Вампир поневоле

– Ну и?

Вован, по-прежнему хихикая, снова ткнул пальцем, на этот раз указывая на объявление, висящее на заборе. «Пересечение границ стройки очень опасно для вашего здоровья» – гласил плакат.

– Все равно не въезжаю…

– Я просто представил, – объяснил в промежутках между подавляемым хихиканьем Вовка, – в чем эта опасность для здоровья может выражаться: стройку надо охранять, вот и бегает по ее периметру прораб с огромным таким ломиком…

Тут уже расхохотался и я, представив описанную Вовкой картину: вечер, полумрак… И бегает вокруг забора мужик в синей спецовке и с каким-то дрыном в руках…

– О, Господи! – с сиденья рядом с водительским раздался тихий стон. – За какие прегрешения ты послал мне этих двух идиотов?!

У него что, вообще нет чувства юмора?!

Наконец эта безумная поездка закончилась. Я, честно говоря, уже и не надеялся добраться до дома живым: всю дорогу водитель даже не пытался покоситься в зеркало заднего вида!

Машина резко остановилась напротив областной больницы, и мы осторожно выползли из нее. Я едва не забыл вытащить из автомобиля Аню. Но вот когда наружу вышел Дракула, начались проблемы: водитель удивленно уставился на нас сквозь ветровое стекло, а затем и вовсе вылез из машины:

– Что [вырезано цензурой] здесь происходит?! Как я [вырезано цензурой] здесь оказался?! Кто [вырезано цензурой] вы вообще такие?!

Дракула медленно обогнул машину со стороны капота (водитель, занервничав, нырнул в салон, судорожно роясь под сиденьем в поисках монтировки) и, опершись на открытую дверь, тихим глубоким голосом сказал:

– Посмотри мне в глаза.

Водитель вскинул голову и замер, уставившись в черноту его зрачков. Монтировка оглушительно звякнула, упав на асфальт.

– А теперь, – продолжил Дракула, – ты заводишь машину. И когда я досчитаю до трех, ты уедешь туда, где мы встретились, и забудешь все, что было с того момента, как я остановил машину. Раз… Два… Три…

Водитель захлопнул дверь, машина рванулась с места и умчалась, едва не сбив меня. Бедный, несчастный, нагруженный, я еле-еле успел отскочить в сторону.

А Дракула мотнул головой, отбрасывая с лица прядь длинных, слегка вьющихся волос цвета воронова крыла, пробурчал что-то вроде: «Боже, как я устал…» – и вновь мрачно уставился на нас с Вовкой:

– Вы так и будете торчать, как жены Лота, или мы все-таки пойдем?! Где твой дом?

– Пошли, – вздохнул я.

К счастью, до моего дома оставалось пройти совсем ничего. Проблемы начались, когда мы вошли в подъезд. Во-первых, лифт не работал – пришлось подниматься пешком… И это на восьмой этаж! Ну а во-вторых… Я ж еще и Аню на руках держал. По-моему, она тяжелела с каждым новым этажом, прибавляя на каждом лестничном пролете килограммов по пятьдесят. А то и все сто…

Этажу к четвертому Вовка легко обогнал меня, крикнув при этом:

– Андрюх, тебе идет этот галстук!

– Ка-кой галстук? – пропыхтел я.

– Красный! У тебя на плече! А, это твой язык! Извини, обознался!

Га-а-ад!!!

К шестому этажу Вован успел пять раз обозвать меня «Ромео» и три раза спеть «тили-тили-тесто, жених и невеста».

К седьмому этажу я твердо решил, что, едва мы поднимемся на мой этаж, я его застрелю, четвертую, колесую, а после этого еще и надругаюсь над трупом путем расчленения. Если от него еще что-нибудь останется…

Но к восьмому этажу, когда я, задохнувшись, остановился перед дверью (ни капельки не запыхавшийся Дракула уже стоял там, опершись плечом о косяк), Вовка перехватил Аню и, улыбнувшись, сказал:

– Ищи ключи…

Я, роясь в карманах, решил, что, так и быть, простю его (тьфу! я уже с ним заговариваться начал! Прощу, конечно), но в этот момент Вован продолжил:

– Ромео!

«Все-таки он сволочь, хотя и мой друг», – решил я, вытаскивая брелок с ключами. Или лучше наоборот? «Мой друг, хотя и сволочь»?

