Холодные деньки (ЛП)

Я распознал в этом ещё одну охотничью тактику. Первый охотник заставлял нас сокращать дистанцию со вторым. Таким образом они не давали нам свернуть, пытаясь заставить нас паниковать и выкинуть из головы все мысли, кроме как ехать по прямой — в приятном, ровном и предсказуемом направлении.

Второй всадник поднял руку, в которой держал тёмное очертание копья. Он метнул его вперёд, направив траекторию оружия именно куда следует. Я вскинул левую руку и растянул в его направлении заклинание щита. Результат получился неоднозначным. Копьё ударилось о щит и пролетело сквозь него, разрывая на клочки сплетённое мной заклинание. Но вместо того, чтобы прошить насквозь моё лицо, копьё достаточно отклонилось, чтобы его лезвие лишь чиркнуло по задней стороне моей шеи, оставляя за собой полосу жгучей боли.

Во мне бурлил адреналин, и я не обратил на боль никакого внимания. Чёрт побери, эта рана не имела значения, даже если бы задела артерию — у меня всё равно не было бы времени остановиться и получить срочную медицинскую помощь. Я повернулся, чтобы метнуть во всадника ещё один заряд магии, но он снова поднял руку и издал жуткий крик, а моё заклинание рассеялось, едва ли доставив наезднику что-то кроме небольшого неудобства. Его лошадь сбилась на шаг или два, но всадник ударил её шпорами, и она быстро вернула прежний темп.

Вот ведь неожиданность — магия была почти безвредна для Охотников.

Выход один — Винчестер.

Я вытащил винтовку из держателя Харлея, устроил большой палец на курке, держа Винчестер одной рукой, затем развернулся в обратную сторону, чтобы пустить оружие в ход против всадника. У меня не было достаточно времени, чтобы толком прицелиться, возможно, вся эта затея вообще была контрпродуктивной, учитывая скорость, с которой мы неслись, то, что погоня была весьма необычной, то, что уже было темно, а дождь продолжал лить. К тому же я явно не Энни Оукли. [16] Так что прицелившись как мог, я нажал на курок.

Винтовка грянула как гром, и взрыв распадающихся теней расцвёл на плече, шее и подбородке всадника. Я обратил внимание на броню, скрывающуюся под покровом тьмы, и ту часть лица, которую открыл мой выстрел. Я с вновь накатившей волной ужаса осознал, что только что всадил пулю в Эрлкинга.

А мгновением позже я со вспышкой надежды осознал, что всадил пулю в Эрлкинга в ночь на Хэллоуин.

Эрлкинг покачнулся в седле, а его скакун споткнулся и изменил направление, снова набирая высоту. Я дослал ещё один патрон в патронник, ухватил винтовку на манер пистолета и крутанул её в обратном направлении над пригнувшей голову Кэррин, наставив оружие на оставшегося всадника, который уже один продолжал наступать с поднятым вверх копьём.

Я снова выстрелил наугад. Я не попал в него, но раскат выстрела последовал сразу за броском его копья. Наездника я этим не устрашил, но его адский скакун дрогнул, и копьё пролетело мимо нас. Всадника это не отпугнуло. Сначала он успокоил лошадь, а затем издал сверхъестественный, кипящий от гнева крик и выхватил длинный меч с чёрным лезвием из ножен сбоку, снова сокращая дистанцию.

Я никак не мог быстро дослать в винтовку ещё один патрон в моем текущем положении. Это Джонн Уэйн взводит курок, крутя винтовку одной рукой? Это действительно полезно, если ты имеешь дело с одним из этих крупных овальных рычажных затворов, а мой был меньше и традиционно прямоугольный. Да и Джоном Уйэном быть тоже полезно. Мне пришлось притянуть винтовку к груди и держать её в таком положении, пока левой рукой я передёргивал затвор. Наездник повернул в нашу сторону, и я выстрелил ещё раз — и промахнулся, так как скакун быстро дёрнулся и резко изменил скорость, едва подавшись назад, чтобы сразу же продолжить нам докучать.

Я повторил всё это три раза, пока не понял, что наездник играет со мной как с идиотом. Он опасался ружья, но знал его слабость: ею был я. Он не уклонялся от пуль, а пытался меня обхитрить, провоцируя на выстрелы с мизерным шансом на успех, чтобы в итоге у меня закончились патроны.

