Вампир. Английская готика. XIX век

Я вошел в комнату и внимательно оглядел собравшихся. За столом сидело человек тридцать. В те суматошные дни постояльцам стоило немалых усилий добиться от слуг, чтобы те, усталые и запыхавшиеся, приносили ужин в номера. Менее настойчивым, если они не собирались умирать с голоду, оставалось лишь ужинать в гостиной за общим столом. Среди собравшихся не было ни графа, ни его прелестной спутницы. Однако маркиз д'Армонвилль, которого я менее всего ожидал встретить в общественном месте, с понимающей улыбкой указал на стул рядом с собой. Я повиновался. Видимо удовлетворенный, он тотчас завел светский разговор.

— Вы, должно быть, впервые во Франции? — спросил он.

Я подтвердил.

— Не сочтите за дерзость мой дружеский совет. Париж — одно из самых опасных мест для пылкого богатого юноши. На вашем месте я бы не рискнул ехать туда в одиночку. Если у вас нет опытного друга, который сопровождал бы вас во время путешествия… — Он помолчал.

Я сказал, что спутника у меня нет, однако я в состоянии сам позаботиться о себе. В Англии я достаточно повидал жизнь и, полагаю, человеческая натура одинакова во всех странах. Маркиз с улыбкой покачал головой.

— Вы непременно заметите различия, и весьма существенные, — возразил он. — Каждой нации свойственны определенные черты характера и особенности умственного склада. В преступной среде эти особенности преломляются в характерный почерк, отличающий мошенников разных стран. Класс людей, добывающих пропитание собственной изворотливостью, в Париже в три-четыре раза многочисленнее, чем в Лондоне, и живут они гораздо богаче; кое-кто даже утопает в роскоши. Изысканностью манер и образом жизни эти жулики не уступают высшему свету. И они куда изворотливее лондонских бандитов, действуют изобретательно, с вдохновением, проявляют недюжинные актерские способности, которых вашим соотечественникам явно недостает. Мошеннические уловки их нередко сродни искусству; живут же они в основном игрой.

— В Лондоне тоже немало карточных мошенников.

— Да, но здесь это происходит совсем по-другому. Шулеры постоянно обитают возле карточных столов, они НаВiТuееs в бильярдных, на скачках, везде, где идет игра по-крупному. Действуют они тонко, так, что комар носа не подточит. Они превосходно вычисляют шансы, прибегают к помощи сообщников, к подкупу и другим ухищрениям. Для каждого зеленого новичка у них находятся новые жульнические приемы. Да, это происходит везде; однако только в Париже мошенничество совершается столь утонченно, с таким finеssе. Вы не раз встретите модно одетых людей с великолепными манерами, изысканной речью. Живут они на широкую ногу; богатству их завидуют даже парижские буржуа, искренне полагающие, что люди эти занимают очень высокое положение в обществе. Они обитают в роскошных дворцах, обставленных с утонченным вкусом; дворцы эти часто посещаются знатными иностранцами и, как ни прискорбно, молодыми глупыми французами. Во всех этих дворцах идет большая игра. Сами хозяева редко участвуют в ней, предпочитая держаться в тени; это фигуры подставные. Они предоставляют полную свободу действий своим сообщникам, те заманивают наивных гостей в сети и обирают до нитки.

— Но я слышал, как один молодой англичанин, сын лорда Руксбери, не далее как в прошлом году дочиста разорил два парижских игорных стола.

— Видно, — засмеялся маркиз, — вы намерены повторить его подвиг. Я в вашем возрасте тоже предпринял нечто подобное. Начал я ни больше, ни меньше с пятисот тысяч франков и вознамерился выйти в победители, просто удваивая ставки. Я не раз слышал о таком приеме и наивно полагал, что шулеры, истинные хозяева стола, ничего о нем не подозревают. Однако вскоре я обнаружил, что они не только превосходно знакомы с этой тактикой, но и обладают действенным оружием против нее. Они применили правило, запрещающее удваивать ставки более четырех раз подряд, и, не успев начать, я остался без гроша в кармане.

— А это правило все еще в силе? — обескуражено спросил я.

— Разумеется, в силе, мой юный друг, — рассмеялся он и пожал плечами. — Люди, живущие игрой, понимают в ней куда больше новичков. Я вижу, вы выработали тот же самый план и прибыли сюда хорошо подготовленным.