Едва я повернул ключ в замке, как Вовка снова передал мне Аню, а сам принялся открывать дверь. Ой, зря он это сделал…

Бедный Вован чудом успел отскочить в сторону, когда на лестничную клетку, едва не сбив его с ног, выскочил шерстяной клубок из двух собак. Коричневые чау-чау бешеной лавиной промчались мимо нас, метнулись к лестнице, едва не затоптав замершего Дракулу, и скрылись внизу…

Ну вот, теперь их еще ловить…

Господи, за что мне эти муки!

Выгрузив Аню на диван в зале и бросив на пол ее сумку, я простонал:

– Вов, поройся в холодильнике, а я пойду собак отловлю.

Барсик и Мурзик, скоты пушистые, наматывали круги по двору, пока я, прислонившись к железной двери, флегматично следил за ними. Жрать хочется, аж переночевать негде… А эти твари блохастые мечутся, хоть бы хны им! На шашлык их пустить, что ли? Так Ромка, брат мой младший, такую бучу поднимет! «Ой, мои песики! Ой, мои песики!» Ага, его песики, его. А как выгуливать их, так Андрей – самый крайний!

И завел же еще этот остолоп себе привычку – чуть что, так сразу: «Ма-а-аленьких все-е-е обидеть норовя-а-а-ат!!!» (произносится с таким характерным всхлипываньем).

Блин, маленький он! Семнадцатилетний столб, на голову выше меня, а сам туда же. Маленький! Ну не гад ли он после этого!

А потом еще и добавляет: «Обижают бедного несовершеннолетнего ребенка!» Однажды я не выдержал и спросил его:

– Ром, а что ты будешь говорить, когда тебе стукнет восемнадцать?

– Ну… – задумался он. – Обижают бедного только-только совершеннолетнего ребенка.

– А в девятнадцать?

– Обижают бедного давно совершеннолетнего…

– А в двадцать? – перебил его я.

Он задумался, а потом выдал:

– Обижают бедного ребенка, несовершеннолетнего по американскому законодательству!

Ну этому его точно Вовка научил, юрист хренов!

Наконец собаки нагулялись и подбежали ко мне. Я погладил Барсика по голове, потрепал Мурзика за уши, открывая дверь в подъезд, и чау-чау медленно вошли в дом. Вошли-то они медленно, но вот догнал я их только на восьмом этаже.

Слава богу, дверь Вовка не закрыл. Я вполз в квартиру, разулся, бросил носки к стиральной машинке и, пройдя в свою комнату, переоделся в джинсы и первую попавшуюся шведку. Рубашка, правда, оказалась Ромкиной, узковатой мне в плечах, но это уже проблемы брата… Тем более что шведка была настолько помятой, словно по ней топтались слоны.

На кухне Вовка поставил на стол нарубленную огромными кусками колбасу, сыр, полувыжатый лимон (нож, что ли, не мог наточить?), печенье и чай. Дракула, оставшийся в плаще, сидел возле окна. А я, честно говоря, всегда считал, что плащ – верхняя одежда, которую надо снимать в доме… Едва я вошел, он окинул меня таким ледяным взглядом, что мне захотелось вернуться в спальню и, если не закопаться под кровать, то хотя бы переодеться во фрак или смокинг. Да вот проблема: из единственного френчика, купленного к выпускному вечеру в школе, я уже давно вырос. Так что я загнал это недостойное желание поглубже и, сполоснув руки, уселся за стол. Ложка растворимого кофе, две ложки сахара, кипяток… Господи, как я устал!

– Это еще цветочки, – мрачно пообещал Черный Плащ.

– Оптимистично! – хмыкнул Вовка. – Кстати, может, все-таки скажешь, как тебя зовут?

– Во-первых, не «тебя», а «вас». – Интересно, у него рефрижераторов в роду не было? – А во-вторых, я уже говорил: я Влад III Цепеш-Дракула Валашский.

– Поиграем в Станиславского, – заявил Вовка. – Не верю! Тот хмырь, у которого мы были в гостях, тоже называл себя Владом Дракулой.

– Он. Назвался. Моим. Именем?! – прохрипел зубастик.

Пальцы его левой руки, лежавшей на столешнице, побелели, а когда он, справившись с приступом ярости, убрал ладонь, на крышке стола остались четыре вмятины.

Что ж я предкам скажу?

– Он назвался Владом Дракулой, – подтвердил я, изо всех сил пытаясь казаться спокойным.

– Ага, – вмешался Вовка. – И, кроме того, он – точно не Дракула?