И всё это время остальная часть Дикой Охоты продолжала за нами гнаться: несколько дюжин всадников, подобных этому, плюс возможно в два раза большее количество призрачных гончих, всё ещё держащихся на высоте пятидесяти футов над нами и в стольких же позади, и, очевидно, предоставивших первым двух Охотникам право первой попытки.

— Лошадь! — крикнула Кэррин. — Стреляй в лошадь!

Я стиснул зубы. Мне не хотелось этого делать. Насколько мне было известно, это была не настоящая лошадь, а всего лишь маска — под этой призрачной оболочкой вполне мог скрываться ещё один человек.

Всадник снова издал крик, который показался мне странно знакомым и внушал ужас. Снова и снова он пикировал на нас, а я отгонял его винтовкой, в то время как мы гнали на безумной скорости в этой дождливой ночи, обменивая каждую пулю на ещё одну кроху времени.

— Туда! — внезапно прокричал я, указывая налево. — Гони туда! Промзона!

Наконец, мы достигли территории старого металлургического завода.

Кэррин вдавила газ и покатила Харлей на открытую местность, бешено гоня к единственной оставшейся постройке — три бетонных стены около тридцати или сорока футов в длину, идущие параллельно по крайней мере четверть мили — всё, что осталось от металлургического завода США.

Когда копыта лошади ударили по земле, каждое из них высекло множество сердитых серебряных искорок. Чёрный скакун взвизгнул в агонии, а я издал рёв, полный вызова — после века работ на металлургическом заводе, в земле, где приземлился всадник, должно было остаться неимоверное количество следов стали и железа — какая бы сила ни поддерживала Дикую Охоту, она любила всё это ничуть не больше, чем все остальные создания в Феерии.

— Гони между стен! — крикнул я Кэррин. — Ну же, ну же!

— Это безумие! — криком ответила она мне.

— Я знаю!

Она вела Харлей через груды щебня и гнала в непроглядную темень между стенами, а всадник в это время был прямо за нами.

— Ближе! — крикнул я. — Прижми его к стене!

— Зачем?!

Четверть мили — несерьёзное расстояние для рычащего Харлея, а единственное, что ждало нас в конце этого пути — холодные воды озера Мичиган.

— Поторопись! — завопил я.

— Арргх! — прорычала Кэррин и резко замедлила Харлей, срезав вправо.

Через мгновение всадник оказался вплотную к нам, и хотя через окружающую его тьму нельзя было различить выражения его лица, язык его тела выдавал, что наш манёвр стал для него полной неожиданностью.

«Теперь опасная часть плана», — подумал я, и это заставило меня истерично захихикать. Только теперь вся эта затея становилась опасной.

Прежде чем всадник смог изменить скорость или набрать высоту, и пока Харлей был наклонен к нему, я поставил ногу на сиденье и прыгнул на него, сжимая в руке разряженный Винчестер.

Я врезался в всадника, но кем бы он ни был, он был силён. В моём распоряжении была мощь мантии Зимнего Рыцаря, но в сравнении со всадником я был беспомощным ребёнком. Он толкнул меня своей могучей лапищей в грудь, и этот толчок чуть не послал меня в полёт. Но я вцепился ему в рукав, и, когда он накренился, повис на нём. Это меняло дело. Это уже не было проблемой противостояния силы против силы. Всё превратилось в состязание массы и принципа рычага с мускулами, и мускулы проиграли. Я стащил всадника с седла, и мы вместе рухнули на землю на большой скорости.

От удара наши руки расцепились. Ещё я помню, как пытался защитить голову руками. Винтовка при падении тоже куда-то отлетела. Я видел, как всадника так же крутило при падении, серебряный огонь горел на его теневом покрове. Моё падение остановилось на несколько ярдов дальше, и я стремительно вскочил на шатающиеся ноги. Я заметил, что винтовка лежала в нескольких ярдах от меня и подскочил к ней.

Я схватил ружьё, но прежде чем успел его зарядить, услышал шаги позади и обернулся, поднимая винтовку над головой параллельно земле. И вовремя: я почувствовал поражающую силу чудовищного удара, когда меч со звоном ударил по стали восьмиугольного ствола винтовки.