтем мизинца она начертила невидимое для глаз изображение маргаритки на поверхности пустого контейнера, после чего раздался едва различимый щелчок, контейнер открылся еще раз, и на свет было извлечено еще одно подобное устройство и еще один стержень. Зажав их оба в руке, Хильда надела туфлю.

Теперь она опустилась на колени перед дверью. На ней не было замка и не было даже намека на то, что он может находиться именно со стороны комнаты. На толстой прочной двери не было вообще ничего, похожего на замок. Не было даже петель.

– Да, что-то уж слишком хорошо, чтобы нельзя было ничего обнаружить.

Выпрямившись, Хильда взмахнула «удочкой», развернувшейся в длинную стальную ленту, и ударила ею прямо поперек двери в самой ее середине. Затем ударила еще, но на этот раз вдоль. От этих тяжелых ударов дверь раскрылась будто распустившийся четырехлепестковый цветок.

По коридору в направлении ее комнаты уже бежал достаточно крупный мужчина, одетый в белый медицинский халат.

– Вы должны оставаться в своей комнате, мисс Айнфюр, – предостерег он ее, почему-то используя в разговоре английский.

– Я чувствую… легкое головокружение. – Она споткнулась и начала опускаться на колени, падая прямо в коридор, на пол, покрытый каким-то белым материалом.

Охранник потерял бдительность.

– Ну, что тут удивительного! Проломить такую толстую дверь… О-о-ааа!

В этот момент она ударила его своей прекрасной рыжеволосой головой прямо в пах и, быстро вскочив на ноги, нанесла еще пять резких ударов ребром ладони по его шее.

Обойдя бесчувственно лежавшее тело, она бросилась прямо в сторону большого белого холла. В самом его конце виднелось единственное высокое окно, сквозь которое проглядывал серый швейцарский рассвет.

Ух! Ух! Ух!

За ее спиной, в покинутой ею комнате раздавались какие-то странные звуки.

Тогда Хильда устремилась к дверям, где на немецком, французском и английском было написано: «Помешанные с самым строгим режимом содержания».

За дверью начиналась белая винтовая лестница. Хильда побежала по ней вниз, после того, как на ходу заглянула в коридорное окно и поняла, что находится как минимум на пятом этаже здания.

Ух! Ух!

Это раздался очередной сигнал тревоги из отделения, где содержались помешанные строгого режима.

Спустившись вниз на три этажа, Хильда подошла к дверям, надпись на которых гласила: «Помешанные с ослабленным режимом содержания».

– Это звучит немного приятней, – вслух заключила она. – И я не должна рассчитывать на то, что мне удастся спуститься до первого этажа так, чтобы меня никто не поймал.

Коридор, в котором она оказалась на этот раз, не пустовал. Там было несколько человек, которые были озадачены раздававшимися сверху напоминавшими крик совы сигналами тревоги, но ни один из них не был похож на представителей обслуживающего персонала. Из одной комнаты выглянул мужчина, одетый в яркую, всех цветов радуги, пижаму, почти рядом с Хильдой осторожно передвигались на инвалидных колясках две женщины, а недалеко, прислонясь к дверному проему, стоял худой негр в похожем на мантию купальном халате. И, наконец, прямо на ее пути, загораживая дорогу, на полу, возлежал на спине старик с огромной белой бородой.

– Вам нужна помощь? – спросила его Хильда.

– У вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, как выбраться из дома, переполненного призраками? – спросил ее старик.

– Даже несколько, – ответила она.

Старик немедленно сел.

– Тогда вы могли бы помочь мне сочинить…

– Вы не должны вставать с пола, мистер Чиктовага, – забеспокоилась одна из сидящих в коляске женщин.

– А что, ему тоже очень тяжело передвигаться? – спросила Хильда, бросая беспокойный взгляд через плечо.

Но нигде не было видно никаких признаков погони.

– Он сочиняет, – пояснила женщина.

– Да, я тот самый, широко известный Клод Х. Чиктовага-младший, – заметил старик. – Я всегда сочиняю, находясь именно в таком положении, чтобы под моим задом было абсолютно ровное место. Эту привычку я приобрел еще в 1923 году на Аляске. Первый раз я оказался в таком положении благодаря удару одного очень хитрого эскимоса, и пока я лежал, растянувшись в таком положении, меня посетила мысль. Так появилась моя книжка «Таффи Твинс в Доме Призраков». Было продано почти 9 миллионов экземпляров, и она стала началом целой серии историй о Таффи Твинс.

– А кроме того, и причиной, по которой вы оказались здесь, в сумасшедшем доме для наиболее знаменитых служителей искусства, – заметила другая женщина.