Отчет 2 И кобыле легче и волки сыты

Конкуренты, полностью вписывающиеся в картину детского садика на роли серьезных загадочных пыхтящих трубками бук, немножко боялись.

Обнаружив, что я обратил внимание на них, они вышли из оцепенения после моего крика. Двое закончили привязывать жертву к столбу. Стоящий ближе всех к нам повернулся и посмотрел на меня.

Невидимая, но очень ощутимая рука больно стиснула мои губы, а потом зависла перед грудной клеткой и потянулась к сердцу. Я присмотрелся к руке и она начала таять. Потом я улыбнулся магу на помосте и подумал, что он может внушать мне любую муть, на самом деле это фигня.

С сократившейся до пятидесяти метров дистанции я ясно увидел, как он в панике уронил на грудь чисто выбритую челюсть и как его смуглое лицо и лысина побледнели.

– А вот кто тебя просил не спросясь колдовать?! – сочувственно крикнул я и посмотрел, как факелы из рук парочки поджигателей выпорхнули в толпу.

Переждав тихое «Ах!», прокатившее по толпе, я почуял, как к стрелам Хама и Зары, уже перезарядившим луки, потянулись невидимые руки.

Один из пиротехников щелкнул пальцами и запалил еще факел. Стрела Хама коротко свистнула, срезав верхушку факела и лязгнула о крышу дома на краю площади. Рука, не поймав стрелы, медленно растаяла. Второй пиротехник, бледнея, уставился на Хама.

– Вы чем слушали… когда я говорил, что не надо против нас колдовать?! – пропыхтел я, вспрыгивая на спину бегуна и шагая на помост. – Сейчас каждый маг на счету, а они об нас лбы расшибают! – возмущенно закончил я и посмотрел на привязанную к столбу.

Одно короткое мгновение я просто смотрел на заплаканное лицо с повязкой на рту, полуспрятанное растрепанными светлыми прядями.

Потом я посмотрел в черные глаза, полные муки несправедливости.

В следующее мгновение я почувствовал, что меня распахнули, как книгу и быстро читают. Она просто стала мной и посмотрела на мои мысли и память, как на свои.

Найдя в себе ее, я коснулся самых поверхностных ее мыслей.

На меня обрушилась обида, жгучая дикая обида на всех, кто дураки и не видит, и не понимает правильного и за это хочет больно-больно убить.

Она отшатнулась.

Секунду я смотрел, как ее тихие всхлипывания из-под повязки затихают, а потом обнаружил, что среди моих мыслей появилась не совсем моя – ее знание, что я не дам ее убить.

– А почему сейчас каждый маг на счету? – осторожно спросил с другого края помоста седой здоровяк, внимание которого болталось вокруг меня и почему-то не могла найти. Я задумался, что бы это могло значить и поняв, наглым голосом пророкотал:

– Папаша, если ты хочешь прочитать мои мысли – прекрати, а то станешь, как он, – я похлопал по плечу худенького мужичонку, попытавшегося остановить мне сердце. – просто кусочком мяса.

Я перевел взгляд на пребывающего в шоке мужичка под моей рукой и ободряюще сообщил, убирая руку:

– А ты не расстраивайся. Пара-тройка перерождений и все пройдет.

– Точно? – недоверчиво прохрипел он. Я подумал было, что надо бы сообщить, что я шучу, а потом вдруг понял, что не шучу, а просто констатирую факт.

– Точно. – искренне сказал я. – Только не просто сменить пару тел, а нормально, прожить.

– Уф! – облегченно вздохнул мужичек. – А я уж подумал, что насовсем.

– Да что ж я – демон какой – насовсем! – добродушно сказал я ему и повернулся к старшему.

– А кто же ты тогда, если не демон? – громко, чтобы толпа могла слышать не только мои реплики, спросил он.

– Кто я и почему сейчас на счету не только каждый маг, но и каждый человек, я скажу потом. Сначала я хочу так или иначе закончить дело с этой женщиной. – я ткнул в столб, вокруг которого уже стояло мое отделение.

В воздухе что-то свистнуло и к ногам Хвата упали разрубленные пополам бумеранги. Хват смазанным движением метнулся к одному из магов и вернулся обратно.

Маг без видимых повреждений опустился на помост.

– Через пару часиков очнется! Если разрешат! – громко сообщил Хват окружающим, засовывая мечи в ножны. Сделав это сообщение, он повернулся ко мне за разрешением.