Я поведал маркизу, что замыслы мои простираются гораздо дальше. Я привез для игры тридцать тысяч фунтов стерлингов.

— Вы знакомы с моим добрым другом, лордом Р.; помимо уважения к нему, я питаю симпатию к вам лично, поэтому не сочтите мой совет излишне навязчивым.

Я искренне поблагодарил его за участие и пообещал, что непременно прислушаюсь к любому его совету.

— В таком случае послушайтесь меня, — сказал он. — Оставьте деньги в том банке, где они сейчас лежат, и не прикасайтесь к ним. Не ставьте в игорном доме ни единого наполеондора. В ту ночь, когда я вознамерился сорвать банк, я потерял семь или восемь тысяч фунтов стерлингов в пересчете на английские деньги. В следующий раз я получил приглашение в один из тех великосветских игорных домов, что скрываются под видом частных особняков; там меня спас от разорения некий господин. С тех пор мое уважение к нему возрастает год от года. По счастливому совпадению, он находится сейчас в этой гостинице. Я узнал его слугу и нанес краткий визит. Он не изменился; все так же добр, отважен и в высшей степени достоин уважения. Человек, о котором я говорю, — граф де Сен-Алир. Он происходит из чрезвычайно древнего рода. Ныне он совершенно удалился от светской жизни; я объясню, почему. Пятнадцать лет назад не было человека отзывчивее его. Он и сейчас честнейший и разумнейший человек на свете, если не считать одной странности.

— Какой? — я сгорал от нетерпения.

— Недавно он женился на очаровательной девушке, лет на сорок пять его моложе, и, разумеется, ужасно ревнует, хотя и совершенно беспочвенно.

— А что графиня?

— Графиня во всех отношениях достойна такого замечательного мужа, — сухо ответил он.

— Нынче вечером я слышал пение; полагаю, это была она.

— Возможно; графиня очень утонченная натура. — Помолчав немного, он продолжил: — Мне нельзя упускать вас из виду. Я сгорю со стыда, если при встрече с моим другом лордом Р. вы будете вынуждены сообщить ему, что в Париже вас обчистили. Богатый англичанин с крупной суммой во французском банке, молодой, беспутный — на такую добычу тотчас слетятся вурдалаки и гарпии со всего Парижа.

В этот миг мой сосед справа толкнул меня локтем в бок. Он не намеревался меня задеть, просто слишком резко повернулся на стуле.

— Клянусь честью солдата, нет на свете шкуры, на которой дырки заживали бы быстрее, чем у меня.

Голос был хриплым и зычным; я подскочил на месте. Это был тот самый офицер, чье мертвенно-бледное лицо нагнало на меня страху в гостиничном дворе. Он яростно вытер рот и, отхлебнув вина, продолжал:

— Верно говорю, в жилах у меня не простая кровь, а ихор — кровь богов! Я уж не говорю о росте, мускулах, крепких костях и даже о храбрости; отнимите у меня все это, и, клянусь честью, я голыми руками разорву на куски голодного льва, вобью ему зубы впасть и задушу его же собственным хвостом! Отнимите у меня все, чем наделила природа, и все равно я в битве буду стоить шестерых, потому что на мне любая рана заживает, как на собаке. Разорвите меня в клочья — я срастусь заново быстрей, чем ваш портной пришьет пуговицу. Черт возьми, господа, видели бы вы меня голым! Вам бы стало не до смеха. Взгляните на мою руку — я заслонил голову, и сабля разрубила мне ладонь до кости. Три стежка — и через пять дней я играл в мяч с английским генералом! Дело было в Мадриде, возле монастыря Санта-Мария-де-ла-Кастита, а в плен мы его взяли при Арколе. Вот была заварушка, клянусь дьяволом! Дыма было столько, что вы, господа, задохнулись бы в пять минут; Я получил две мушкетные пули в бедро, заряд дроби в лодыжку, удар пикой в левое плечо, порцию шрапнели в левую лопатку, штыковую рану в хрящи правых ребер, да в придачу мне саблей снесли кусок мяса с груди и заехали ядром прямо в лоб. И что же, господа? Да вы не успели бы и глазом моргнуть — через восемь с половиной дней мы шли форсированным маршем, босиком, и я был душой нашего взвода, здоров, как бык!