– Пусть живет!. – великодушно пророкотал я и перевел взгляд на седого громилу. Достав из кармана еще не потухшую трубку, я быстро кинул ее между зубов, жестом фокусника убрал руки за спину, в пару пыхов раскурил ее, кивнул легкому гулу толпы и спросил:

– Почему вы хотите ее сжечь?

– А почему ты хочешь не дать нам это сделать? – контратаковал громила облачком дыма. Я посмотрел на восьмерых разных магов, старательно окуривавших периметр помоста, и подумал, что для сценки «переговоры казацких вожаков о полоненой принцессе» явно не хватает стола с кружками.

Над площадью висела тишина – люди не шевелились, боясь пропустить хоть миг из устроенного мною шоу.

Я вернул взгляд на громилу и громогласно сказал:

– Уважаемый, если ты думаешь, что она внушила мне мысль вам помешать – то да, у меня такая мысль есть и это ее мысль, но сам я пока не решил, мешать вам или как, поскольку вместо того, чтобы объяснить мне, за что вы хотите замучить ребенка, вы на нас нападаете. Поэтому объясняй скорей, пока я не подумал, что вы задумали что-то гадкое, о чем и говорить не хочется.

– А вы что, судьи верховного бога? – скептически осведомился куда-то в воздух, старательно избегая наведения вопросов в меня. Пока я придумывал, что бы ответить, обессиленный мною мужичонка, в которого угодил вопрос седого, прогудел:

– Разуй глаза, Акаранкой! Магия на них не действует, наоборот, они ее исчезают. У них эти… луки. И у него – он осторожно махнул в мою сторону. – зачем-то…не помнишь, зачем?… глаза закрыты зеркалами.

Акаранкой посмотрел на мужичка, потом глянул на мои очки и спросил:

– Ты из пустоты?

– Ну наконец-то! – радостно воскликнул я на фоне шумного оха толпы за спиной.

Акаранкой посмотрел на совершенно успокоившуюся в окружении четырех спин девушку и спросил:

– Ты заберешь ее с собой?

– Может быть, если ты наконец, расскажешь, за что вы хотели ее сжечь.

Маг опустил голову и тихо сказал в пол:

– Мы хотели ее сжечь, чтобы выбросить с нашего мира в пустоту, потому что она – Несносная Ведунья, а им нет места в это мире.

От столба донеслось возмущенное мычание.

– А ты пока молчи! – рыкнул я, ткнув пальцем в столб.

Мычание смолкло.

Маг поднял удивленный взгляд, посмотрел на затихшую Ведунью, перевел взгляд на меня на меня и охреневше спросил.

– Как ты это сделал?… Как ты заставил ее замолчать?

Я на секунду призадумался, как бы объяснить, что раскапывать истину я сам себе землекоп.

– Я дал ее понять, что сейчас будет правильным молчать, поскольку я и без нее докопаюсь до истины и приму решение, которое будет моим, и оно будет правильным. – прожурчал я.

– Вот-вот. – буркнул Акаранкой. – А нам она почему-то этого не дает. У нее врожденное чувство, что правильно, а что нет, то есть, чтобы не пугать глупых людей, что надо, а что не надо делать, чтобы потом не жалеть о содеянном, и не набивать себе шишки и не наживать себе головную боль. Только вот объяснить ей, что если люди не будут набивать себе шишки, они ничему не научаться, у нас не получалось, а не слушать ее тоже не получалось, поскольку она умеет читать людей и говорить в них.

Вот что нам оставалось делать, кроме как с костром отправить ее в пустоту? – виновато закончил он, поднимая глаза от пола. В глазах было знание, что сжигать таких очень больно и жалко, но другого выхода не было. Посмотрев на мои очки, он опустил глаз аи тихо добавил – И зеркала-то на глаза она одевать отказалась.

Мне стало интересно, что ж такого с этими зеркалами?

– Интересно, почему? – спросил я вслух и кивнул Шнырк, в руке которой после моего вопроса появился нож. Шнырк аккуратно спорола повязку, закрывавшую рот ведуньи.

– Пуф! – облегченно сказала ведунья и облизала пухлые губы. Я еще раз посмотрел на ее лицо и подумал, что если бы глаза ее не были черны пугающе чернильной чернотой – была бы просто девочка-красавица.